Но я не выпущу этот мяч. Ни за что. И я сжимаю его изо всех сил. Тут-то и возникает боль – когда я начинаю противиться растяжению, – но мне все равно. Я не оплошаю, только не теперь, когда мы так близки к победе.
Затем боль внезапно прекращается, и портал извергает меня обратно на поле. Мне не удается удержаться на ногах, и я опрокидываюсь на спину. Но мяч остается у меня, а только это и имеет значение. Даже если он вибрирует так сильно, что мне кажется, у меня вот-вот переломятся пальцы.
Я переворачиваюсь, ища глазами, кому бы бросить мяч, и прямо передо мной приземляется Джексон, улыбаясь и подмигивая мне. Я кидаю ему мяч, он переносится в другой конец поля и бежит к линии ворот. Опять.
Эти порталы просто жесть.
Я бегу за ним – далеко позади, – не зная, чем еще помочь, поскольку летать я не смогу следующие тридцать секунд. Но тут мимо меня пробегают Коул и второй человековолк команды-соперника, принявшие обличье волков, и оба они мчатся прямо на Джексона. Я не могу разобраться с ними обоими, но справиться с одним мне под силу. И я врезаюсь в бок Коула.
Он рычит, словно бешеный пес, и его зубы сжимают мою ладонь. Но камень есть камень, так что мне не больно. Опять, уже во второй раз, он не желает меня отпускать и теперь волочет за руку по полю, точно тряпичную куклу.
Не на такое я рассчитывала, когда бросалась Джексону на помощь. Не зная, что еще можно предпринять, я свободной рукой хватаю Коула за хвост и тяну изо всех сил.
Он визжит, как рассерженный ребенок, отпускает мою руку, и я отдергиваю ее. Но теперь он окончательно вышел из себя и полностью сосредоточивается на мне, забыв про мяч.
Пока на него с рычанием не набрасывается Зевьер – также в волчьем обличье – и не отгоняет его от меня.
Коул поворачивается и бежит прямо на Джексона, словно он только что вспомнил про мяч, но я-то знаю правду и Зевьер тоже. Нам очевидно, что Коул боится Зевьера, что, вероятно, повлечет за собой последствия, выходящие далеко за рамки этой игры.
Джексон уже близок к линии ворот. Слава богу! Если это не закончится в ближайшее время, мои нервы, наверное, просто не выдержат.
Однако у самой линии ворот один из вампиров команды-соперника преграждает ему путь и отпихивает назад. Джексон подлетает, вампир-соперник тоже, они оба оказываются в воздухе.
Джексон приземляется на ноги, но ругается на чем свет стоит, поскольку мяч уже нагрелся почти до белого каления. И он не может не выпустить из рук раскаленный шар. К счастью, рядом находится Гвен, она подхватывает «комету» и мчится к линии ворот. Один из драконов-соперников вот-вот настигнет ее, и она поднимает руку над головой и насылает на дракона стихии.
Мощный порыв ветра сваливает дракона наземь, и он врезается в ведьму, которая думала, что застанет Гвен врасплох, и уже занесла свою волшебную палочку.
Но тут, откуда ни возьмись, в Гвен врезается второй вампир, они оба тут же проваливаются в портал и исчезают примерно на десять секунд, которые тянутся, как вечность. Часы показывают, что из тридцати секунд, в течение которых я не могу летать, прошло уже двадцать семь. В конце концов, Гвен, шатаясь, выходит из портала в нескольких футах от меня. Она прижимает к боку покрасневший от жара мяч, но выглядит помятой и подтаскивает одну руку.
Я беспокоюсь за нее, но теперь ею занимается судья, а посему я, радуясь тому, что снова могу летать, бросаюсь к ней, хватаю «комету» и, напрягая все силы, лечу к линии ворот. Коул мчится за мной, воя от ярости, но я на него не смотрю. Я не смотрю ни на кого и ни на что и вижу перед собой только одно – линию ворот. Это наш шанс победить, и я не упущу его.
Краем глаза я вижу, что прямо на меня летят оба дракона из команды-соперника. Я не могу их остановить, так что я о них не беспокоюсь. Я просто лечу. Но когда они оказываются совсем близко, я берусь за платиновую нить внутри меня, тяну ее, в еще большей степени превращаюсь в камень и, став тяжелее, опускаюсь на пятнадцать футов. И драконы сталкиваются надо мной со звуком, похожим на взрыв.
Но это неважно, потому что я вот-вот пересеку линию ворот. Я отпускаю платиновую нить, дергаю за золотую, отвечающую за мое человеческое обличье, и сразу становлюсь легче. И перелетаю через линию ворот, после чего опускаюсь на землю как раз к тому моменту, когда истекают мои тридцать секунд полета.
Глава 77. Откометь меня, детка!
– Мы сделали это! – радостно вопит Флинт – в который раз после нашей сегодняшней победы в турнире. И смотрит на меня с широкой улыбкой, выставляя банки с газировкой на стол, стоящий в читальном уголке башни Джексона.
– Точно! – отвечает Зевьер, и они с Флинтом хлопают друг друга по спине, как бывает всегда после спортивной победы. – Мы размазали Коула по стенке.
– А я что говорю, – соглашается Иден, сидящая на диване, положив ноги в исцарапанных фиолетовых берцах на журнальный столик. – Клянусь богом, больше всего мне понравилось выражение его рожи в самом конце. Он никак не мог поверить, что они исчерпали весь запас своих бесчестных приемов, но все равно продули игру.
