Деньги забрал все тот же невысокий щуплый капитан с реденькими усиками и жестким взглядом, сказал, что будут пытаться отмазать Федора, но ничего не обещал.
Свидания не дали.
Жизнь была жизнью белки в колесе… Ирина, застыв в одну далекую точку, глядела за окно автобуса. Вертишься, вертишься, вертишься… как зверок. Только бешеная работа лапками, лапками, лапками. И не дай Бог выйти отсюда! Ой, не дай Бог! Ее семейство рассыпалось в ее воображении беспомощными, никому не нужными осколками. Она хмурилась на себя, начинала спокойнее думать и понимала, что если с ней что-то случится, то Катя вернется, займет ее место и удержит все своими руками. И Катя будет белкой в колесе! – криво усмехалась Ирина, и ей так жалко становилось дочь, что она до боли сжимала ручки барсетки, лежащей на коленях, и упрямо нагибала голову, никак не желая отдавать Катьку. А если и Катя почему-то не сможет? – растравливала себя. Тогда – все! Мать в дом престарелых сдадут, Георгия в дом инвалидов, Андрюшку… Ирина не выдерживала и отворачивалась к окну. Слезы текли и текли. Ее никто не видел, и плакать можно было сколько угодно.
За что мне все это? Что я делала не так, Господи? Мать работала с двенадцати лет… за что ей такая старость? Андрюшке… ему тоже вот такую жизнь жить?! Автобус подскакивал, возвращая к реальности, она сидела в конце салона, сильно пахло соляркой и пылью. Дорога была неблизкая, на двух автобусах, с пересадкой.
Вернулась в Белореченск в сумерках уже, еле доплелась от автовокзала. В калитке вспомнила про Андрюшку и развернулась к соседке.
12
Мурад с Настей лежали в кровати, разморенные, даже и блаженные, окна задернуты темными шторами, и не понять было, сколько времени. Ночник горел на тумбочке с ее стороны. Настя – в новой короткой прическе, с длинной стильной челкой, которая очень ей шла – глядела в потолок и улыбалась.
Ее мечтания о «богатеньком дядьке» потихоньку сбывались. Больше месяца она почти постоянно жила у Мурада. Навела в квартире марафет, перестирала все, перемыла, купила новые шторы, красивую посуду, вешалки в шкафы. Настя не ожидала от себя такой хозяйственности, но квартиру было не узнать. Себе прикупила шмоток, прическу сделала. Пользуясь тем, что приводит в порядок квартиру, на рынок ходила не каждый день и ждала момента, чтобы объявить сожителю, что вообще не пойдет. Мурад на деньги был скуповат, на все ее домашние хлопоты смотрел с молчаливым прищуром, но и доволен был – кто же не рад будет чистому дому, да и рубашки теперь не надо было таскать в прачечную, они, выстиранные и выглаженные, висели в шкафу. Настя смотрела на эти рубашки и сама себе удивлялась. Только с едой дело пока обстояло не очень, Настя хорошо готовила простые вещи, ей же хотелось приготовить что-то изысканное, а тут нужен был опыт.
Не сразу все получилось. Поначалу она то ли не показалась ему, то ли у него не было привычки к долгим связям, но после той первой ночи он избегал ее, отшучивался, да и просто врал и не пускал в квартиру. Это было ужасно унизительно, Настя страдала, но упрямо шла к поставленной цели. У нее как будто не было выбора. И вот теперь, потратив на него столько сил, пользовалась на законных основаниях.
Настя скосила глаза на Мурада, потом мысленно отстранилась и представила рядом себя – они, конечно, были странной парой. Красивые, но каждый очень в свою сторону, не сочетались. Настя кусала губу, потом, почти нечаянно сказала негромко:
– Зато дети у таких бывают – закачаешься!
– Что?! Сколько там времени? – позевывая спросил Мурад, и, закинув руки за голову, стал потягиваться, изгибаясь всем телом.
– А как же дети?! – Настя скользнула на его грудь и прицелилась, куда поцеловать.
– На работу надо! Дети! – передразнил, близоруко улыбаясь, Мурад. – Сегодня уже два раза их делали! Ты что, еще хочешь?
– И ты тоже! – шепнула Настя. Одна ее рука крепко обнимала спину Мурада, другая бесстыдной змеей ползла вниз.
Мурад ойкнул и прижал ее к себе.
…Настя лежала на животе в ярко-красном шелковом китайском халатике, курила, болтала в воздухе маленькими изящными пятками и смотрела, как Мурад пьет кофе. Прямо на постели стоял поднос, на нем красивая чашка, турка с кофе, печенюшки в вазочке и пепельница.
– У меня через неделю день рожденья… – достав сигарету изо рта, мечтательно пропела, – четверть века оттянула!
– Я помню… Что хочешь?
– Не знаю… «Мерседес», может? – притворно серьезно рассуждала Настя. – Ладно, подари мне «Мерседес»…
– Э-э, зачем тебе «Мерседес»? На рынок ездить? – В тон ей отвечал Мурад.
– А ничего было бы… припарковалась так, иду такая… все в шоке! – Настя покривлялась и опять поболтала ногами.
– У нас был случай один, – заулыбался Мурад и поставил чашку на поднос, – короче, одни кореша поехали бухать на турбазу, ну там шашлык-машлык, напились, короче, а без девчонок были, и там уборщица одна немолодая, некрасивая, ну один пьяный пошел к ней, короче, в комнату. А парни бухают и все слышат через стенку. Он ее уговаривает, говорит: я тебе машину куплю, слово мужчины, клянусь! Так, на полном серьезе говорит, ну она дала, он с нее слезает и говорит: стиральную, потом штаны надел, а пацаны все слышат, прикинь! Вот он оделся и говорит так: слушай, а тебе точно надо стиральную машину? Подержанную, слушай? А?! – Мурад заржал, звонко и взахлеб.
