– Помимо прочего, он гомофил.
– Что вы такое говорите? – прошипел Фарли.
Он, конечно, видел личное дело Алана Тьюринга с пометкой «возможно, гомосексуалист». Но после объявления помолвки с Джоан Кларк вычеркнул эти слова. Фарли вообще не придавал всему этому большого значения, поскольку сам учился в Королевском колледже. Оскар попробовал сменить тему, но Пиппард стоял на своем. Он вспомнил парня по имени Джек Гровер, которого Тьюринг якобы пытался соблазнить на берегу озера. Возможно, Тьюрингом управляет его сексуальная ориентация, предположил Пиппард, поэтому он так часто выпадает из фокуса. «Боже мой, – мысленно возразил ему Фарли. – А кем из нас не управляют наши страсти?»
– Наплюйте на это, – посоветовал он Пиппарду вслух.
Что, конечно, не пошло на пользу их отношениям.
Но одна мысль о том, что Алан может быть объявлен неблагонадежным, сильно беспокоила Фарли. Гомосексуализм сам по себе не такая уж большая проблема, но время было тяжелое, и безнадежность и отчаяние в любой момент грозили вылиться в приступ массовой истерии.
На континенте и на море безраздельно властвовал Гитлер, а система «Энигма» оставалась неприступной. Имелся, правда, один план, разработанный совместно с военным министерством и совершенно идиотский. Его автором был Ян Флеминг[63] – молодой помощник контр-адмирала Джона Годфри.
Фарли был едва знаком с Яном Флемингом, хотя дружил с его братом Питером – автором блистательных путевых заметок. Пожалуй, Ян уступал брату в колоритности, зато Оскару было легко с ним общаться. Питер, как и Оскар, был страстным библиофилом. Оба они страдали ипохондрией и разыгрывали из себя светских львов. Ян, кроме того, мучился головными болями, которые преследовали его с тех пор, как после несчастного случая во время спортивной тренировки у него в носу застрял медный осколок. Фарли ценил Яна Флеминга за богатую фантазию, хотя тот и любил приврать и пощеголять в компании безвкусными шутками.
Согласно плану Флеминга, код предполагалось выкрасть с нацистского корабля, проникнуть на который было возможно, перехватив план бомбардировок управления воздушными силами вермахта. Дело хотели поручить команде из пяти человек, включая пилота. Десант под видом потерпевшего крушение экипажа немецкого самолета должен был проникнуть на борт судна и захватить кодирующее оборудование.
Фарли был изначально настроен скептически. Тем не менее они пошли на риск – и Тьюринг, и Фарли, и Питер Твинн, еще один их коллега из восьмого барака. Возможно, просто потому, что не видели другого шанса. Или манера Фарли живописать оказалась слишком убедительной – парню следовало бы сочинять романы, а не разрабатывать стратегии.
В сентябре 1940 года Фарли отправился в Дувр, где уже начались приготовления. Туда был доставлен немецкий бомбардировщик «Хейнкель», на который успели подобрать и команду – «все отменные ребята», если верить Флемингу; «сам не поверил бы, если б не видел собственными глазами».
И Фарли склонялся к тому, чтобы поверить ему. Хоть и спрашивал себя, сколько солдат из британских элитных подразделений свободно говорят по-немецки.
В это время контроль спецслужб над Блетчли усилился. Каждый знал ровно столько, сколько ему положено, и ни словом больше. Каждый был занят своим – и понятия не имел о том, над чем работают коллеги из соседнего барака. Но Тьюринг оставался на особом положении и был информирован куда лучше других, что не могло не беспокоить начальство. Джулиус Пиппард продолжал закулисную клеветническую кампанию. Фарли не мог взять в толк, что им двигало. Он, видите ли, плохо чувствовал себя рядом с Тьюрингом… Большего вздора Оскар не мог себе представить, а от Алана в такой ситуации можно было ожидать чего угодно.
Но коды «Энигмы» все еще оставались за семью печатями. И Флеминг не подавал сколь-нибудь обнадеживающих известий. «Завтра, – писал он. – Или послезавтра. Главное – не беспокойтесь. Я все улажу».
Но время шло – а ничего не происходило. Ждали конца месяца, когда немцы будут менять шифровальные коды. Но и в конце месяца, и в начале следующего все оставалось по-прежнему. Телеграммы от Флеминга становились все невнятнее. При встрече Фарли и Тьюринг только переглядывались, и это означало «не сегодня».
Вечером 16 сентября 1940 года, когда Фарли любовался на озеро и бараки из окна библиотеки особняка Блетчли, пришла телеграмма от Джона Годфри из Лондона. Операция Флеминга откладывалась на неопределенный срок. С тем же успехом Годфри мог бы объявить о ее отмене.
Это был сокрушительный удар. Фарли в сердцах пнул мусорную корзину. Собственно, все было ясно с самого начала: план Флеминга – пустая болтовня, не более. Но то, что сказал Оскару Тьюринг, окончательно повергло его в отчаяние.
– Задание невыполнимо. Мы никогда с этим не справимся.
Алан был мрачен и не похож сам на себя.
