Искушение в одном лишь взгляде — страница 16 из 22

– Этого не будет, – услышал свой хриплый голос Дарио.

– Ты явился ниоткуда, умчал его, как таинственный, сказочный герой, и пока не разочаровал его. – Анапе больше не выглядела свирепой. Наоборот, ее окутала глубокая печаль, отчего Дарио почувствовал себя совершенно раздавленным. – Но это произойдет. Дамиан решит, что это его вина, будет думать, как вернуть твою любовь. Так всегда бывает с детьми, – покачала она головой и стала еще печальнее. – Было бы добрее оставить все как есть. Ты представлялся бы ему безупречным героем, а не реальным человеком, ненавидящим его мать, бросившим его. Обычная и очень банальная история. Он предпочел бы видеть в тебе волшебника, целиком принадлежащего ему одному.

– Ты говоришь о нем, Анапе, или о себе?

Ее губы предательски дрогнули.

– Я давно не верю в магию, – призналась она. – Ты никогда не принадлежал мне.

Зачем он затеял этот разговор? Дарио не хотел знать, что ждет его за дверью, которую он случайно приоткрыл.

– Напрасно ты считаешь меня бессердечным, – возразил он, словно защищаясь. Разве он виновен в грязной истории предательства, а не Анапе? – Ничего подобного не будет.

В ответ Анапе засмеялась тихо и грустно, словно предвидела безнадежное будущее.

– Не зарекайся, Дар, – прошептала она, разрывая ему душу. – Это неизбежно потому, что такова твоя природа.

Глава 9

Утром Дамиан проснулся совершенно здоровым.

– У него был жар, – заметил Дарио за завтраком, наблюдая, как мальчуган гоняется за собственной тенью по широкому застекленному балкону нижнего яруса пентхауса. – Я щупал его лоб.

– Дети остаются неразрешимой загадкой, – пожала плечами Анаис.

Она не понимала, что происходит. Вообще-то Дарио должен был выставить ее вон. Анаис ожидала этого с той минуты, когда проснулась в неловкой позе на узкой кровати рядом с Дамианом. Однако Дарио с непринужденным видом сидел за столом на террасе, где экономка накрыла для них завтрак. Перед ним лежала кипа газет с броскими заголовками и фотографиями из их прошлой жизни. Время от времени он бросал на нее вопросительный взгляд, но ничего не говорил.

Анаис тоже молчала, оправдывая себя, что не затевает дискуссии, не швыряет в него тарелками потому, что избрала разумную стратегию. Дамиан снова был с ней, а это главное.

Уходя на работу, Дарио спросил, где она остановилась. Анаис назвала адрес скромной гостиницы, готовая к тому, что ее попросят уйти. Он кивнул, и через час курьер доставил в прихожую ее чемоданы, а экономка унесла их, чтобы распаковать в комнате напротив хозяйской спальни, а не в гостевом крыле, где находилась комната Дамиана. Анаис знала, что обязана возмутиться и бежать вместе с сыном, как только за Дарио закрылась дверь. На худой конец, она должна потребовать личных объяснений и прекратить обмен оскорблениями через газеты. Нужно только дождаться возвращения Дарио из офиса.

Однако, когда няня увела Дамиана гулять в парк, Анаис села за работу, заброшенную с того дня, когда Дарио появился на острове. Вечером экономка приготовила ужин для них троих, и Анапе не нашла повода для выяснения отношений. Жизнь потекла день за днем своим порядком. Они не возвращались к темному прошлому, не обсуждали события, которые привели к нынешней развязке, а просто жили почти как… нормальная семья. Вечерами, если позволяла погода, ужинали втроем на открытой террасе.

«Как нормальная семья». Анапе понимала всю опасность иллюзии, но не находила сил разрушить ее. Казалось, Дарио тоже готов мириться с обманом, так похожим на мечту. Ей становилось все труднее лавировать на зыбкой почве придуманной жизни.

Дамиан полюбил Дарио сразу и безоговорочно. Анапе сожалела, что ребенок только сейчас, спустя годы, узнал отца. Она не сомневалась, что ее малыш никогда ни в чем не нуждался и был счастлив, но нынешняя, похожая на яркую сказку жизнь с папой и мамой оказалась в сто раз лучше. Шесть лет назад Анапе любила Дарио и, к своему отчаянию, сохранила любовь, но она по-новому осмыслила это чувство, когда, ворвавшись в комнату, увидела, как Дарио укачивает на руках плачущего сына. Или когда слушала, как он на разные голоса читает мальчику книгу перед сном и, к восторгу малыша, уступает ему победу в видеоигре, получая от этого не меньшее удовольствие. Она многое увидела в новом свете после рождения ребенка, оценив бескорыстную поддержку тети и дяди. Тем не менее она воспринимала любовь как короткий эмоциональный всплеск, за которым следовали мучительные годы равнодушия и вражды, пустоты и сожаления, – этому научили ее родители, и она испытала это сама. Теперь, наблюдая за отцом и сыном, она словно видела восход солнца над новым миром. Как она могла лишить Дамиана счастья, о котором боялась мечтать? Впрочем, в глубине души она знала, что расплата неминуема.

Однажды вечером, следуя заведенной рутине, они собрались за столом. Ужин прошел в непринужденной обстановке с легким разговором и смехом. Правда Анаис требовалось все больше усилий, чтобы сдержать желание докопаться до истины, но еще больше она боялась нарушить хрупкий мир. Они уложили Дамиана спать, будто всегда делали это вместе, как примерные родители, вышли в коридор и закрыли дверь в спальню ребенка. Вдруг Анаис охватил безудержный смех. Она отчетливо вспомнила родовые муки в клинике, когда никого не было рядом. Она по-прежнему одинока, как бы хорошо они с Дарио ни играли свои роли.

