кой» лекции Жан Кальмель рассмеялся, и Исаак увидел, что глаза его учителя в полумраке комнаты горят ярким зеленым светом. — В человеческом языке много определений этого культа, выбирай любой, по вкусу.
Люди, ставшие черными магами, приобретают огромную жизненную энергию… Правда, со знаком минус, — говорил Кальмель. — Это энергия вселенского зла. Черные маги заряжаются ею и получают невероятные способности — их оружием становятся биолокация, телепатия, левитация, телекинез, возможность умирать, а потом воскресать. Черные маги — обслуживающий персонал «Семи башен Сатаны», которые соответствуют персонам семи главных Ангелов, падших вместе с Люцифером и низвергнутых Богом с неба на землю. Башни в физическом понимании — это пещеры-колодцы, расположены они в Северо-Западной Африке, на Ближнем Востоке, в Азии, в России — на Кольском полуострове. Точного местонахождения их не знает никто…
— А если найти? — перебил Требич-Линкольн.
— Многие искали, Исаак. И все нашли… свою гибель».
— Но все-таки… Если найти?
— Ты, оказывается, упрямый, Исаак. Если найти… В этих башнях — врата в страну Агарти. Впрочем, у разных народов страна, где обитают черные невидимые иерархи, называется по-разному: земной ад, орден Сета, «черное ничто». Пройдя через такие врата, ты получаешь возможность встретиться с темным князем мира сего, с самим Сатаной. Ну, а как он тебя примет… Тебе, наверно, известны, — мсье Кальмель расхохотался, — слова, которые, говорят, написаны на небесах: «Каждому воздастся по делам его.
— Жан, скажи: я могу стать черным магом?
— Можешь. Если пойдешь со мной.
— Я пойду с тобой.
И Исаак Тимоти Требич-Линкольн, пройдя долгое и трудное обучение у Жана Кальмеля и других, стал черным магом. Как это произошло, читатели узнают в свое время.
Предстояла очередная долгая поездка на Восток, в Южный Китай, на границу с Индией, возможно в Тибет, и наш герой, душа которого постепенно приобретала черный цвет, со сладострастием предвкушал, как свою новую силу он употребит на месть британцам (он разработал несколько изощренных вариантов) — простым англичанам в Китае и Индии и тем чиновникам британской колониальной администрации в этих странах, которых он лично знал в бытность свою депутатом английского парламента в 1910 году («когда был так подло унижен»). О! Если бы там ему встретился подполковник Чарльз Мелл!..
Но в это время — конец 1924 года — из Берлина приходит очередная директива:
В ОГПУ, в спецотделе, по нашим сведениям, разрабатывается план экспедиции в Тибет с целью достичь Шамбалы. Соберите на этот счет всю возможную информацию. Попытайтесь внедрить в члены экспедиции, если она состоится, своего человека. Информируйте нас регулярно. Работайте в Москве, никуда не отлучаясь. Возможны личные контакты.
Ф.ф.О.43
23.ХП.1924
Берлин
Был вечер девятого августа 1925 года.
Нэпманская Москва, нарядная, пестрая и шумная, живущая, лишь смутно чувствуя это, по известному апокалиптическому правилу одного из самых разнузданных французских королей: «После нас хоть потоп»,-зажигала огни вечерних и ночных заведений, мчалась на извозчиках и авто — одни к «Яру», другие в самый роскошный ресторан «Прага» на Арбате, иные — в узкие загаженные переулки Марьиной рощи, где расплодилось несметное число полулегальных притонов — там вам подадут «ню» на любой, самый извращенный вкус; а кто-то спешил на дачные окраины, где тоже можно неплохо провести время, если у вас «хрустит» в кармане.
А Иннокентий Спиридонович Верховой — под таким именем Требич-Линкольн снимал квартиру в Измайлове, в частном доме с сиренью у крыльца и палисадником под окнами, у дебелой вдовушки Сахрановой Лидии Павловны, с которой вступил в интимные отношения в первую же ночь пребывания на новом месте — Тимоти в это вечернее время, когда «вся Москва» черт знает куда мчалась в поисках развлечений, сидел в кафе «Зеленый попугай», что на Пречистенке, и нервничал: свидание со Шрамом, причем по его срочной инициативе, назначено на восемь часов, а было уже пятнадцать минут девятого — агент Иннокентий Спиридонович перечитывал плакат, написанный большими фиолетовыми буквами, который висел перед ним на стене: «Пей, но знай меру. В пьяном угаре ты можешь обнять своего классового врага».
Шрам, работающий на Лубянке в спецотделе, был завербован Требичем-Линкольном в прошлом году, как только Маг получил директиву из Берлина о необходимости иметь по возможности полную информацию обо всем, чем занимается новый отдел ОГПУ. И Шрам был отличным агентом: уже почти год в Берлин уходили регулярные донесения о работе этого засекреченного отдела. В донесениях последних месяцев речь шла о подготовке в недрах отдела экспедиции в Тибет, которая вот-вот должна состояться…
Сегодня рано утром в Измайлово, в дом гражданки Сахрановой явился мальчик и передал Иннокентию Спиридоновичу записку: «Подыскал для вас пианино. Заходите, Петров». Это означало: «Сегодня, срочно, в назначенное время».
«Что-то стряслось, — не сомневался Требич-Линкольн. — Непредвиденное и неприятное».
