– Да, – сказал Андрей, чтобы что-то сказать, с смелым интересом уже выпившего и собирающегося еще выпить человека, рассматривая девушку.
Андрей был высокий, выше метра восемьдесяти мужчина. Широкий в кости и крепкий, высоким он не казался, но производил впечатление сильного и внешне и внутренне. Так же он и разговаривал – уверенно, с веселой улыбкой и чувством собственного достоинства.
Катя вскрывала ящики с фруктами. Движения молоденькой официантки были быстрыми и даже изящными. Впрочем, изящными они могли и показаться захмелевшему имениннику, но то, что вся она была гибкая, грациозная и вообще очень ладная, было фактом налицо.
– А-а-а… – Андрею хотелось, чтобы она еще раз обернулась, но на него из своего угла преданно смотрела домработница Мери, которую он привычно не заметил… – не поможете ли вы мне? – сказал он настойчиво, весело злясь за что-то на Мери, возможно, за то, что она просто тут была.
Катя разогнулась, оценивающе глянула на гору неразобранных упаковок, потом на хозяина дома:
– Да, конечно, меня зовут Катя.
– Держите, м-м… Андрей! Извините! – пророкотал Андрей. – Вот эти бутылки возьмите, пожалуйста, – он протянул Кате две бутылки вина, а сам все изучал ее, не зная, что сказать дальше.
Эта девушка, эта Катя его смущала. Его вообще мало кто смущал, а она – да!
Катя же и не хотела ничего такого, они простояли в пробках, опоздали почти на час, и теперь все очень торопились. Она стояла с бутылками и с готовностью ждала, что с ними надо сделать. А Андрей стоял и смотрел на нее. Он совсем не был красавцем – лицо широковатое, крупные рот и нос – его спасали обаятельные живость ума и характера. Сейчас вся эта живость куда-то исчезла.
– Я вас раньше видел, – произнес Андрей, растягивая слова, – не помню где! Вы…
В кухню, поддерживая длинный черный передник, забежал толстяк Заза Лежава:
– Катюша, – закричал, как будто за ним гнались, – грибы у тебя? Принеси, дорогая! Гоча рвет всех, как лев совсем! – Заза ставил друг на друга прозрачные контейнеры с маринованным шашлыком. Схватил их, прижал к животу и, мелко косолапя, и путаясь в переднике, побежал на улицу.
– Извините, можно я… – виновато попросилась Катя.
– Да, конечно, давайте, – Андрей начал приходить в себя, забрал бутылки из Катиных рук.
Катя взяла ящички с шампиньонами и направилась к выходу, не дойдя до двери, повернулась и сказала вежливо, чтобы снять неловкость:
– Наверное, вы ошибаетесь, Андрей, я всего месяц в Москве. Извините, пожалуйста. – Она вышла и исчезла за углом.
Андрей забыл, за чем пришел, стоял с непонятными бутылками в руках. Она не стала ни кокетничать с ним, ни разу не стрельнула глазками, что у многих девушек случается автоматически. А хороша! – решительно сознался сам себе Андрей. – Не пойму чем, а хороша! Хорошая! Он весело скосил глаза на подошедшую помочь Мери, подмигнул ей, увидел, что та вопросительно смотрит на его бутылки. Он, наконец, их тоже увидел, поставил на стол, и, усмехнувшись довольно каким-то своим мыслям, пошел на улицу. Никаких планов в его голове не возникло, у него просто немножко поднялось настроение. Оч-ч-ень хорошая девушка, даже если никогда ее больше не увижу!
Через секунду она оказалась в его объятиях! Официантка, он не запомнил, как ее зовут, быстро возвращалась обратно, и они столкнулись в дверях лицо в лицо. От неожиданности Катя отшатнулась, Андрей в последний момент успел поймать ее, легко прихватив и притянув к себе испуганно сдвинутые плечи и вскинутые руки.
– Простите… я… – Катя испуганно смотрела на него своими бархатными глазами, – я вас задела? Ударила? – В руках у нее был пустой ящичек из-под грибов.
– Нет-нет, это я виноват! – он кивнул ей и вышел на улицу.
– Андрей, – навстречу шла Светлана. – Ты куда исчез? Там Бронштейны приехали!
Гости, как это всегда и случается, разделились. Кто-то выпивал у барной стойки, заставленной всем, чем только можно, хохотали, громко рассказывали что-то друг другу, дети на опушке взлетали над огороженным батутом и визжали на весь лес. Рядом негромко разговаривали нарядно одетые мамаши, были и няньки, каждая нянька стояла отдельно и неотрывно следила за улетающим в небо ребенком.
Больше всего народу собралось вокруг футбольного поля. Отцы семейств, с закатанными по-деревенски дорогими брюками и в дорогих рубашках носились по полю за мячом. Некоторые играли, потому что выпили, но кое-кто вполне прилично, один седоватый пузатый дядька, проявляя невероятную для возраста и живота прыть, обводил всех, обманывал, пропускал мяч между ног защитников, за него болели, зрители кричали: «Витя! Витя!» А он, обыграв полкоманды, никак не мог забить в ворота, которые отчаянно защищала крепенькая черноглазая девушка. Пузастый Витя весело и виновато разводил руки, со лба и по шее катил пот.