– Что смешного? – спросил он.

Ей надо было просто, не отвечая, пожать плечами. С растрепанными волосами, закатанными рукавами белой рубашки, открывавшими сильные загорелые руки, Дарио выглядел особенно неотразимым. Анаис все ждала, когда перестанет так остро реагировать на него. Неужели после всего, что он сделал, она все еще не научилась воспринимать его всего лишь как часть окружающей среды? Может, виной всему его синие глаза?

– Ничего особенного, – сказала она, – не обращай внимания.

Они стояли за закрытой дверью спальни Дамиана. Наверное, Дарио слышал отчаянный стук ее сердца, потому что на его красивом лице появилось странное выражение.

– Как ни удивительно, но из нас получилась хорошая команда, – вдруг сказала она.

Анаис не добавила, что когда-то они оба не сомневались, что их рациональный брачный союз, скрепленный безумными ночными ласками, выдержит любые испытания. И что из этого получилось?

Как ни удивительно, Дарио не сменил тему на более безопасную. Он молча смотрел на нее в сумраке коридора и уже не казался карающим ангелом, каким, вероятно, представлял себя в последние шесть лет. Возможно, ей только показалось, что она видит перед собой другого, не чуждого сомнений человека. Скорее всего, она ошиблась.

– Я не человек команды, – не сразу ответил Дарио с явной грустью. – Мне лучше, когда я один.

– Боюсь, ты ошибаешься, Дар, – возразила Анаис, неосторожно ступая на зыбкую почву. – Ты просто одинок.

Он сделал движение, словно хотел дотронуться до нее, но быстро убрал руки в карманы брюк. В его глазах мелькнула тень, похожая на отчаяние, – чувство, слишком хорошо знакомое Анаис.

– Один, – упрямо заключил Дарио, убеждая ее или себя. – Это мой выбор. Думаю, ты должна была понять шесть лет назад.

– Шесть лет назад я была слишком влюблена в тебя, чтобы мыслить рационально. – Анаис мгновенно пожалела о своих словах. Особенно о том, что произнесла их спокойно и даже равнодушно. Воцарившееся молчание таило угрозу. Она ждала, что Дарио набросится на нее с прежними обвинениями, и была готова к тому, что странный хрупкий мир, в котором они жили последние дни, неизбежно рухнет, хоть и мечтала, чтобы он длился вечно. Но ей ничего не оставалось, как продолжить: – Честно говоря, мне так не казалось.

Дарио смотрел на нее печально: во взгляде не чувствовалось злости.

– Мне никто не нужен, – почти прошептал он. – Так мне спокойнее.

Анаис подавила готовые вырваться рыдания, не понимая, что вызвало такую сильную реакцию. Разрушенный брак? Годы, проведенные Дамианом без отца? Или стоявший перед ней одинокий, отчаявшийся, надломленный Дарио, утверждавший, что ему это нравится? Она не сомневалась, что, дав волю чувствам, отрежет все пути к отступлению – мир будет безвозвратно разрушен.

Повинуясь инстинкту, Анаис шагнула к нему и, приподнявшись на цыпочках, поцеловала Дарио. Она легко прижалась губами к его губам, чувствуя, как ее охватывает жар от мгновенного контакта. Дарио застыл, боясь шелохнуться. Отступив, Анаис увидела, как от желания его глаза потемнели до черноты.

– Что это значит? – проворчал он.

– Не знаю. – Анаис прижала ладони к дрожащим губам, уверенная, что на них застыл отпечаток его теплых губ. – Мне показалось, ты хотел этого.

– Нет, – рявкнул он, – не хотел.

Анаис не поверила ему. Впрочем, кажется, он тоже не верил себе.

Повернувшись, он зашагал прочь, оставив ее одну в сумраке коридора с горящими от поцелуя губами и застывшими в груди рыданиями. Она не понимала, что делает здесь. С ним. Участвуя в игре, где не будет победителей.


Несколько дней спустя телефонный звонок застал Дарио на утренней пробежке. Только личная ассистентка имела доступ к его номеру в этот ранний час, когда он совершал ежедневный марафон по Центральному парку. Она знала, что для экстренного звонка, нарушавшего мир и покой босса, должна быть очень серьезная причина. За всю карьеру она воспользовалась своим правом только три раза.

– Твой дедушка, – сказала Марии, когда Дарио ответил на вызов. – Ему стало хуже. Он хочет тебя видеть.

Дарио пробежал последнюю милю в рекордном темпе, чтобы быстрее попасть домой. Сообщение застало его врасплох, хотя давно стоило ожидать такого развития событий. Джованни Ди Сионе был очень стар. Даже если не брать в расчет обнаруженную в последний год лейкемию, усугубившую немощь девяностовосьмилетнего старика, он давно стоял на краю могилы. Удивительно, что он еще жив. Однако, как ни странно, логические рассуждения нисколько не утешили Дарио.

Потный и возбужденный, он остановился в прихожей пентхауса, услышав голос Дамиана. Малыттт весело болтал, нисколько не сомневаясь, что мир дружелюбен к нему. Дарио вспомнил собственное детство. Его болезненно замкнутые друг на друге родители вели беспорядочную жизнь. До самой их смерти дети страдали от странных поступков этих непредсказуемых людей, а потом редко вспоминали о них. Во всем мире единственным близким существом Дарио оставался брат-близнец, предавший его с собственной женой.