– Да где это видано, чтобы человековолк побил дракона? – фыркает Флинт.
– Что-что? – говорит Зевьер. – А кто тогда я?
– Этого я еще не понял, – отвечает Флинт, окинув его взглядом. – Может, ты драконоволк?
– Давай остановимся на волкодраконе, – ухмыляется Зевьер.
– Поддерживаю, – соглашается Иден и жадно смотрит на Мэйси, которая только что поднялась по лестнице, неся стопку коробок с пиццей из кафетерия.
– Как Гвен? – спрашиваю я Мэйси.
– Ее подруга написала мне, что ее накачали обезболивающим и сейчас она спит в лазарете. Но через несколько дней она будет в полном порядке. – Мэйси ставит коробки на журнальный столик. – А о чем вы спорите?
– Он больше похож на дракона, чем на волка, так что первым должно идти слово «дракон», а не «волк», – говорит Флинт, взяв коробку с пиццей… и оставив всю ее себе. – Я хочу сказать, что Зевьер ведь не дурак, не так ли?
– Конечно, – соглашаюсь я. И поскольку я – хотя я и горгулья – не обладаю обменом веществ, с которым можно умять целую пиццу без ущерба фигуре, беру всего лишь два слайса пиццы пепперони и сажусь на пол возле журнального столика.
– Не все человековолки дураки, – отзывается Зевьер и тоже берет себе целую коробку пиццы. – Только те, которые учатся в Кэтмире.
– Истинная правда, – говорит Мекай, сидящий рядом со мной.
– Каков вожак, таковы и все остальные, – резюмирует Джексон. – Поэтому ты и должен бросить ему вызов, Зевьер. Когда его не будет, остальные человековолки начнут дружить с головой.
– Я уверен, что он уже бросил вызов этому уроду – это произошло сегодня на игровом поле, – отвечает Флинт. – Ты сделал его прежде, чем мы одержали победу. Он был похож на мокрую курицу еще до того, как Мэйси превратила его в цыпленка.
– Мы сделали их всех, – говорит Иден и засовывает в рот кусок пиццы. – Всех.
– В этом матче лучшим игроком стала Мэйси. Она спасла жизнь Зевьеру, и мы все к тому же смогли увидеть, как Коул-цыпленок плюхнулся на землю и кудахтал целых десять секунд – самые счастливые десять секунд в моей жизни. – Мекай так хохочет, что на глазах у него выступают слезы. – А второе место с небольшим отрывом заняла Грейс, когда летела над полем с Коулом, висящим на ее ноге.
– Да уж, – говорю я с совершенно каменным лицом, в то время как остальные хохочут. – Это было та-аак смешно.
– Может, тебя это и не повеселило. – Джексон улыбается улыбкой, от которой у меня всегда трепещет сердце, – но нас, остальных, эта картина привела в полный восторг.
– А мне очень понравилось, когда ты обратила Серафину в камень, – замечает Иден. – Это была самая клевая штука из всех, которые я когда-либо видела на игровом поле во время Лударес.
– Да, это было здорово, – соглашается Флинт. – А ты видела…
Он продолжает говорить, а я поворачиваюсь к Джексону.
– Интересно, все драконы – такие хвастуны? – шепчу я.
– Это еще что. – Джексон не дает себе труда перейти на шепот и картинно закатывает глаза. – Стоит Флинту начать, и его уже не остановить, сколько ни крути ручку обратно.
– Вообще-то я тебе не часы с кукушкой, – говорит Флинт, и, хотя на его лице играет та самая дурацкая ухмылка, мне кажется, что под ней скрывается обида. – Меня нельзя завести.
– Меня интересует не завод, а обратный процесс, – отвечает Джексон, и мне вдруг становится не по себе, потому что я не могу не думать о том, что сказал мне Флинт сегодня утром.
– Кто-нибудь хочет попить? – осведомляюсь я, встав и подойдя к столу, стоящему у окна. Иден и Флинт просят принести им по банке газировки, а Мэйси – бутылку газированной воды.
Взяв со стола напитки, я не тороплюсь, потому что мне нужно подумать.
Флинту явно невдомек, что я просекла фишку, и, хотя я понимаю, что из-за Джексона его сердце разбито, какой-то части меня не нравится, что свою тайну он решил доверить именно мне. Джексон – мой суженый, моя пара. Ясное дело, что теперь я чувствую себя виноватой в том, что Флинт страдает. Тем более что они с Джексоном знают друг друга куда дольше, чем Джексона знаю я.
Я – незваная гостья, чуждый элемент. Но что я могу сделать? Отказаться от сопряжения? Но я не смогла бы этого сделать, даже если бы захотела, а я определенно этого не хочу. И что остается? Разбивать сердце одного из моих ближайших друзей просто фактом своего существования? Смотреть, как он изводит себя из-за Джексона?
Мне больно даже думать обо всем этом. И хочется, чтобы было хоть какое-то средство, которое могло бы помочь.
– Такого средства нет, – говорит Хадсон на удивление серьезным тоном и, плюхнувшись на пол у двери комнаты Джексона, прислоняется спиной к стене. Он явно постарался оказаться как можно дальше от всех остальных. Я уже думала о том, куда он мог подеваться во время нашей последней игры. Может, он удалился для того, чтобы не отвлекать меня? Но я вижу темные круги под его глазами, ссутуленные плечи, впавшие щеки, из-за которых его скулы кажутся сейчас еще рельефнее, чем прежде.