Настя тоже улыбалась и смотрела на него, как на дурачка:
– Придумала! Хочу день рожденья на турбазе! Шашлык хочу азербайджанский! На двадцать пять человек! Давай!
– На турбазе? – сморщился Мурад. – Второго ноября?
– Да, и двадцать пять человек гостей! Потянешь?
– Правда, хочешь?
– Да! Турбаза, шашлык, танцы-манцы! Все по-богатому! Всех наших девчонок пригласим!
– Ладно, – неожиданно легко согласился Мурад, – я своих друзей позову, там все ночуем!
– Как хочешь. И Катьку позову обязательно! Познакомлю вас, наконец! – двусмысленно глядя на Мурада, улыбалась Настя.
– Э-э-э, ладно, да-а?!
– Ага, ты ее тогда недощупал, может, теперь выйдет! Что вы все в ней нашли? Она, кстати, целка, чтоб ты знал! Нашел, кого щупать!
– Ты что?! Не может быть! – Мурад заржал неожиданно бурно, заблестел глазами и скакнул в кровати, едва не расплескав кофе.– Нет, правда?!
– Что с тобой? – презрительно уставилась Настя, обожгла палец окурком и погасила сигарету в пепельнице.
– Сколько ей лет?
– Двадцать!
– Двадцать лет и девочка?! – не унимался Мурад, даже очки надел.
– Ну?! Чего ты так?!
– Не верю! – Мурад от непонятной радости разводил руки и втягивал голову в плечи. – Да-а… вот это да-а! Я это, кстати, тогда понял! Ка-те-ри-на! – Мурад задумался, улыбка застыла на лице.
– Как ты мог понять? Что ты болтаешь?!
Мурад не слушал Настю, думал о чем-то другом. Потом поднял серьезные глаза, как будто оценивал Настю.
– Ты чего развеселился? – Настя взяла было пачку, потянула новую сигарету, но передумала. – Она уже недовольна была, что сказала Мураду.
– Да так… – Мурад все соображал что-то, опять прищурился на Настю. – Продать можно Октаю…
– Что? – не поняла Настя.
– Катину целку!
– Что?!! – сморщилась брезгливо Настя.
– Октай чокнутый на девочек! Я тебе говорил! За эту, – Мурад сделал восхищенный жест двумя руками, – он сто пятьдесят тысяч отвалит! Даже торговаться не будет!
– Что, дурак, что ли?!! – Настя отвернулась, заканчивая разговор.
– Отвечаю! Ему при слове «девочка» плохо делается… – Мурад повернул ее к себе.
Теперь замолчала Настя. Серьезно смотрела на Мурада. Потом ухмыльнулась:
– Прямо сто пятьдесят тысяч?!
– Точняк! А Катя точно девочка?
– Точно… – Настя продолжала что-то соображать. Потом, недобро прищурив глаз, достала из пачки сигарету.
– Он жирный! – произнесла с непонятным удовольствием, так, будто собиралась резать Октая на шашлык. – И от него всегда потом воняет.
– Ради такого дела помоется! – заржал Мурад, возбужденно поглядывая на Настю. – А что? Давай сделаем? Бабки пополам!
Настя встала, прикурила сигарету, бросила зажигалку на кровать. Серьезно посмотрела на Мурада:
– Ты чего, правда, что ли?
– Что? – не понял Мурад.
– Он, правда, столько денег даст?
– Мамой клянусь! У тебя ее фотография есть?
– Он что, ее насиловать будет?
– Зачем насиловать?
– Так она… – Настя в недоумении развела руки.
Мурад задумался на мгновенье:
– Можно ей немножко деньжат подкинуть… тысяч тридцать…
– Ну ты клоун, Мурад! Чтоб Катька взяла деньги! – Настя задумчиво затянулась.
– Можно напоить немножко? – предположил Мурад.
– Она не пьет, – Настя качала головой, – а вот бывает порошок подсыпают… в «Кока-колу»… Она «Кока-колу» любит.
– Это можно… – пожал плечами Мурад. – А никак не договоришься? Давай ей пятьдесят тысяч дадим! И нам по пятьдесят!
Настя уверенно покачала головой.
– Ты говорила, что ей деньги очень нужны? – настаивал Мурад.
Настя думала о чем-то, теребя свою красивую челку:
– Нет, ей миллион нужен, если бы он миллион дал? – Она пожала плечами. – Но, может, и за миллион не согласится…
– Тогда можно порошок!
– Это не вредно? – Настя в сомненьи смотрела на Мурада.
– Нет, просто спать захочет… как снотворное. Чего ты думаешь?
– А если заявление напишет?
– Да ладно, так не бывает! Она тут одна, мама-папа далеко, кто пойдет писать?
– Что-то мне все это не нравится! – Настя нахмурилась и вышла в кухню.
– А тебе со мной нравится? Этим заниматься? – крикнул Мурад.
– С тобой нравится… может, ты ее трахнешь?
– Я могу, но слюшай, деньги очень нужны! – кривлялся Мурад.
– Я тебе трахну! – Настя заглянула в комнату. – Я тебе тогда тоже порошочку подсыплю… утром проснешься, а вот яичница… из двух яичек, – и она грубо и радостно засмеялась, – можно и с колбаской!
– Такими вещами не шутят, детка! – заржал Мурад грозно и довольно. – Так что, будем делять кино или как?