– Тогда скажи, что мне надо делать. Уже без шуток.
– Хорошо. Ты должна думать о полете. Не о том, что ты можешь упасть, не о том, что ты можешь двигать крыльями, не о том, как взлететь, а просто о полете. О том, как ты поймаешь ветер.
Он оглядывается по сторонам, затем ему в голову, похоже, приходит какая-то мысль, потому что он хватает меня за руку.
– Знаешь, что? Пошли на трибуны.
– Ты шутишь? Я не стану сразу прыгать с трибун! Ни за что.
– Мы не станем прыгать с трибун – ты же не птенец, который учится летать.
Хадсон фыркает и тотчас оказывается на трибуне, где садится, развалясь и улыбаясь до ушей.
Мы подходим к первому ряду трибун, и Флинт останавливается перед бортиком.
– Хотя надо заметить, что, если бы ты в самом деле спрыгнула с трибуны и начала падать, мы с Джексоном подхватили бы тебя. Так что тебе нечего опасаться, понятно? Все проще простого.
Я чувствую, как у меня округляются глаза.
– И это говорит парень, который только что уверял меня, что я пойму, как надо летать в ходе игры.
Он шевелит бровями.
– Если честно, я по-прежнему считаю, что дело можно было бы сделать и так. Но давай попробуем вот эдак.
И он вдруг поднимает меня и ставит на бортик перед первым рядом трибун. В отличие от тех случаев, когда он поднимал меня в моем человеческом обличье, сейчас его бицепсы напрягаются, и он кряхтит.
Мне тоже приходится нелегко. Одно дело – удерживать равновесие, стоя на ограждении, когда ты из плоти и крови, и совсем другое – когда ты состоишь из камня. И мне приходится напрячь всю свою волю, чтобы не завизжать, когда он отпускает меня. Но я ни за что не стану вести себя как истеричная человеческая девица, затесавшаяся в компанию сверхъестественных существ.
Джексон заслуживает лучшего, как, впрочем, и я сама.
И вместо того, чтобы истошно завопить, как только Флинт перестает меня держать, я подавляю рвущийся из горла крик и спрашиваю:
– И что теперь?
На лице Флинта отражается неуверенность, когда он говорит:
– Прыгай.
– По-моему, ты говорил, что будешь давать мне уроки полетов! А это – я машу рукой – никакой не урок!
– Я имел в виду, что стану давать тебе уроки, когда ты будешь в воздухе. Ведь я как-никак делаю лучший тройной риттбергер во всей школе. – Он ухмыляется.
Я качаю головой.
– Только тройных риттбергеров мне сейчас и не хватало.
– Послушай, я же стараюсь. – Он смеется и отходит на несколько шагов. – Ну так как, ты хотя бы попробуешь сделать это по-моему?
– А по-твоему – это как?
– Просто прыгни и… – Он машет руками.
– Махай крыльями?
– Ну да. Но не думай о своих крыльях. Думай о…
– Полете. – Я вздыхаю. – Да, это ты мне уже говорил. – Я смотрю на поле и на остальных, которые с грехом пополам тренируются, но в основном просто глазеют на меня.
А, черт, ладно. Лучше уж шлепнуться, чем просто стоять. Я делаю глубокий вдох, закрываю глаза.
– Помни, думай о полете, – повторяет Флинт, отойдя еще дальше. Не знаю, почему он это сделал – потому что, по его мнению, я сейчас полечу, или потому, что он ожидает моего падения и хочет находиться на безопасном расстоянии от точки приземления.
Это неважно, говорю я себе, стараясь сосредоточиться. Важно только одно: думать о полете. Вот только как?
Я полечу. Полечу. Полечу. Флинт сказал мне думать о полете, вот я и думаю о полете. Я полечу. Как птица. Как самолет. Как… ладно, это неудачная аналогия. Я полечу. Я поле…
Я прыгаю и… приземляюсь на свою каменную задницу – что, как оказывается, совсем не так больно, как когда я падала на пятую точку, находясь в обличье человека. Что ж, и на том спасибо. Вот только сотрясение сейчас определенно оказалось сильнее.
– И это определенно не полет, – роняет Хадсон, по-прежнему сидящий, развалясь, в нескольких футах от меня.
– Как ты? – спрашивает Джексон, подбежав ко мне и помогая мне встать. – Прости. Я был слишком далеко, чтобы подхватить тебя.
Разумеется, он считал, что должен подхватить меня, как же иначе? Я качаю головой и улыбаюсь.
– Не переживай. Камень хорошо поглощает толчки.
Он смеется.
– Это не так.
– Да, не так, – соглашаюсь я, стряхивая прилипшую траву со штанов. – Но мне было не больно, честное слово. Все нормально.
– Хорошо. – Он показывает на бортик. – Хочешь попробовать еще раз?
– Совсем не хочу.
Он поднимает бровь.
– Но попробуешь все равно?
Я вздергиваю подбородок.
– Само собой.
Глава 63. Думая о хорошем
Джексон протягивает мне руку.
– Давай, я помогу тебе взобраться туда.
Может, возразить? Нет, не стоит. Мне совсем не хочется забираться на этот трехфутовый бортик, пока я состою из камня. Впрочем, если честно, я не уверена, смогла ли бы я залезть на него, даже находясь в человеческом обличье.
Две минуты спустя я снова оказываюсь на земле, и на этот раз мой зад уже болит. Через три минуты страдает уже не только он, но и моя гордость.
