По его глазам я вижу: он знает, что я чувствую, и ему это нравится. Очень.
– Тебе придется рассказать мне, где ты раздобыл эти тако, – говорю я ему, когда он возвращается к столу. Я откусываю еще один кусок, хотя Хадсон всячески старается испортить мне аппетит. И, проглотив тортилью и начинку, продолжаю: – Думаю, мне захочется тако и завтра.
– Вероятно, я смогу это устроить.
– В самом деле? – Я вопросительно поднимаю брови.
Он с веселым видом качает головой.
– Грейс, чтобы порадовать тебя, я готов почти на все. Я еще несколько месяцев не смогу отвезти тебя на Таити, но каждый день кормить тебя тако – это не проблема.
– Мне нужны не тако. – Я беру его за руку и стискиваю ее. – Мне нужен ты.
– А мне ты, – отвечает он и кивком делает мне знак продолжать есть.
Когда я беру второй тако, он меняет тему разговора.
– Расскажи мне, что будет изображено на твоей картине. Мне не терпится посмотреть на нее.
– Мне тоже, – фыркаю я.
Он заинтригован.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я хочу сказать, что понятия не имею, что именно я пишу. Обычно я точно знаю, что хочу изобразить, но сейчас я просто пишу, притом пишу так, будто от этого зависит моя жизнь. Странно, не так ли?
– Гений вообще странен. – Джексон пожимает плечами. – Это известно всем. Продолжай работать, и посмотрим, что из этого выйдет.
– Я тоже так думаю. В худшем случае просто выйдет какая-нибудь муть, а это не страшно.
– Это будет не муть, – говорит он.
– Откуда ты знаешь?
– Просто я знаю тебя.
Это такой простой ответ, но это именно то, что мне надо сейчас услышать.
– Ты чересчур очарователен. – Я улыбаюсь. – Но ты же и сам это знаешь, верно?
Джексон просто ухмыляется и наклоняется, чтобы поцеловать меня, прежде чем сесть. Хадсон издает звук рвотных позывов, и я невольно поворачиваю голову и со злостью смотрю на него.
– Что, Хадсон все еще разговаривает с тобой? – спрашивает Джексон, и по его тону видно, что это его не радует.
– Все время. – Я закатываю глаза. – Он вообще не затыкается.
– Знаешь, ты становишься все стервознее и стервознее, – ворчит Хадсон.
– Этим меня заразил ты. С кем поведешься, от того и наберешься, – огрызаюсь я.
– Это само собой, – соглашается Хадсон, и в его темно-голубых глазах появляется хитрое выражение, от которого мне становится не по себе, хотя я и не понимаю почему.
– Мой брат определенно умеет портить настрой, – ворчит Джексон, вставая.
– Спасибо, – отвечает Хадсон. – Я старался.
– Не мог бы ты просто взять и заткнуться на пять минут? – резко бросаю я, встав из-за стола вслед за Джексоном.
– Так будет неинтересно. – Хадсон отходит в сторону, садится на один из низких книжных стеллажей, болтая ногами, берет маленькую горгулью, которую Амка водрузила на верхнюю полку, и обхватывает ее руками. – К тому же, если я буду молчать, кто станет указывать тебе на твои ошибки?
– А не слишком ли много ты на себя берешь? – Я показываю Хадсону язык.
– Прости, – говорю я, догнав Джексона и обняв его сзади за талию. – Я знаю, ты готовился к этому вечеру, но Хадсон постоянно все портит.
– Не бери в голову. – Он поворачивается и тоже обнимает меня. – Это не твоя вина.
– А у меня такое чувство, будто моя. – Я сжимаю его еще крепче.
– Нет, определенно не твоя. – Он наклоняется и целует меня в висок. – Но раз уж наше свидание пошло не так, как планировалось, может, хотя бы попробуем провести это время с пользой?
– В каком смысле?
– Мы могли бы узнать побольше о горгульях. Я знаю, что ты пыталась изучить этот вопрос до того, как из-за Хадсона все пошло наперекосяк.
– И вовсе ничего не пошло не так, – рычит на него Хадсон. – Я пытался ей помочь.
– Отличная мысль, – отвечаю я Джексону, и он делает мне знак опять сесть за круглый стол, пока он переносит на него книги, приготовленные Амкой.
Я сердито смотрю на Хадсона.
– Ты завладел моим телом. Тоже мне помощь.
– Ты опять за свое? – Он вздыхает. – Несмотря на то, что теперь ты знаешь, почему мне пришлось взять атаме?
– Я никогда не перестану сердиться на тебя за это, – говорю я.
– Кто бы сомневался. Я пытался помочь, и вот как ты меня благодаришь.
– Пытался помочь? – Я скептически хмыкаю. – Ты хочешь сказать – помочь себе самому?
– Тебе когда-нибудь надоест делать из меня плохого парня? – тихо спрашивает он.
– Не знаю. А тебе когда-нибудь надоест быть плохим парнем?
Во время этой перепалки Джексон возвращается к столу и кладет на него три книги из тех, которые отложила для меня Амка. Мне не терпится их почитать, и я быстро беру верхнюю – «Магические существа, большие и малые».
