Дарио ненавидел ее спокойную сдержанность: казалось, ничто не могло взволновать ее, в том числе он сам, что его особенно задевало.
– Думаешь, справишься? – склонила голову набок Анапе.
Мягкий тон с плохо скрытой насмешкой обнадежил Дарио: они оба в одинаковой степени стояли на зыбкой почве.
– Если он мой…
– Еще раз скажешь «если», и разговор будет окончен. Навсегда.
Дарио готов был игнорировать замечание, но что-то в глазах Анаис заставило его насторожиться. Неужели уйдет? Он был уверен, что она не решится на крайний шаг. Впрочем, как ни странно, он не захотел испытывать судьбу.
– Чего ты хочешь, Анаис? Конечно, можешь возбудить дело о моральном превосходстве, заявляя, что я был недоступен, но мои адвокаты будут оспаривать обвинение. На это уйдут годы. Однако это не изменит того, что я видел.
Ее темные глаза сверкнули.
– Ты видел человека, который выходил из твоей спальни, застегивая рубашку.
– Я видел моего брата, выходившего из моей спальни с моей женой, – процедил он, грохнув стаканом по мраморной стойке, удивляясь, что вокруг не разлетелись осколки стекла и брызги вина. – При этом он натягивал на голое тело мою рубашку.
Не сразу он осознал, что Анаис молча смотрит на него с очень странным выражением лица. Она дрожала. Злость? Стыд? Смятение от того, что он обвинил ее в неверности спустя столько лет? Или ее терзали более сложные чувства, которые испытывал он сам, – желание и презрение. Дарио не знал.
– Да, – сказала она, – это все, что ты видел. Но ты не видел нас раздетыми в постели. Мы не дотрагивались друг до друга. Твой брат переодевал рубашку. На этом основании ты разрушил наш брак.
Однако в те дни Дарио все больше злился на брата. То, что он застал Данте с Анаис, имело для него только одно объяснение: все встало на свои места. Анаис уверяла, что напряжение между ней и Данте вызвано неприязнью. Возникшие разногласия между братьями в бизнесе Данте объяснял «разным подходом». Дарио совершенно запутался в паутине противоречий. Работая допоздна, в одиночку неся груз ответственности, он испытывал невероятный стресс и не сразу понял, что стал жертвой интриги: два человека, которые, казалось, любили его и ненавидели друг друга, убрали его с дороги, чтобы встречаться в его спальне. Он до сих пор впадал в ярость от этой мысли, хотя давно должен был выбросить ее из головы.
Вероятно, злость чувствовалась в голосе, когда он заговорил.
– Надеешься, что я буду умолять тебя рассказать, что на самом деле случилось в тот день? Думаешь, я готов поверить в сказку, которую ты сочинила?
– Или услышать правду.
Дарио чуть не рассмеялся.
– Не будь наивной, Анаис. Не считай меня глупцом, – покачал он головой и продолжал, немного погрешив против истины: – Думаешь, ты первая женщина, которую Данте увел у меня?
Анаис проглотила комок в горле. Непроизвольно Дарио взглянул на нежный изгиб шеи, на тонкие ключицы, которые столько раз трогал губами. Разговор давался ему все труднее.
– Дамиан твой сын, – сказала Анаис после паузы. – Я не собираюсь спорить с тобой. Либо ты веришь мне, либо нет. Но если не веришь, нам больше не о чем разговаривать.
– В таком случае давай поговорим о том, о чем любые родители говорят в такой ситуации, – невозмутимо предложил он, словно речь шла о теоретической проблеме без предыстории, словно он не провел бессонную ночь в переговорах с юристами в поисках наилучшего решения: посещения, опекунство, алименты – обычные вещи.
Ему показалось, что его слова насторожили Анапе. Прищурив глаза, она со стуком поставила бокал на стол и сложила руки на груди.
– Прежде чем начинать разговор на эту тему, ты должен знать, что в свидетельстве о рождении Дамиана нет твоего имени.
Еще день назад Дарио не знал, что у него есть сын, а сейчас от слов Анапе ему захотелось взвыть и расколотить все, что попадется под руку. Непонятно, как он сдержал порыв, но только с шумом втянул воздух и спросил ледяным тоном:
– Как тебя понимать?
– Если ты собираешься претендовать на отцовство, – она невозмутимо смерила его оценивающим взглядом, – тебе придется доказать это, ну и, конечно, возместить мне все расходы с момента его рождения.
– Как меркантильно.
– Вовсе нет. Если хочешь получить сына, ты должен компенсировать ущерб за те пять лет, что ты игнорировал его. К сожалению, время не повернешь вспять; оскорбление, нанесенное матери ребенка, не сотрешь, но можешь расплатиться деньгами, ведь на большее ты не способен, – презрительно улыбнулась она. – Дамиану понадобится солидный капитал для поступления в колледж. Это не меркантильность, а страховка.
– Напрашивается другое слово.
– Ты во всем видишь грязный умысел, не так ли? Меня это не удивляет, – снова пожала плечами Анаис. Ничто не раздражало Дарио больше, чем этот небрежный жест.
– Я никогда не называл тебя грязным словом, Анаис, хотя мог бы.
Темные глаза сверкнули.
– Не обманывай себя, Дарио. Невербальная коммуникация бывает оглушительной.
– Давай внесем ясность, – сказал Дарио через паузу, когда к нему вернулась способность говорить спокойно. – Ты утверждаешь, что ребенок не заложник, но готова обменять него на выкуп. Я правильно понял?
