В новогоднюю ночь Катя должна была работать, но ее подменили, дали выходной, и Катя осталась на Новый год одна. Настя встречала с девчонками с рынка, Лешка так и не взял трубку. До нового 2015 года оставалось полчаса. У нее ничего не было готово, она достала колбасу, хотела порезать и передумала. Вывалила в тарелку салат оливье из кулинарии и просто сидела и думала. Президент выступал по телевизору с выключенным звуком.
Перед Катей на столе стояли фотографии. Лешина прислонилась к бутылке шампанского, Федора – к пустому бокалу, еще матери с отцом и маленького Андрюшки – эти трое были вместе. Андреевой фотографии у нее не было. Она глядела на них и думала обо всем сразу и обо всех, и может быть, больше всего об Андрее, но мысли ее бродили по зимнему Белореченску, где прошла большая часть ее жизни и где она встретила двадцать веселых зимних праздников. Она то улыбалась чему-то, то застывала, вспоминая. Очнулась от звонка телефона, глянула на телевизор – президента в экране уже не было, вспыхивали немые салюты в ночном небе, неприступно, нарядно и непривычно молча светился Кремль. Москва сияла, обнималась и кричала «ура».
– С Новым годом, Катюша! – В трубке звучал басистый, горбоносый и любимый голос шеф-повара Гочи Гогуа. – Желаю тебе в Новом году приехать ко мне в Грузию, познакомиться с моими родителями, моим дедушкой, моими друзьями и лучшим городом на свете! Обнимаю тебя нежно, рад, что в этом году тебя увидел…
Связь оборвалась, на часах было уже семь минут Нового года, Катя спохватилась, взялась за шампанское, Лешина фотография спорхнула на пол. Катя вернула ее на место, налила себе минералки. Опять зазвонил телефон. Это был Сапар, Катя обрадовалась, как брату:
– Сапар, с Новым годом, дорогой! Как я рада! Ой, как я рада!
– С Новым годом, Катя! Я скучался по вам! – Сапар говорил громко, слышно было, как волнуется. – Мы большой плов кюшаем, много земляков пришли, все вам привет передают!
– Гульнаре привет передай!
– Она уехала в Таджикистан…
– Ну, будешь звонить, передай!
– Хорошо, только там света нет…
– Когда свет будет, передашь? – засмеялась Катя его наивности.
– Весной только будет, у нас зимой света никогда не бывает. Ты Насте… можешь ей трубку дать сейчас?
– Сапар, ее нет дома, она у друзей встречает, на работе.
– А где она работает?
– На рынке…
– Дай ей мой телефон, если она захочет, пусть звонит всегда! Слышишь меня? Обязательно скажи: Сапар звонил ей. – Он замялся, хотел еще что-то сказать, но замолчал окончательно.
– Обязательно скажу, Сапар. Как у тебя дела?
– Я тебя тоже всегда помню, ты такой хороший человек, Катя! Ой-ёй-ёй! Я один тут ушел, гуляю, там плов кюшают. Ты когда в гости придешь?
– Спасибо, Сапар, зайду как-нибудь, ты там же?
Номер Андрея был занят, Катя звонила Зазе, Манане, Шапкину и тихому таксисту Максу. Поздравляла. Настя не взяла трубку. Позвонил Андрей и опять был нежен и слегка пьян, говорил, что скучает, шутливо вспоминал подробности, от которых у Кати горели уши. Он гулял по улице, слышны были хлопки фейерверков, они долго говорили.
Потом Катя сидела растревоженная и счастливая, глядела на Лешкину фотографию, и ей хотелось, чтобы и ему было так же хорошо, как ей. Она так и не понимала, что с ним происходит, почему он перестал ей писать, почему сейчас не отвечает. Еще раз набрала его номер.
Леша не слышал ее звонка. Его разряженный телефон молчал сейчас в кейсе вместе с ноутбуком у него в комнате, у Кати за стеной. Если бы слышал, наверняка взял бы трубку, и не просто взял бы. Он был совсем рядом.
После той страшной ночной сцены, он поймал такси и поехал за город к родителям. Подъехал к воротам дачи в половине седьмого, посидел угрюмо в машине и попросил таксиста ехать обратно. Он не мог явиться в таком виде. И опять всю обратную дорогу слышал и слышал те звуки из Катиной комнаты. Эти невозможные звуки доносились из той, почти святой для него комнаты. Куда он стремился, представлял, как упадет на колени с огромным букетом перед не проснувшейся еще Катей.
Он думал, думал и думал, и его воспаленному мозгу вдруг начинало истерично казаться, что это была не она, а Настя или вообще кто-то другой, какая-то другая женщина. Он страшно уставал от этих пыток, понимал, что он ей никто, что все это, всю эту свою любовь он сам же и придумал. Любовь, это когда двое, Леха, когда двое!
Издеваясь над собой, ковыряя больное, вспоминал тяжелый букет ирисов. В такси в Лондоне, в аэропорту Хитроу, в самолете – их нельзя было класть на бок. Стюардессы уважительно предлагали поставить их, пристроить, но он не дал. Так и продержал упрямо на руках весь полет. Он думал, что это важно. Это и было важно, но теперь стало грустно, если не смешно.
Алексей проголодался и очень хотел спать. Денег не было, последние он прокатал на такси, он поехал к Джамалу, товарищу по университету, тому Джамалу, что приносил Кате компьютер, обвязанный розовой лентой. Джамал покормил, рассказывая, как тогда все получилось. Лешка поспал до девяти вечера, занял денег и поехал к Кате. В конце концов, у него там были все вещи.
