– Я когда думаю о нас, когда вообще пытаюсь представить какое-то наше будущее, мне часто приходит в голову эта страшная, такая красивая трясина. Она и правда красивая! – Катя помолчала, вздохнула. – Я что-то не то говорю. Мы с тобой обязательно запутаемся, вот увидишь! Меня успокаивает, что единственная жертва в этом сне, это я. Ты заметил?!
– Все, перестань. – Андрей, не улыбаясь, повалил ее и закрыл рот двумя руками. Смотрел вблизи глаза в глаза. Она была беспомощна, растеряна и очень красива. И так дорога ему!
23
Они вернулись в Москву. Было много снега, пробки, слякоть и грязь. Во дворе дворники гребли и посыпали дорожки, а снег все шел.
Утром Катя позвонила домой. Там все было неплохо, мать впервые не говорила о деньгах. Спокойно рассказывала. Отцу поменяли фиксирующий корсет, специально приезжал травматолог из Красноярска, показывал упражнения.
– Старается, по часам вон все делает. Ходит на костылях уже понемногу. – Голос у матери был бодрый, даже деловой, и необычно вежливый. – Я отпуск взяла до конца февраля, Кать. Денег хватает, больше не надо… Ты там не в долги влезла?
– Нет, все нормально, – поспешно ответила Катя.
Мать помолчала, потом сказала осторожно:
– Я знаю, сколько стоила операция… этот доктор, что приезжал к отцу, дал мне договор подписать, и еще там услуги дополнительные… – ты где же столько денег взяла?
– А сколько, мам? – с тревогой спросила Катя.
– Больше двух миллионов! Ты что, не знаешь?
– Знаю… – выпалила Катя, чтоб успокоить мать и замялась. – У меня друг тут…
Мать тоже молчала.
– Это он оплатил. Он очень добрый, – добавила Катя, чувствуя, как становится стыдно. – Тебе папа не рассказывал?
– Да от него ничего не добьешься, говорит, это не моя тайна… Что за тайна?
– Мам, ты не обижайся на него, он же всегда так, я приеду, все расскажу.
Мать помолчала.
– Что же, живете вы? – спросила осторожно и строго.
– Нет… – Катя покраснела еще гуще. – Я попробую приехать на несколько дней.
– А чего на праздники не приезжала? Мы ждали. И Андрюшка, и бабка все время спрашивает. Платок тебе связала из белого пуха.
Катя молчала. Не рассказать всего было по телефону.
– Ну ладно, спасибо тебе за все. На, вон, с отцом поговори…
– Я! Я! Я! Я! – услышала Катя тоненький и звонкий голос Андрюшки.
Мать дала ему трубку.
– Катя! Катя! Катя! Сестла! Сестла! Сестла моя! На, папа!
– Катюша, здравствуй, милая!
– Привет, пап. Как себя чувствуешь?
– Спасибо тебе, скоро побегу, сейчас, погоди, к себе доковыляю. Видишь, хожу уже… – Катя услышала, как хлопнула дверь его комнаты. – Костыли специальные привезли. Вот, пришел… сидя теперь читаю… – Отец заговорил тише. – Я уже не надеялся, спасибо тебе!
– Что ты, пап, все же хорошо!
– Ничего, ничего, прости, я просто хотел сказать, что благодаря тебе я снова учусь ходить. Андрюшка показывал мне сегодня, как правильно надо ножку ставить! – Отец помолчал. – И Андрею твоему спасибо передай. Как у вас?
– Все… по-прежнему, – сказала Катя и поняла, что впервые в жизни нечаянно обманула отца. – Все неплохо, пап, приеду, расскажу.
У Кати оставались два свободных дня. Она вымыла всю квартиру, развесила обновки, шкафа не хватило, и она заняла пустующую половину Насти. Разложила бесчисленные мурановские бусы и серьги, которые Андрей покупал всякий раз, когда видел. Алешины ирисы в ведре отцвели, выпили всю воду и подсохли, стали сероватыми, но не пропали, они как будто ждали ее. Катя долго смотрела на это чудо природы, взяла ножницы и обрезала кое-где. Получился осенний гербарий. Суховатый и строгий. Андреевы орхидеи, каждая в своем горшочке стояли живые, красивые и чужие. Катя рассматривала их, как диковинных зверьков, которым до нее не было никакого дела.
Она работала машинально, а сама все думала о своей новой жизни, которую нарисовал Андрей. На обратном пути в Москву они долго разговаривали.
В первом классе никого, кроме них, не было, стюардесс Андрей не замечал и говорил спокойно, не понижая голоса:
– Мне не нравится, что ты официантка. – Он доброжелательно, но строго смотрел на Катю. – Дело не в профессии, просто никакая ты не официантка, тебе надо получать хорошее образование. И потом… мне не хотелось бы встречаться с официанткой. Ты не обижайся, но обычно официантки, с которыми встречаются люди моего круга, это бляди или что-то вроде.
Андрей крутил в руках бокал с коньяком и смотрел на Катю. Она не реагировала, слушала молча, слегка краснея от стюардессы, подававшей еду.
– Я не хочу, чтобы так думали про тебя, понимаешь? Если мы где-то появимся вместе, так будут думать! Так просто есть и все! Надо закончить с этим твоим лицом в ресторане и на буклетах. Это мое лицо!
– А что я буду делать?
– Учиться. И не в медицинском, а на филфаке университета, ты же хотела. Потом можно будет магистратуру где-нибудь устроить, в Сорбонне, например. Тут у нас есть простор – ты же невероятно способная!
