Андрей остановился возле большого полотна Мадонны с младенцем.
– Это Джованни Беллини!
Когда они вышли, Катя грустно улыбнулась:
– Никогда не думала, что смогу увидеть вот так! Для меня это было что-то, что существует только в книгах.
– Ты знала работы Беллини? – удивился Андрей.
– Да, отец очень любит эпоху Возрождения…
– Да-да, ты говорила, а отец твой, он кто по образованию?
– Преподаватель математики в школе. Иркутский мехмат заканчивал.
– И всю жизнь прожил в райцентре?
– Да.
– Странно… не то, что странно, но… удивительно, что ему не захотелось никуда. Я к концу школы точно знал, что уеду в Москву. Наверное, это как раз плохо. Если бы все уезжали из Венеции в Рим, никакой Венеции не было бы.
– Я тоже никуда не хотела, мне и в Белореченске было хорошо. Особенно, когда отец был здоров… – Катя задумалась. – Хотя, конечно, Венеция по книжке или в Интернете это не то же самое, что здесь… Здесь все иначе, я пока не понимаю…
Андрей продолжал смотреть с удивлением.
– Да, очень странно… Ты талантливая девушка, ты очень талантливая, в тебе порода невероятная, и этот шарм, и такая образованность в двадцать лет – все это совершенно не деревенское. Если бы мне раньше кто-то рассказал про такую девушку из маленького сибирского городка, я бы и слушать не стал…
– Ты просто не знаешь, у нас в школе очень умные ребята были, – Катя слегка покраснела щеками. – Я никогда не была… никогда не выделялась.
– Да-да, я как-то думал о тебе и понял, что у меня работают такие же девушки из провинции, может, чуть постарше тебя, но тоже очень способные. И никто из них не хочет обратно в свой город, наоборот, уезжают в Европу или Америку…
Катя слушала внимательно.
– Я хочу сказать, что у тебя в Москве колоссальные возможности, ты можешь добиться очень многого, перевезти свою семью, жить очень хорошо!
– А мы и жили очень хорошо…
– Ну ладно, ты это говорила, но если бы ты могла выбирать все, что угодно, какую бы судьбу ты себе выбрала?
Катя чуть задумалась, потом улыбнулась:
– Закончила бы Первый медицинский в Москве и уехала работать в Белореченск. Участковым терапевтом.
– И все?
– Все. – Твердо ответила Катя.
– А твоя любовь к музыке, к искусству?!
– У нас тоже все это можно…
– Это понятно, но в Москве театры, консерватория, музыканты с мировыми именами, выставки… можно Беллини вот так вот увидеть! А английский? В твоем Белореченске он тебе зачем?!
– Врачи неплохо зарабатывают, можно было бы ездить иногда в Москву… и даже в Венецию.
– Неплохо, это сколько? – Андрей с недоверием, иронией и любопытством смотрел на нее. Катя отвечала, может, чуть и растерянным, но твердым взглядом. – Нет, вообще мне эта идея нравится… жить там, где родился… Я даже и понимаю ее, только… – Андрей поскреб подбородок, – не знаю. А общение? У твоего отца есть друзья? Ему есть с кем поговорить?
– Да, конечно, мне кажется, там общение серьезнее. Это вообще не зависит от того, где ты живешь…
Вышли через арку к лагуне, недалеко от Сан-Марко[7]. В разные стороны, в полном беспорядке по тугой зыби волн ходили лодки и катера, гондольеры, легко взмывая на волне, толкались длинными веслами, тяжелые трамвайчики-паровички лихо чалились к плавучим остановкам, высаживали людей, брали новых и тут же, утюгом вздымая волну, резво уходили. Недалеко от берега, возвышаясь над крышами, бесшумно двигался белый десятиэтажный круизный монстр, казалось, он сейчас не сманеврирует и снесет или утянет за собой полгорода.
Гостиница была шикарная, в старинном здании. Просторный люкс балконом выходил на лагуну. Штофные красно-золотые обои, старинные столики с изогнутыми ножками, обитые под цвет стен диваны и стулья. Все было настоящее венецианское, мягкое, теплое и роскошное.
– Поедем на Мурано, там есть отличный мишленовский ресторанчик.
– Какой ресторанчик? – не поняла Катя.
– Очень вкусный! – Андрей обнял ее, и они вышли из номера.
На солнце было жарко, они бродили по чудесному игрушечному острову Мурано, заходили в мастерские, смотрели, как работают стеклодувы. Городок был разрезан каналами шириной с обычную дорогу, лодки покачивались, припаркованные, как автомобили. Разноцветное мурановское стекло сверкало и манило к витринам.
Ресторан был полон. Все столы и столики в двух небольших залах и на улице под зонтиками были заняты. Официанты сновали с полными подносами, с шутками и приколами друг к другу. Катя с Андреем ждали, когда освободится столик. Крупный рыжебородый мужчина лет шестидесяти сидел у барной стойки на крутящемся стуле и время от времени давал указания официантам или шутил с клиентами на всех языках мира. Он был брит коротким ежиком, коротко же стриженая густая борода охватывала его круглый подбородок от глаза до глаза.
– Он так похож на Лучано Паваротти, – зашептала Катя, – только рыжий.
– Это хозяин ресторана, – сказал Андрей.
– Рюсски! – небрежно ткнул «паваротти» рукой с толстыми пальцами в Катю и Андрея.
