Глаза Мурада бегали. Он был без очков, щурился беспомощно, левый глаз заплыл. Он заговорил быстро, не особо, видно, понимая, что говорит, и все время трогая разбитый глаз:
– Катя, прости их, это мои друзья, они выпили! Они очень извинялись, такси тебе вызвали, сейчас поедем домой. Ты как себя чувствуешь? – от волнения он говорил с сильным акцентом.
Катя молчала.
– Катя… – Мурад мелко хрустел стеклом на полу, отталкивал его ногой под кровать… – Хочешь водички?
– Мурад, принеси водки, руку обработать, – попросила Ольга.
Мурад опасливо глянул на Ольгу с Алексеем:
– Сейчас, ага… – и вышел.
Катя повернулась, потом встала и присела к Алексею:
– Леша! – она со страхом его рассматривала, – они тебя избили!
Правая половина Лешиного лица пухла на глазах, щека была сильно содрана, раздувалась и отвисала вниз. Нижняя губа разбита в кровь и висела, как синяя слива. Леша попытался улыбнуться заплывшим глазом, получилось будто нахмурился, он слабо взял Катю за руку. Катя приходила в себя, она заставила Алексея встать, посадила к свету, осмотрела лицо, в зрачки заглянула, попросила пошевелить челюстью, у Алексея все получалось плохо, он морщился и даже застонал от боли. Ольга молча за ними наблюдала, Мурад принес водку. Катя развязала платок, мокрый от крови, рана на руке была длинная, Катя подумала секунду и, надкусив зубами простынь, оторвала ленту. Полила рану водкой, забинтовала. Алексей морщился и с удивлением и благодарностью следил за ней. За ее уверенными действиями.
– Ай, Катя, молодец, мамой клянусь! Какая молодец! – льстиво пропел Мурад от двери. – Я всегда говорил…
– Его в больницу надо! – Катя повернулась в сторону Мурада и, зашатавшись, чуть не упала, схватилась за спинку кровати. У нее все еще кружилась голова.
– Катя, зачем в больницу? Давай к нашему доктору с рынка, он хороший доктор, на рынке у нас работает. Он приедет, я заплачу! Клянусь! – Мурад от ужаса вжал голову в плечи, поднял руки и тряс ими над собой.
– Надо на «Скорой» везти, у него сотрясение может быть! – Катя не смотрела на Мурада. Она стояла на коленях возле Алексея и держала его за руку.
– Катя-я, давай я нашему доктору позвоню, умаляю! – Мурад сложил ладони на груди. Вид у него был совсем жалкий. – Что он «Скорой» скажет? Что случилось? Кто избил? Слушай, давай между нами это дело замнем. Зачем здесь полиция? Полиции, знаешь, сколько денег отдашь! Ребята очень жалеют, они не знали, что ты такая, подумали, что ты просто выпила… тут все девчонки не против с ними… Понимаешь? Они деньги дают! Оля, скажи ей! Они подумали, что ты просто выпила и поэтому… А этот лезет! Чего он лезет?! Сам виноват! – Мурад осекся, зло глянув на Алексея.
– … омой! – раздался тихий и неразборчивый, но решительный голос Леши. – … омой … оедем! – он смотрел на Катю одним глазом.
– Ему надо в больницу! – стояла на своем Катя.
– Катя! – взвыл Мурад. – Я денег тебе найду, клянусь, все уладим, сто тысяч найду, хочешь? Это большие деньги! Завтра!
Катя встала, взглянула на Мурада, но тут же отвернулась.
– Сто пятьдесят! Клянусь! За такие бабки можно и дома лежать! Не надо в больницу! Слушай, мне тоже плохо, они Настю с собой забрали… Она твоя сестра!
– Настю?! – в ужасе обернулась Катя.
– Нет… в смысле, она сама с ними поехала… заместо тебя. Сама, правда, мамой клянусь!
Алексей, морщась, с трудом встал с кровати, взял Катю за локоть и показал на выход.
– … оедем … омой. – Он подтолкнул ее к двери.
Они вышли, держась друг за друга. Битое стекло все хрустело под ногами. Протрезвевший молдаванин Ваня сметал его в кучку. На ступеньках Катю затошнило и стало рвать.
Со стороны ворот шел сторож.
– Такси приехаль!
Дома Катя раздела Алексея, уложила в свою кровать, поменяла на руке простыню на бинт, аккуратно ощупала голову. Щека и губы были раздутые, глаз почти заплыл, чуть подглядывал в желтую щелку. Катя принесла мокрое полотенце и приложила к опухшему лицу. Алексей терпел, только морщился от осторожных Катиных прикосновений. Взял ее за руку:
– У … еня … очти … се … рошло, – он улыбнулся целым глазом и погладил ее по плечу. – Ниче… о не … ольно! … от! – Он крепко сжал Катю за плечо.
Катя устало улыбнулась и осторожно прикоснулась губами к его пухлой щеке. Потом согнулась, прилегла к нему, прижалась грудью и поцеловала куда-то в шею. Алексей обнял ее:
– … ак еще легче! – попытался шутить и почувствовал Катины слезы на плече. – Ты что … лачешь?
– Все лицо тебе разбили…
– Мне не больно…
Алексей бросил на пол мокрое полотенце, приподнялся на локте, отодвигаясь к стенке:
– Ложись сюда?
Катя легла на его здоровую руку.
– Тебя саму… вон… а ты мою рожу жалеешь, – он гладил Катю по плечу забинтованной рукой. – Ты что за человек?
Катя молчала. Слезы текли неслышно.