Было тепло, сквозь тучки временами проглядывало голубое небо, дождик, целый день собиравшийся мелко посыпаться с неба, так и не надумал. Гости были одеты легко. У дальней опушки из леса вышли две пожилые женщины с корзинками в руках. Это были мать и теща Андрея. В резиновых сапожках и прозрачных плащах, они, «усталые и довольные», вышли на дорожку и двигались к дому.
– Ты видишь, Лидочка, они никогда не собирают грибы! – Мама Андрея была полная и упрямая, она показывала свою корзинку с сыроежками и маслятами: – А на рынке покупают!
– Так когда им… – заступалась беззлобно теща, у которой в корзинке лежала одна книжка и большой красивый мухомор.
– Ну, Мери научили бы… – настаивала мама.
Приехали музыканты. Они тоже сильно опоздали из-за пробки на шоссе, и пока оркестранты настраивали струнные, трубач – парень лет тридцати вышел с небольшой трубой к бару, встал в сторонке и заиграл что-то джазовое, веселое и притырочное, на самом деле весьма виртуозное. Он начал скромно и негромко, и поначалу господа лишь мельком глянули на него как на новое лицо, не отвлекаясь от своих разговоров. Трубач добавил громкости и радости, гости невольно заулыбались и стали стекаться со своими стаканами, бокалами и рюмками. Любовались приплясывающим весельчаком… но он еще и умел! Выдавал сложнейшие колена и высочайшие ноты, от чего его напряженные губы белели, а лицо краснело, но он только радостнее становился и озорной бесенок еще пуще и веселее начинал скакать в его глазах. Потом он, сделавшись вдруг серьезным и даже озабоченным, не прерывая музыки, снял раструб, скосив глаза, осмотрел его и небрежно бросил в траву, потом, продолжая играть, стал разбирать инструмент, «удивляясь», откуда в нем столько всего, наконец, в его напряженных губах остался один мундштук, который выдавал все такую же веселую негритянскую музыку. Публика аплодировала, не щадя рук.
Это был, конечно, старый трюк, известный музыкантам, но исполнен он был с блеском, юмором и очень большим мастерством. Публика хлопала и радостно обменивалась восхищениями. Вскоре музыкантов уже было двое, флейтист встал рядом, потом явились скрипки, виолончель и контрабас и это была уже музыка-музыка! Публика слушала и любовалась. Играли высокие профессионалы. Смонтировали ударную установку. Музыка была по большей части классическая, известные пьесы, аранжированные к случаю, но играли и современные шлягеры.
Андрей стоял с институтским товарищем, теперь известным в узких кругах финансистом. Миллиардер из российского Форбса, из конца, правда, сотни, но все-таки. Публичным, кстати, Семен никогда не был, поскольку бизнес его был завязан на казенные корпорации.
Он был конченый трудоголик, никогда не был женат и здесь гулял один, по дальним дорожкам с бокалом вина. Иногда разговаривал по телефону. Семен любил две вещи в жизни: деньги и музыку – он был страстный меломан, в его загородном доме стояла ламповая аппаратура, стоившая целое состояние. Сейчас он подошел на звуки музыки:
– Что за люди, Андрей? Очень неплохо, откуда они?
Андрей нагнулся к уху Семена и что-то сказал. Потом посмотрел довольно, типа, ну как?! Семен недоверчиво повернулся на музыкантов и неодобрительно покачал головой:
– Нет, впечатляет, конечно, но… с чего гуляешь? – с некоторым недоумением, все так же приятно улыбаясь, спросил Семен.
– А что не так, Сеня? – обнял его Андрей.
– С чего шикуешь, интересуюсь? Или гостиницы свои пристроил?
– Почти угадал! Все стройки заморозил на хрен! Штат в гостиницах сократил, московский офис – впополам! Вот и гуляю! Тебе, кстати, скажу, может, пригодится! – Андрей взял Семена под руку и повел в сторону, с интересом глядя на товарища. – Я нашел неординарное финансовое решение!
Лицо Семена было серьезно.
– Сидел-сидел со своими аналитиками, думали-думали, и понял я, что никаких разумных решений сейчас принять нельзя! Можно заморозиться, что я и сделал, но на какое время, не скажет никто. Может так случится, что от этой моей «империи» камня на камне не останется: она может оказаться государственной, например, а? Может быть разграбленной бессмысленными и беспощадными голодными и пьяными толпами, и в ней поселятся веселые бомжи! А может просто скиснуть вместе со всей нашей экономикой. Бизнес упал впополам, Сеня! По большинству позиций минусы, продать это за гроши рука не поднимается. Уезжать тоже не хочу, да и с чем ехать? Все гостиницы – он поднял палец вверх! – шестнадцать гостиниц по всей стране – это двадцать лет пахоты – все они здесь, Сеня, в России. Вот я и решил погулять, сколько смогу!
– Это не решение, Андрюша, дурака валяешь… – скривился-нахмурился Семен.
– Ну, не знаю, может, у вас, специальных финансистов, все только лучше? – лукаво, но и не без досады улыбался Андрей.
– Да перестань, кому сейчас хорошо?
– Как кому… «патриотам», у кого все бабло за кордоном! Они сейчас еще подрубят, сколько успеют, и всплывут в Швейцарии, например, – быстро ответил Андрей.
– Андре-ей! – позвал кто-то хозяина.
– Иду!
– Если гуляешь, купи у меня самолет… – Семен ухватил Андрея за руку. – «Сессна», новый!
– О, видишь! Могу поменять на новый «Майбах», на заказ делал, два месяца, как пришел!