В метро было, как в час пик. Народ торопился. Кто в гости, кто домой, разодетые, с подарками, улыбались друг другу, поздравляли с наступающим. Многие уже начали отмечать. От веселой толпы пахло спиртным, вкусной едой и мандаринами, и Алексей почувствовал себя дома и понял, что соскучился по Москве, по этим вот людям, которые были ничем не хуже и не лучше англичан, просто роднее. И про Катю вдруг подумалось легче.
На «Аэропорте» вышел, окна их квартиры были видны от метро, там горел свет, и Алексею стало так страшно, что он трусливо остановился и сел на гранитное ограждение. Люди торопились мимо, огибали его, кричали что-то веселое по телефонам. С кем она там сейчас? Что я ей скажу? – все эти, так и не решенные вопросы всплыли прежним болезненным комом. И все глядел на окна, в которых никого не было, просто горел свет.
Он начал замерзать, четверо молодых ребят рядом, три парня и девушка, тоже ждали какую-то Машу, весело костерили ее и тоже мерзли, потом достали бутылку водки и батон. Поломали хлеб на пакете, а водку пустили по кругу. Лешка подвинулся, хотел совсем отойти, но ближайший парень, отхлебнув, подал ему бутылку и, морщась от водки, качнул головой, подбадривая: «С Новым годом!» Лешка глянул растерянно и благодарно приложился к бутылке. Девушка подала кусок хлеба. Алексей поблагодарил, поздравил с наступающим и решительно направился в магазин.
И вот он второй час уже сидел в их дворе под высокими и голыми деревьями напротив их подъезда и время от времени прикладывался к ледяному горлышку бутылки. Ставил ее к лавочке в снег и снова задирал голову и смотрел на Катины окна. Надо было все выяснить, спросить ее прямо обо всем, как это советовал шотландец Джек, но он не осмеливался. Не ее он боялся, но того, что она скажет. Он несколько раз уже вставал и как будто решительно шел к подъезду, стоял там у двери, думая напряженно, трусливо разворачивался, услышав в подъезде голоса. Он и на седьмой этаж поднимался, но так и не нажал на звонок и не достал из кармана ключ. Он прислушивался и пугливо отходил от двери, за которой не было никаких звуков. Спускался вниз пешком, грелся, а снизу снова вызывал лифт, но не ехал на нем, а опять шел к своей лавке, думая об одном – хочет ли она его видеть.
С Катей по другую сторону двери происходило примерно то же самое – она не знала, где он, что с ним и хочет ли он ее видеть!
Новый год уже час, как наступил, Алексей нетрезво шмыгал носом, отхлебывал маленький глоток, закусывал салатом «Оливье» из пластиковой коробочки. Свет у Кати горел только в кухне. Весь же дом сиял огнями, во многих окнах переливались разноцветные елки, гирлянды мигали. Многие балконы были нараспашку, оттуда неслись крики, взрывы радостного хохота, мужики курили в одних рубашках и тоже смеялись, кто-то из соседнего подъезда пустил зеленую ракету, и все курящие балконы засвистели и закричали «ура», и как не упали от радости, одному Богу известно.
Леха изрядно набрался, ноги его в легких английских сапожках задубели, да и сам он изрядно замерз, и он просто ждал момента, когда совсем опьянеет, замерзнет и ему просто надо будет нагло подняться наверх, открыть дверь и тупо пройти к себе в комнату. Просто сказать тем, кто там будет: С Новым годом! А там будь как будет. Временами же водка как следует била в голову и его разрывало от желания набить морду, кому хочешь, пусть он будет любого размера, он вспоминал чемпионские оплеухи Славика и готов был сцепиться и с ним! И драться за Катю! Зубами рвать!
К его подъезду спешил какой-то мужчина с большим букетом и красным мешком с подарками. Он набрал на домофоне номер и вскоре закричал: С Новым годом, Катюха! Это я, открывай быстрей!
Алексей встал и направился к нему, мужчина был некрупный, притопывал ногами от нетерпения, возможно, он хотел в туалет, он дернул дверь, но что-то не получилось, дверь не открылась, и он снова нагнулся к самому домофону:
– Катька, это я, твой дедушка Мороз! Я по…
Про подарки он не успел договорить, справа сзади, куда-то по уху прилетело от Алексея. Мужчина, не ожидавший ничего такого, а точнее, радостно улыбавшийся всей нетрезвой новогодней душой и ожидавший совсем другого, безвольно взмахнув руками, свалился на колени и на бок. Алексей схватил его за ворот, злобно рванул к себе:
– Катьку тебе, козел?! На тебе Катьку! Вот твоя Катька! – Он колотил его неумело и пьяно, не кулаками, а как придется, отбивая себе руки, он бил человека первый раз в жизни.
Мужчина от такой молотьбы очнулся и завопил:
– Вы с ума сошли? Прекратите сейчас же!
В домофоне тоже кричали что-то, по лестнице бежали люди…
Алексей сидел в обезьяннике, уткнувшись лицом в решетку, и смотрел, как его отец негромко разговаривает с полицейскими. Они шутили о чем-то, посматривали на Алексея. Отец умел разговаривать с людьми. На лице Леши от глаза через щеку мелко кровоточила изрядная ссадина.