становились вполгорки у голубой лавочки. Катя помахала отцам рукой, поставила коляску ровно, проверила ребенка. Настя тоже заглянула к своему. Сели на лавочку.
– И после того, как приезжал, больше ничего? Даже не звонил?! – спрашивала Настя.
Катя покачала головой.
– Он все-таки очень хороший человек! – Она грустно, но твердо посмотрела на Настю, заканчивая какой-то их разговор. – Он обещал, что больше не появится, думаю, ему непросто.
– Мог бы и помогать!
– Нет-нет, зачем это? Да и Лешка против… – Катя нахмурилась несогласно, – его больше нет, и я ему очень благодарна.
– Опять ты ему благодарна… тоскуешь ведь по нему?
Катя спокойно смотрела на сестру.
– Не знаю… нет, наверное… Лешка… – Катя задумчиво поправила платок на голове, потом улыбнулась своим мыслям и не стала продолжать.
– Что Лешка?
– Лешка – это Лешка! – Катя весело посмотрела на Настю. – Беременная я!
– Ну, ладно! – замерла изумленная Настя. – Уже?
Катя, счастливо улыбаясь, кивнула.
– И что, рожать будешь? У тебя Дашка недоношенная…
Катя не отвечала, смотрела на речку. Листва березовая по ней плыла неторопливо, хвоинки рыжие, травы водяные шевелились.
– А эти знают? – кивнула Настя на двух рыбаков, которые сидели близко друг к другу и о чем-то потихоньку разговаривали. На удочки не глядели. Костыль Георгия Ивановича валялся на земле.
– Нет еще… – едва качнула головой Катя.
– А Лешка?
Катя не ответила, улыбалась чему-то и все глядела вдаль по Ангаре.