Глава 33
Напряжение, сдавливавшее грудь Корелла, отпустило. Боль сменилась приятной расслабленностью, как это бывает после длительного забега. Он почувствовал непреодолимое желание высказаться. Вдруг поднялось все, начиная с самого детства. Благодаря Оскару Фарли был дан выход импульсу, который сдерживался слишком долго. В полицейском участке Корелл привык к тому, что ему затыкают рот. Теперь же он чувствовал то же, что и когда-то в детстве, – что его история зажила собственной жизнью. Она будто отлилась в форму, предназначенную для нее с самого начала. Обросла деталями – приукрашенными, но ни в коей мере не лживыми, – которые вливались в нее сами собой.
Корелл умолчал о разговоре с Краузе. В то же время другие события, до того казавшиеся ему незначительными, заняли каждое свое место. Он будто увидел свою жизнь с новой, неожиданной стороны. Или сам вдруг перевоплотился в лучшего человека.
При этом в глубине души Леонард понимал, что все это не более чем иллюзия. То, что происходило, было обыкновенным допросом, с той только разницей, что вел его сотрудник спецслужб. Доброжелательность в отношении допрашиваемого – вот что в первую очередь рекомендуется в таких случаях. Только так и можно разговорить человека. Поэтому не стоило обольщаться насчет заботливости Фарли. Тем не менее Корелл увлекся. Он отвлекался на выводы теоретического характера, отчасти позаимствованные у Краузе и Ганди, цитировал сочинения Тьюринга. И здесь, вероятно, перегнул палку. Во всяком случае, живое, доброжелательное лицо Оскара Фарли вдруг словно окаменело.
Машины, воспринимающие не различимую для человеческого уха музыку.
При этих словах Оскар вздрогнул. Они насторожили его. Фарли вспомнил, что говорил ему Пиппард. Эмоции – плохой советчик в работе следователя, какие бы чувства ни внушал ему этот молодой полицейский. Безусловно, он был одаренным рассказчиком, но Фарли невольно вспомнился его отец, Джеймс Корелл, – блистательный лицедей, в чьих фантастических историях не было ни грамма правды.
Так стоило ли верить его сыну? Оскар старался смотреть на вещи непредвзято и мысленно выдвигал аргументы в пользу Корелла. Возможно, Пиппард преувеличивал осведомленность Корелла, и тот не знал самого главного. Фарли даже думать отказывался о том, что полицейский передал кому-нибудь эту информацию, – он просто не представлял себе, как такое могло произойти.
Дорогой костюм, так смутивший Пиппарда, а теперь безнадежно испачканный, был подарком тети Вики. А россказням Мюлланда о брутальном славянине Фарли не поверил с самого начала. Он не сомневался, что история Корелла правдива, по крайней мере в общих чертах. Тем не менее… что-то здесь не состыковывалось, и это чувство крепло в Оскаре с каждой минутой. Внезапно его осенило – письмо! Как мог он забыть о нем? Письмо, вот что в первую очередь насторожило Пиппарда.
– Пиппард говорил мне о каком-то письме…
– Да… Письмо было.
– Что это было за письмо?
– Оно здесь, – Корелл показал на внутренний карман.
– Но в Уилмслоу вы говорили, что передали нам все?
– Неужели вы до сих пор не поняли, с каким идиотом имеете дело? Я должен был отдать его вам, и мне не следовало сюда приезжать. Тем более встречаться с Пиппардом.
– Тем не менее вы сделали это.
– С самого начала этой истории я делал не то, что нужно.
– Потому что чувствовали, что не знаете чего-то очень важного?
– Не только поэтому. Здесь дело во мне, точнее, в моем прошлом… Глупые детские мечты. Я хотел…
– Могу я взглянуть на письмо?
Полицейский протянул Фарли смятый листок.
Руки Оскара задрожали – в этом письме могло быть что угодно. К примеру, то, что не кто иной, как Оскар Фарли, уволил Алана Тьюринга из Управления государственной связи. В конце концов, Алан мог выдать доверенные ему государственные тайны, что сыграло бы на руку Юлиусу Пиппарду. Но по мере чтения беспокойство Оскара стихало. Возможно, Пиппард отнесся бы к этому письму иначе. Было неосторожностью со стороны Алана упоминать о провале секретного задания, пусть даже в столь туманных выражениях. Но в целом документ показался ему достаточно безобидным.
Чего следовало бы стыдиться в сложившейся ситуации, так это поведения агента Мюлланда, нагнавшего на всех столько страху… Именно так. Мюлланд должен быть уволен из управления. Не исключено, что сам Фарли последует за ним, и тем не менее…
Оскар устало оглядел комнату. На подоконнике стояли пивные бутылки. На полу, среди разбросанной одежды, – дорожная сумка. На ночном столике он увидел пару бокалов и записную книжку, которой тыкал ему в лицо Мюлланд.
– Что скажете? – послышался голос Корелла.
– О письме? Мне жаль, что все так обернулось. С Тьюрингом мы обошлись нечестно.
– Он был большим мыслителем.
– Вне всякого сомнения.
Фарли взял записную книжку. Краем глаза он заметил, как оживился Корелл, будто услышал что-то приятное.
– Что сделало его таким?
– Каким? – не понял Фарли.
– Большим мыслителем.