Кафе «Зеленый попугай» занимало полуподвальное помещение со сводчатыми потолками, было тускло освещено и пока почти безлюдно: основные завсегдатаи появятся после двенадцати ночи, когда на маленькую эстраду выйдет цыганское трио и певица, непревзойденная Сашенька Заречная.
Исаак, потягивая из кружки темное бархатное пиво, отправлял в рот крупные соленые, специально недоваренные горошины, тяжело задумался и не заметил, как в кафе появился новый посетитель, который осторожно подошел к его столику, присел напротив.
— Добрый вечер, Иннокентий Спиридонович. Что-то вы закручинились.
— Наконец-то! — встрепенулся Требич-Линкольн и перешел на шепот: — Что-то случилось?
— Случилось, — последовал спокойный ответ. Агент Исаака на Лубянке в своем летнем облике был неизменен: в чесучовом отглаженном костюме, правда, уже изрядно поношенном, при галстуке, запонки с камешками в манжетах белой рубашки; на абсолютно лысом черепе — отблеск лампы в матовом шаре, висящей под потолком, в глубоких глазницах мерцают напряженно-умные, быстрые глаза; шрам, пересекающий левую щеку от уха до уголка рта, в полумраке кафе казался черным.
— Не тяните, пожалуйста, у меня мало времени. Вы опоздали.
— Приношу извинения: долго не было трамвая. И, всегда-то у вас, Иннокентий Спиридонович, мало времени. Куда вы постоянно спешите? Ведь вы, по моим наблюдениям, вольный казак, — он сделал жест пробегающему мимо половому: — Человек! Кружку пива и раков!
— Слушаюсь!
Пиво и раки появились почти мгновенно.
— Итак, Иннокентий Спиридонович… А пиво сегодня тепловатое. У меня для вас два сообщения. И второе потребует дополнительного гонорара, притом значительного.
— Помилуйте! — надо сказать, Требич-Линкольн не только превосходно знал русский язык, но быстро освоил московский говор, его интонации, «аканье», особые словечки и выражения. — Я прямо руками развожу: мы вам и так платим по высшей ставке!
— Какая работа, Иннокентий Спиридонович, такая и ставка. Словом, за второе сообщение я прошу уплатить двойной гонорар.
— Давайте первое сообщение! — потребовал Верховой.
— Извольте. Экспедиция в Тибет не состоится.
— Как?.. Почему?
— Она заблокирована замами Дзержинского Трилиссером и Ягодой и другими неблагожелателями Глеба Ивановича Бокия. Коллегией ОГПУ уже принято соответствующее постановление, одобренное Политбюро и завизированное, — Шрам желчно усмехнулся, — лично товарищем Сталиным.
— Что? Что сказано в его визе?
— Весьма примечательное. «Экспедицию отложить до лучших времен».
— Так…— Требич-Линкольн чувствовал себя выброшенным за борт: ведь им совместно с еще двумя сотрудниками германского посольства в Москве была уже разработана и отчасти профинансирована операция по внедрению своего человека в экспедицию спецотдела, и этим человеком должен был быть сам Исаак Тимоти. — Выкладывайте ваше второе сообщение. Убивайте до конца.
— Напротив, Иннокентий Спиридонович, думаю, от этого сообщения вы воспрянете. Но сначала давайте окончательно определимся: за него — двойной гонорар.
— Прямо напасть. Да зачем вам, уважаемый, столько денег? Ведь вы явно не бедствуете.
— Вы уже несколько раз задавали мне этот, согласитесь, некорректный вопрос…
— Уж простите! — перебил Требич-Линкольн. — Я человек довольно прямой, без всяких там английских тонкостей.
— Отвечаю на ваш прямой вопрос, чтобы покончить с этой темой. Да, уважаемый Иннокентий Спиридонович, мне нужно много денег. Очень много. Почему? Я люблю женщин. Собственно, это смысл моей жизни — женщины. С тех далеких лет, когда я однажды ночью, проснувшись от безумств юношеского эротического сна… Вы понимаете. Я бы мог вам многое рассказать на эту вечную и волнующую тему из своей, поверьте на слово, бурной в этом плане жизни. Но ведь у вас всегда нехватка времени. Посему… Сразу к нашему сегодняшнему моменту. Сейчас у меня две любовницы. Одна совсем юная… Еще не до конца распустившийся цветок. Шестнадцать лет, — в голосе Шрама зазвучали сладострастные нотки. — Притом из дворянской, даже сановной семьи, некогда близкой к царскому двору. Пока уцелели. А когда тебе за пятьдесят…
— А вторая любовница? — с интересом перебил Исаак Тимоти (он, как известно, тоже был большой «ходок» — по теперешней терминологии).
— Вторая — простолюдинка, продавщица из торгсина. Но какая! Тридцать два года. Однако большая любительница ночных заведений. Нужны подробности?
— Все! Обойдемся без подробностей! И черт с вами: за второе сообщение — двойной гонорар. Я вас внимательно слушаю.
— Суть, Иннокентий Спиридонович, заключается в том, что экспедиция спецотдела в Тибет уже состоялась.
— Как… состоялась?!
— Вернее, вот сейчас она скорее всего продолжается, и возглавляет ее человек, которого вы лично знаете… Во всяком случае, вы мне рассказывали однажды о встрече с ним. И возможно, уже вчера от спецотдела направлен в Тибет тайный агент Бокия, лучший из лучших, для встречи с экспедицией, дабы направлять ее действия и держать все под контролем.