– Для тебя он абстрактное понятие, Дар, – тихо произнесла Анаис, назвав его прежним ласковым именем. Дарио не рискнул задуматься, почему обратил на это внимание. Он заметил также, что в глазах Анаис мелькнула боль. – Но для меня Дамиан – все.
Она по-прежнему смотрела на Дарио с презрительной жалостью. Он поморщился. Какое ему дело до того, что думает о нем эта женщина? Анаис ему совершенно безразлична. Он не собирался оскорблять ее. Если бы не ребенок, которого Анаис прятала от него столько лет, он улетел бы в Нью-Йорк сразу, как только получил серьги. Теперь у него есть план, и Дарио намерен выполнить его шаг за шагом, какими бы словами она его ни обзывала. Почему же ему так трудно сосредоточиться?
Взгляд Дарио не сулил ничего хорошего. Анаис повернулась и вышла на открытую веранду. Перед ней простирался океан, сверкавший золотом в лучах заката. Извилистая тропинка спускалась к закрытому пляжу виллы. На белый песок с шуршанием накатывались волны. Как всегда, спокойная гладь воды помогла ей преодолеть отчаяние: природа – вечная и прекрасная – давала ей силы дышать. Анаис сумела подавить боль, раздиравшую ей грудь.
Какое-то время Дарио не было слышно. Анаис не оборачивалась. Она не услышала, но почувствовала его приближение. Он встал рядом, застегивая черную рубашку из такого же дорогого льна, как и брюки. Анаис не знала, что лучше, – его голая грудь или одежда, в которой он походил на рокового любовника, пришедшего прямо из ее тайных эротических фантазий, в которых она боялась признаться себе.
– Прости меня, – сказал Дарио, поразив Анаис настолько, что она взглянула на него, заподозрив розыгрыш, но задумчивые синие глаза Дарио были устремлены на океан. – Я не хотел ссоры, не хотел так низко опускаться. Я не за этим пригласил тебя сюда.
– Вероятно, хотел поразить богатством и роскошью? – Анаис не сумела скрыть горечь: ей все труднее удавалось сохранять видимость контроля над эмоциями. – Эта вилла стоит не меньше пяти тысяч долларов за ночь.
– Неужели тебя беспокоит, как я трачу свои деньги? Как трогательно!
– Только в том случае, если это касается Дамиана. – Она заставила себя улыбнуться, обращая слова в шутку. – Единственное, что теперь имеет для меня значение, не так ли?
Ей показалось, что по красивому лицу Дарио скользнула усмешка. Анаис подозревала, что он ведет игру, но не придала значения, поскольку не могла разгадать.
– Действительно, зачем нам ругаться, – продолжал Дарио на удивление миролюбиво, словно вел светскую беседу, отчего Анаис снова насторожилась. – Шесть лет – долгий срок. Почему бы не обсудить спокойно, что лучше для Дамиана. Когда-то нам удавалось договариваться. Думаю, мы сможем и теперь.
Ни о чем другом Анаис не мечтала, но не была уверена, что с Дарио это получится, – что-то мешало до конца поверить ему. В его глазах промелькнуло жесткое и решительное выражение, но Анаис снова убедила себя, что ей показалось. Возможно, Дарио все-таки вел игру, но она не могла разгадать ее смысл. Впрочем, это не имело значения.
– Я была бы рада, – сказала она, стараясь проявить благородство, которое, как она считала, заслуживал ее сын. – Конечно, мне бы хотелось, чтобы Дамиан узнал тебя, но хочу предупредить – он вполне самостоятельная личность. Он сам выбрал время появления на свет и упрямо идет своим путем. Если ты представляешь себе ангельское создание, с умилением называющее тебя папой и готовое мириться с твоими капризами, то это не Дамиан.
– До вчерашнего дня, когда ты сообщила мне о сыне, я вообще не догадывался, что стал отцом, – заметил Дарио с мрачноватой ухмылкой, – поэтому не успел обзавестись иллюзиями, которые ты спешишь развеять.
Анаис вдруг осознала, как близко они стоят. Она чувствовала исходивший от Дарио жар, словно стояла возле горячего радиатора – и это в тропиках, в августе. Она едва удержалась, чтобы не отпрянуть, – Анаис не доверяла себе, когда рядом был Дарио. Без сомнения, он сразу поймет причину ее нервозности и будет прав. Безжалостная правда заключалась в том, что она давно полюбила его. Не совсем с первого взгляда, но очень быстро, и с тех пор ничего не изменилось, хотя он разбил принадлежащее только ему несчастное сердце, жестоко бросил и ушел, не оглянувшись, словно она не заслужила последнего взгляда. Все прошедшие годы она старалась возненавидеть его, но не смогла.
Да и как она могла ненавидеть Дарио, если видела его в своем сыне? Насмешка судьбы заключалась в том, что Дамиан был точной копией своего отца. Анаис почти смирилась с заменой, потому что не предполагала снова увидеть Дарио. Однако, стоя сейчас рядом с ним, она убедилась, что не властна над чувством к нему.
– Хорошо, – сказала Анаис, немного отступив под предлогом, что хочет взглянуть ему прямо в лицо, – надеюсь, ты готов спокойно выдержать полномасштабный скандал потому, что ребенок хочет надеть синюю, а не красную рубашку, как это случилось сегодня утром.