Вопреки моим ожиданиям Джексон не садится, а подходит к стеллажу, на котором сидит Хадсон, и нагибается, чтобы взять книгу с нижней полки. Похоже, Хадсон собирается пнуть его ногой в лицо – хотя Джексону это, разумеется, неизвестно.
– Не смей, – одними губами произношу я.
Хадсон выгибает бровь, но, в конце концов, все-таки оставляет Джексона в покое.
– Не слишком ли ты его опекаешь?
Я, прищурившись, смотрю на него.
– Я просто защищаю его от убийцы.
– Ты же знаешь, что это Джексон убил меня, не так ли? – Он качает головой, спрыгивает со стеллажа, отворачивается и бормочет: – На сегодня с меня хватит пренебрежения. У меня есть более важные дела.
И он исчезает из виду, углубившись в один из узких проходов между стеллажами. До меня не сразу доходит, что он идет тем же путем мимо всех здешних горгулий, которым прошла я, когда была в библиотеке в первый раз. И когда познакомилась с Лией.
Глава 43. Даже у серийных убийц есть свой предел
Более важные дела? Эти слова Хадсона отдаются в моей голове снова и снова.
– Что ты хочешь этим сказать?
Хадсон не отвечает.
– Я серьезно, Хадсон. Что ты собираешься делать?
Опять никакого ответа. Козел.
Я делаю еще одну попытку – кричу, глядя в проход, где он исчез.
– Ты не можешь просто говорить такие вещи и ожидать, что я…
Джексон садится и вздыхает.
– Возможно, нам лучше заняться этим как-нибудь в другой раз.
– Почему? – зло рявкаю я.
Он вскидывает бровь, но отвечает спокойно:
– Я спрашивал, не захочешь ли ты отложить эти изыскания до какого-нибудь другого времени, поскольку сейчас ты, как мне кажется, немного… рассеянна… и кричишь на моего брата.
И моя злость сразу же испаряется. Джексон не виноват в том, что его брат такой засранец.
– Нет, не захочу. Прости меня. По-моему, изучение информации о горгульях – это самое то. Я хотела заняться этим с самого начала.
– Ты уверена? – Джексон накрывает рукой мою ладонь и сжимает ее. – Я пойму, если тебе нужно…
– Мне нужно быть с тобой, – перебиваю его я, не обращая внимания на сосущее чувство в животе, оставшееся после проделок Хадсона. – Заняться изучением горгулий и того, что надо сделать, чтобы выдворить твоего брата из моей головы – сейчас это кажется мне превосходной идеей.
– Лично мне идея выдворить Хадсона из твоей головы кажется превосходной всегда, а не только сейчас. – Джексон невесело качает головой.
Я смеюсь и высвобождаю руку из-под его руки.
– Ты прав.
Открыв книгу на указателе, я начинаю искать что-нибудь такое, что могло бы нам помочь.
– А ты сам что-нибудь знаешь о горгульях? – любопытствую я, достав из рюкзака блокнот и усевшись рядом с Джексоном. – Я имею в виду, что некоторые вещи известны всем, не так ли? Например, даже те, кто не верит в существование магических существ, знают, что вампиры не могут войти в комнату без приглашения, а драконы любят копить богатство. – Я делаю паузу. – Вообще-то я точно не знаю, действительно ли драконы любят это делать.
– О да. – Джексон улыбается. Но его улыбка быстро сменяется выражением задумчивости – он смотрит в пространство и несколько секунд барабанит пальцами по столу. – О горгульях сохранилось много рассказов, – говорит он наконец. – Я слишком молод, так что я их не застал – мой отец убил их всех задолго до моего рождения.
Последнее предложение падает на стол, подобно бомбе, которая тут же взрывается.
– Твой отец убил их? – спрашиваю я и слышу, что в моем голосе звучит потрясение.
– Да, – отвечает он, и я никогда еще не видела его таким пристыженным.
– Как? – шепчу я.
Я хотела спросить, как ему удалось убить их всех, но Джексон понимает мой вопрос буквально.
– Горгульи могут умереть, Грейс. Это нелегко, но возможно. Что до короля горгулий, то мой отец решил убить его лично, с помощью вечного укуса.
Вечный укус? У меня мороз по коже продирает.
– Что это?
Джексон вздыхает.
– Это дар моего отца. Даже один такой укус смертелен. Никому не удавалось его пережить. Не уцелел даже король горгулий. – Я отмечаю про себя, что не стоит подходить к королю вампиров так близко, чтобы он смог меня укусить. – А остальных горгулий он просто убил старым дедовским способом?
– Да, но это сделал не он сам, а его войско. – Он усмехается, но в этой усмешке нет ни капли веселья. – По-видимому, предрасположенность к геноциду – это у нас семейное.
Слово «геноцид» бьет меня, словно кастет. Это самое ужасное, что только мог совершить Хадсон, и я даже представить себе не могу, каким порочным, каким гнусным надо быть…
– Да пошел ты в жопу! – вопит Хадсон, выйдя из сумрака прохода.
От этого внезапного взрыва ярости у меня широко раскрываются глаза, а сердце начинает бешено колотиться. Она так безудержна, так неукротима, что – я это чувствую – грозит разрушить баррикаду, которую я выстроила у себя в голове. По стене разбегаются трещины, она дрожит.
– Хадсон? – с трудом выдавливаю я из себя. – Что ты…