– Когда разбили морду, это лучше, чем, когда не разбили… – сказал Алексей, глядя в потолок и скосил здоровый глаз на Катю.
– Да… – покорно согласилась Катя.
– Морда заживает, – уверенно продолжил Алексей. – У меня было однажды… я струсил… Не то, чтобы струсил, но не сопротивлялся, думал, если не сопротивляться, как-нибудь рассосется, а они все равно избили! Три года назад было. Такой позор! Надо было драться…
Алексей замолчал и осторожно посмотрел на Катю, она лежала, замерев, слезы текли. Сворачивалась в комок, каким она была в животе матери. Плечи судорожно вздрагивали. Алексей обнял ее, прижался неловко. Потом встал осторожно, его пошатывало, взял плед со стула, прикрыл Катю и выключил свет. Лег и обнял. Катя все так же тихо плакала. Повернулась к Лешке, уткнулась в грудь.
– Не плачь, – бормотал тихо Алексей, – все ведь нормально. Ну?!
Человек вынослив. Молодость особенно. Катя хорошо знала, что все выдержит, не сама Катя, но природа ее точно знала это. Все, что случилось, проносилось в ее сознании дурным шквалом непонятных действий, которые не вызывали никаких чувств, кроме недоумения. Она была в шоке от случившегося и не чувствовала себя пострадавшей, но представляла невольно, как Лешку бьют эти звероподобные люди.
– Если бы не я, они бы тебя не тронули! – сказала она вдруг и поднялась на локте. – И вот, мне ничего, а тебя избили! За что тебя избили?!
– Это Настя все устроила! – Алексей сел в кровати. – Я слышал, как она шепталась с Мурадом. Я просто не понял. Это она. Про порошок какой-то Мураду сказала и дала вот так, в руку. На меня еще зыркнула! В «Кока-коле» порошок был! Ты тут вообще не виновата ни в чем! У тебя голова кружилась?
– Что ты, Леша…
– Я тоже вырубился… от водки так не бывает! Она еще сказала Мураду… – Алексей замялся, – «насыпь этой… целке» и выругалась очень грязно.
Катя лежала молча. Замерев. Только рука медленно перебирала плед на груди. Потом вздохнула судорожно, обняла Алексея и прижалась к нему. Полежала немного, прижалась крепче, грудью и всем телом, неловко виском упираясь в Лешино лицо, проговорила вдруг тихо в подушку:
– Леша… я тебе нравлюсь?
– Нравишься, – сознался Алексей, чуть отворачиваясь и освобождая рот от ее волос. – Очень!
– Ты можешь… со мной… сейчас… ты же это можешь? – она замолчала.
Алексей перестал соображать, чувствовал только, как Катина рука на его спине захватила пальцами и ногтями кожу и замерла в напряжении.
– Что… ты… почему? – просипел Алексей, слыша, как страшное волнение заколотилось в груди и висках. – Ты что хочешь?
Голос его куда-то делся, во рту пересохло, он покашлял, прочищая горло, стук в висках острой болью отдавал в разбитое лицо. От необычного страха, которого он не испытывал никогда в жизни, сердце вдруг стало огромным, его удары отдавались во всем теле. Катя все так же иступленно прижималась, а он все из того же высокого страха боялся ее касаться. Он осторожно убрал руку с ее плеча и поджал неудобно на весу. У Кати была немаленькая и упругая грудь, Алексей очень ее чувствовал через тонкий халатик и от этого ощущал еще большую мучительную, постыдную неловкость и еще больший страх, лишавший его воли. Он думал, что Кате неудобно так лежать, что ей так трудно дышать… еще какие-то посторонние, детские и глупые мысли мешались в голове. Его худая и плоская грудь грубо и, наверное, неприятно прижималась к Катиной. Он мысленно отстранялся, чувствуя одновременно, как руки его предательски и гадко трясутся и неудержимо и подло к Кате стремятся.
– Я такая… мне так стыдно… но пусть уже! – выдыхала Катя отчаянно сквозь сцепленные зубы и слезы, она обняла его за шею и сильнее притянула за голову, а другой рукой за спину.
Алексей замер, он не смел ни двигаться, ни говорить, он не волновался уже, но вдруг притих в Катиных объятиях. То, что сейчас происходило, было больше его понимания, это был могучий и древний запрет, и он покорился ему. Те чистые токи, что текли сейчас от него к Кате стали множиться и возвращаться, и вскоре заполнили всю комнату, и Катя тоже затихла и расслабила свои нечаянные просительные объятья.
Они замолчали надолго. По потолку чуть качались слабые тени с улицы. Алексей гладил ее руку, теперь он боялся, что она встанет и уйдет. Очнется, встанет и уйдет.
– Я первый раз в жизни лежу в постели с мужчиной. – Катя окончательно расслабилась и откинулась на спину. Вздохнула задумчиво.
Алексей, разлепив ссохшиеся разбитые губы, буркнул огорченно:
– Да какой я мужчина?!
– Ты? – Катя замолчала. – Ты мужчина, Леша! Ты настоящий! – Она опять прижалась к нему и шепнула. – Я сегодня видела, каким должен быть настоящий мужчина.
16
Утром приехал врач от Мурада и забрал Алексея на рентген. Катя пошла в ванную и только здесь увидела свое тело. Руки, ноги, грудь… все было в синяках. Между ног, возле самых трусов ясно отпечаталась багрово-синяя мужская ладонь с пальцами и следами ногтей. Катя испуганно потерла ее рукой, быстро вышла из ванной и в растерянности села за кухонный стол. Сердце колотилось. Перед ней сами собой поползли картины вчерашней ночи.