Андрей откровенно любовался ею, целовал ее ладонь и пальцы, и говорил все таким тоном, как будто все было уже решено. Приближаясь к Москве, он погружался в привычную атмосферу дел и даже рад был этому. Все так же, не обращая внимания на стюардессу, обнял ее и притянул к себе.
– Ты не устала?
Катя покачала головой, но потом, будто очнувшись от его слов, согласилась:
– Я, кажется, очень устала, столько всего было… А ты?
– У меня дела. – Андрей думал о чем-то своем, отпил коньяк. – Я никогда не заводил таких отношений. У меня были, конечно, знакомые женщины… подружки, иногда за деньги… Я, кстати, считал, что за деньги лучше всего. – Он не отводил от нее взгляда. – А потом появилась ты…
Катя смотрела на него, не понимая, к чему он…
– Позавчера утром у меня не было встречи, я просто гулял и думал, сидел и расписывал варианты. Я привык так, с бумагой и карандашом, и чтоб никто не мешал… – Андрей посмотрел на нее долгим изучающим взглядом. – Я люблю тебя, это совершенно ясно, – он опять задумался. – Это для меня все очень сложно, какая-то другая жизнь, но боюсь, что все у нас очень серьезно, и я уже не могу без тебя. И чтобы не потерять тебя, чтобы наши отношения не превратились в обычные… – он поморщился, – мне совсем не хотелось бы этого… Ты меня понимаешь?
Катя кивнула головой и одновременно пожала плечом.
– Ну да… нет смысла всего пересказывать, если ты будешь меня немного слушаться, то все будет хорошо.
– А я не слушаюсь? – преданно удивилась Катя.
– Боюсь, ты не все про меня правильно представляешь. У меня большой бизнес, больше двух тысяч сотрудников, огромные связи, которые надо поддерживать, ответственность за многих и многих людей… у меня сложившаяся, жестко выстроенная жизнь. Моя семья – не очень большая часть этой жизни, так уж получилось, но в ней всех все устраивает. Когда я говорю, что ты меняешь мою жизнь и меня, то я много чего имею в виду. Я не уверен, что ты все это понимаешь… – он заглянул ей в глаза. – Ты не обижаешься?
– Нет, я… что ты?
– Я продумал кое-какую конфигурацию, при которой все у нас должно быть хорошо. Прости, все это несколько цинично звучит, но здесь без головы не обойтись. Я не могу взять все и… бросить просто так.
– Ты хочешь развестись? – прошептала Катя, хотя рядом никого не было.
– Нет, так я не могу, мы со Светланой прожили двадцать лет. Я пока не знаю, пока пусть все будет, как есть. Само как-нибудь утрясется, другого варианта у нас нет. Ты должна оставить свою работу, я куплю тебе квартиру, – он посмотрел на нее. – Да, я уже позвонил риэлторам, они уже ищут. Это будет наша квартира, можем оформить ее на тебя, на меня, без разницы.
Андрей сбился с мысли. Нахмурился, соображая.
– Ты будешь жить в своей квартире, поступишь в университет, тебе надо учить еще один язык – итальянский?! Французский? Возьмешь репетитора. Тебе нравится?
– Почему язык? – Катя растерянно смотрела на Андрея.
– Чтобы тебе скучно не было, я работаю и не смогу быть с тобой всегда. Твоим родителям будем отправлять по пятьдесят тысяч в месяц. Этого достаточно? Еще будешь учить меня английскому и вообще займешься моим просвещением.
– Я?! – искренне удивилась Катя.
– Да, Катя, мне это надо, это я по сравнению с тобой дикий. – Андрей говорил серьезно, даже чуть строго, не давая ей думать. – Можешь считать, что вот за это я и плачу тебе деньги! Тебе же это важно?
– Я… что должна буду делать?
– Ничего особенного, ты любишь живопись, музыку, театр – вот и будешь водить меня. Все будет, как и было. Будешь… как это называется? Моим учителем по прекрасному… я не очень пафосно? – Он улыбнулся и даже подмигнул Кате и при этом был очень серьезен.
– С чего ты взял, что я все это знаю? – Катя даже головой затрясла, не соглашаясь. – Я никогда не говорила…
– Чего не знаешь, позанимаешься. Список чтения мне составишь – это же несложно?!
Катя с удивлением и даже с недоверием на него смотрела.
– Видишь, что ты со мной делаешь! И еще много чего, о чем мне и говорить неудобно, но все это правильно. Я правда всего этого хочу! – Он отпил хороший глоток коньяка и весело скривился. – Не помню уже, когда в последний раз начинал новую жизнь… я раньше о-о-очень любил это делать.
Катя молчала, рассеянно думая о чем-то, потом спросила, не глядя на Андрея:
– А со Светланой ты не ходил в театр?
Улыбка ушла с лица Андрея, он бросил взгляд мимо Кати в иллюминатор, потом, прищурившись, уставился на нее:
– Ходил иногда, но я не хочу об этом, давай, я как-нибудь сам решу все. В конце концов, это касается только меня.
Кате хотелось не согласиться, но она промолчала. Она очень устала за эту поездку.
Все два дня после возвращения Катя невольно вспоминала этот разговор в самолете. Эти вопросы, вся эта конфигурация, как говорил Андрей, с одной стороны, были очень просты, но почему-то с трудом помещались в ее голове. Всё было логично и, за мелкими исключениями, очень соответствовало ее жизненным интересам, Андрей не упустил ничего, но эти исключения, эти «мелочи жизни», как он их определил, были самыми тяжелыми. Простые вопросы, сталкиваясь между собой, рождали новые и новые, куда более сложные. Посоветоваться было не с кем. Ни с матерью, ни с отцом нельзя было. С Настей тоже.