Андрей чуть кивнул, вежливо улыбнувшись.
– Москоу, Путин, тра-та-та! – итальянец пострелял в потолок, лицо при этом было невозмутимо. Непонятно было, нравится ему Путин тратата или наоборот.
Андрей отвернулся к Кате.
– Я тебя помнить! Я все знать! – Хозяин явно хвастался своим русским языком, посматривал вокруг. – Спасиба, пжалста, наздравье!
На этом его запасы русского кончились, и он перешел на неплохой английский.
– Я помню всех, кто лопал тут мою рыбу! В прошлом году сожрали тридцать тонн! И пять тонн устриц! И еще вагон неплохих итальянских макарон… А может быть, два вагона… кто их считал!
Катю и Андрея посадили за столик в соседнем зале. Через некоторое время сам хозяин, весело извиняясь, что пихается, неторопливо пробрался к ним, поставил вазочку с бордовой розой на столик, убрал желтенькие цветочки, что там стояли, и заглянул Кате в глаза. Потом повернулся к Андрею и шепнул заговорщически:
– Хотел на твою девчонку вблизи посмотреть! – Одобрительно качнул головой. – Только что рыбаки привезли осминожков и кальмаров, и рыбу-пескатриче – можно сделать настоящий «Zuppa di pesce». Buon appetito![8]
Он говорил по-английски, Андрей ничего не понял, Катя, краснея, перевела, хозяин еще раз поклонился коротко и с достоинством и пошел на свое место к бару. Шутил по дороге по поводу того, что имея лучший ресторан в Венеции, правильно иметь и самый большой вес. Останавливался у знакомых и разговаривал с ними по-итальянски. При этом он не забывал следить за работой официантов, сам забирал опустошенные тарелки.
Они начали со свежих устриц, потом были теплые осминожки в остром помидорном соусе, нежные мидии в лимонном супе, брускетта, запеченная в раковинах и карпаччо из местных рачков, потом подали большую «Zuppa di pesce». Они не съели и половины, особенно Катя, она вообще не умела есть много, страшно объелись, и Андрей попросил лимонный сорбет, кофе и по рюмке «Фернет Бранка» для пищеваренья.
– Я больше не могу! Все было очень вкусно, спасибо! – Катя сделала страшные глаза.
– Я тебя очень прошу, не благодари за то, что мы едим вместе. Я что, должен благодарить тебя, что ты сейчас рядом со мной?
– Но когда ты у меня дома чай пил, ты говорил спасибо!
– Это просто формула вежливости. Ты же не говоришь отцу спасибо, если вы с ним пообедали в ресторане?
Катя задумалась.
– Ну, хорошо, я больше не буду. Я, правда, и отцу говорю, и в ресторане мы с ним никогда не обедали… – она весело сморщилась. – Не обращай на меня внимания, Андрей, я уже ничего не понимаю в моей жизни. Ты так все поменял! Я когда думаю о нас, мне очень странно, очень непонятно делается. Не знаю, почему… – Она помолчала. – Вот в детстве, когда чего-то страшно, то просто не надо туда идти и все. А сейчас – мне непонятно, а я иду!
– Кать, а ты не можешь не копать себя все время? Что у тебя за голова?! – Андрей великодушно сморщился и потрепал Катю за плечо.
– Я стараюсь! Правда! Я, наверное, привыкну, только не знаю, к чему я должна привыкнуть?
Андрей устало помотал головой и позвал официанта. Когда они выходили мимо хозяина, тот встал, протянул Андрею свою большую загорелую пятерню и нежно пожал Катину ладошку.
– Ci vediamo[9] – улыбнулся, кланяясь.
Обратно плыли на вапоретто.
– Так! У нас большая программа: здесь тьма музеев, много церквей, которые расписывали знаменитые художники, есть оперный театр «Фениче», мы как-то ходили… – Андрей хотел сказать со Светланой, но удержался.
– А ты часто бывал в Венеции?
Их взгляды встретились. Они думали об одном.
– Да, это наш со Светланой любимый город… Зимой здесь мало туристов… – Он нахмурился. – Слушай, давай как-нибудь вечером поговорим обо всем. Ладно? Поговорим прямо, окей? И перестанем вспоминать об этом каждые десять минут! Есть же, в конце концов, мозги!
– Да, хорошо, – виновато согласилась Катя.
– Так, музеи, театры… О! Рядом с Сан-Марко есть отличный магазин «Church’s». Мне нужны ботинки, можно и тебе посмотреть – это хорошая обувь!
Катя пристально, как будто застыв, на него смотрела, но вдруг встряхнулась внутренне и улыбнулась, смелея.
– Хорошо!
Пароходик, гася скорость, громко взревел, ударился о резиновые амортизаторы причала. Они вышли.
– А нельзя съездить в Падую? Там есть «Капелла Скровеньи», ее расписывал Джотто!
– Да? Я не слышал или не помню, это интересно?
– Это очень… – Глаза у Кати загорелись, но она вдруг засмущалась: – Мне так неудобно, я все только по книгам знаю…
– И что Джотто? – Андрей обнял ее за плечи.
– Эти фрески считаются шедевром раннего Возрождения. Даже то время называется «Эпоха Данте и Джотто»… Это небольшая церковь начала четырнадцатого века, можно посмотреть в Интернете…