– Ты уверен, что вместо того, чтобы думать о хорошем, мне не надо начинать думать о плохом? – спрашиваю я Флинта.
Он ухмыляется.
– Ты могла бы попробовать, но вряд ли это поможет.
– Да, это не прокатит.
– Ясен хрен, не прокатит. – Хадсон потягивается и закладывает руки за голову. – Но зрелище получается просто отпад.
На сей раз встать с земли мне помогает Флинт.
– Ну что, будем надеяться, что в четвертый раз тебе уж точно повезет?
– Нет, в четвертый раз мы попробуем сделать это по-другому, – говорит Джексон и, взяв меня за руку, тянет в центр поля.
– Разве начинать полет надо не с более высокого места? – спрашиваю я.
Он улыбается мне.
– Да, мы начнем с более высокого места. – И он поднимает меня все выше, выше, выше, пока мы не оказываемся под самой крышей стадиона.
– Хм-м, спасибо, но раз меня сюда поднял ты, я летаю не сама. – Я подавляю смешок, представив себе, как мы болтаемся в воздухе, точно пара аэростатов. Хадсон теперь вовек от меня не отстанет.
– Тогда тебе лучше полететь самой, не так ли? – говорит он. – Иначе я еще долго буду напоминать тебе об этом фиаско…
– Скоро я перестану поддерживать тебя. – Джексон отпускает меня. – Теперь попробуй лететь сама.
Я смотрю на землю, от которой меня отделяют футов пятьдесят, и не знаю, хочется ли мне делать это на такой высоте. Но на земле у меня ничего не вышло, к тому же я уверена, что Джексон не даст мне упасть. А раз так, то что я теряю?
И я закрываю глаза и думаю о хорошем – думаю о полете. Не знаю, сама ли я лечу, но мои крылья впервые начинают двигаться – они делают это, хотя я не принимала осознанного решения махать ими.
Это странное ощущение, не неприятное, но определенно чудное. На земле я ничего такого не чувствовала, когда махала крыльями, но теперь, когда я нахожусь высоко над землей, я ощущаю под ними сопротивление воздуха и при каждом взмахе чувствую легкий толчок.
– Ты все еще поддерживаешь меня, верно? – спрашиваю я Джексона, начав двигаться вперед.
– Само собой, – отвечает он с улыбкой, которую изо всех сил пытается скрыть.
Я знаю, почему он улыбается – потому что я выгляжу нелепо, поскольку двигаю руками, как при плавании брассом, как будто это может мне как-то помочь.
Если я сейчас не пойму, что именно нужно делать, чтобы лететь самой, то так и буду барахтаться в воздухе, будто пловец – при виде меня даже мой бойфренд с трудом сдерживает смех. Могу представить себе, что обо всем этом думают Флинт и Мэйси, стоящие внизу.
– Думаю, с меня хватит, – говорю я Джексону после нескольких минут в попытках остаться в полувертикальном положении и при этом лететь. – Я никогда не врублюсь, как это делать.
– Это не так. У тебя уже теперь получается намного лучше, чем прежде.
– Если учесть, что прежде я просто падала с бортика стадиона, можно предположить, что ты приукрашиваешь действительность.
Он улыбается мне, и, хотя нас разделяет несколько футов, клянусь, что я чувствую, как он гладит мое лицо.
– Попробуй еще раз, – говорит он. – Ради меня. У меня есть идея.
– Какая идея?
– Я скажу тебе потом. Просто попробуй еще раз.
– Хорошо, – соглашаюсь я. – Но после этого я пас. Мне надо будет найти другой способ помочь нашей команде. Например, разносить остальным игрокам воду и кровь.
Он смеется.
– Я уверен, что до этого не дойдет.
– А я не уверена.
Но я пообещала, что попробую еще раз, и я сделаю эту попытку. Я опять машу крыльями и стараюсь продвинуться вперед, не двигая руками, как при плавании брассом.
Поначалу мне кажется, что я сейчас начну двигаться назад, но затем я вдруг дергаюсь вперед.
– О боже! – визжу я, вне себя от радости… пока несколько секунд спустя не лечу прямо вниз.
Джексон подхватывает меня, а затем я неожиданно чувствую, что лечу. Вперед. По прямой.
– Я лечу! – кричу я Джексону, который, широко улыбаясь, все еще парит на том же месте, с которого мы начинали.
– Вижу, – отвечает он.
– Я лечу, Флинт! – кричу я, глядя вниз.
Флинт тоже улыбается и показывает мне два больших пальца.
– Хадсон! У меня получилось! Я лечу! – шепчу я, зная, что он услышит меня на любом расстоянии.
– Да, летишь. – Он вдруг оказывается в воздухе рядом со мной, паря на спине. – Может, полетим наперегонки к тому концу поля?
– Только если ты не будешь мне поддаваться.
Он приподнимает бровь.
– Ты плохо меня знаешь.
– В этом ты прав. – Я начинаю махать крыльями изо всех сил, чтобы посмотреть, что будет. И восторженно верещу, двигаясь вперед.
Хадсон смеется, поравнявшись со мной.
– Готова? – спрашивает он.
Я киваю.
– На старт.
Он переворачивается.
– Внимание.
Я встаю в позицию и кричу:
– Марш!
Мы мчимся вперед, и, хотя я знаю, что на самом деле он вовсе не летит ря