В свою пещеру чудовища.
Адриан выходит прежде, чем машина останавливается. Я вздрагиваю от звука захлопнувшейся двери с его стороны, несмотря на то, что всю дорогу сюда вооружалась гневом, несмотря на мою новую решимость разрушить его жизнь, как он разрушил мою.
Когда он открывает мою дверь, и я пытаюсь схватить свой костыль, он вытаскивает меня одним сильным рывком. Я пытаюсь сопротивляться, но он перебрасывает меня через плечо, как неандерталец, и врывается в дом. Моя большая вуаль падает ему на спину и скользит по земле. Кровь приливает к моей голове от позы и унижения от того, что все его чертовы охранники, которые следовали за нами от церкви, видели меня такой.
Я даже не успеваю сосредоточиться на том, что меня окружает, пока он большими шагами преодолевает расстояние, словно на задании.
Извиваясь, я бью его по спине.
– Отпусти меня!
Он не отвечает, ни когда я впиваюсь ногтями в его куртку, ни даже когда я кусаюсь и извиваюсь. Как будто он не чувствует моих ударов, как будто это бунт маленького ребенка.
– Отпусти меня! – кричу я.
Его рука тяжело опускается на мою задницу, и я вскрикиваю, когда пощечина эхом разносится в воздухе. Но мои мышцы не сжимаются, пока его резкие слова не пронзают мою грудь.
– Ты сегодня сама себя подставила, Лия, так что будет мудро заткнуться. Ты же не хочешь испытывать меня прямо сейчас.
Я обмякаю в его объятиях, и не только из-за его угрозы.
Если я хочу выйти из этого брака невредимой – или настолько невредимой, насколько это возможно, – мне нужно быть умной в общении с ним и выбирать свои битвы.
Гнев Адриана, кажется, не уменьшается, даже после того, как я перестаю сопротивляться. Во всяком случае, его шаги становятся шире, когда он несет меня по коридору и пинком распахивает дверь комнаты, а затем захлопывает ее.
Он кладет меня на кровать, и, если мне не мерещится, я бы сказала, что он был нежен, чтобы не повредить мою ногу. Но, конечно, я все выдумываю. Заботливая сторона Адриана – всего лишь чертова иллюзия, которую он использует в своих интересах, когда ему заблагорассудится.
Что толку думать об этом, когда он запятнал всю мою жизнь сегодняшней свадьбой и всем, что за ней последовало?
Беременность – это единственное, о чем я не скорблю, потому что я чувствовала – и продолжаю чувствовать – мгновенную связь с моим ребенком. Однако Адриан далек от того, чтобы быть образцовым отцом или мужем. Он просто использует ребенка и брак, чтобы раздавить меня.
Он сдергивает пиджак и закидывает его за спину, затем расстегивает рубашку, обнажая тугую мускулистую грудь и изрезанный живот.
Я отворачиваюсь от него, потому что отказываюсь быть захваченной его физической красотой, тем, как он меня на самом деле привлекает.
Все эти чувства – гормональные и физические реакции. Они ничего не значат.
Я опираюсь руками на кровать, осторожно перемещая платье и гипс на матрас так, чтобы сидеть, вытянув перед собой обе ноги. Он может показать мне сегодня самое худшее, но я отделю свое тело от разума и сердца. Пора мне проснуться и увидеть Адриана таким, какой он есть на самом деле – бесчувственным монстром.
Он снимает ремень и обматывает его вокруг своей сильной руки, а когда говорит, в его голосе слышится едва уловимая угроза.
– Что я сказал тебе перед тем, как мы вошли в кабинет Сергея?
Я вздергиваю подбородок и поджимаю губы.
Он подходит ближе или, скорее, крадется, похожий на большого кота с черной душой.
– Что я сказал, Лия?
– Я не собиралась позволять тебе говорить обо мне как о предмете и молчать об этом. Возможно, я потеряла свою мечту, но я не потеряла свою гордость и самоуважение. Я не позволю тебе или твоим тупым боссам унижать меня.
– Неправильный ответ.
Он тянется ко мне, и я вздрагиваю от чистого инстинкта самосохранения. Все во мне говорит мне бежать от этого человека, держаться от него как можно дальше. Но куда бы я ни пошла, он стоит там, как вечная тень. Так было с тех пор, как я впервые увидела, как он хладнокровно убил человека.
Адриан обхватывает меня обеими руками за талию и переворачивает, заставляя лечь на живот, положив голову на подушку. Он расстегивает молнию на моей спине и сдергивает платье, позволяя белому шелку растекаться по кровати. Поскольку у него есть встроенный бюстгальтер, я нахожусь только в трусиках и вуали, которая теперь задрапирована сбоку.
Когда Адриан садится рядом с моей здоровой ногой, я краем глаза замечаю, что он еще несколько раз обматывает широкую кожаную петлю вокруг руки. Это зрелище разжижает мои внутренности, как в абсолютном страхе, так и в сводящем с ума предвкушении.
– Ты, кажется, забыла, как идут дела, Лия. Но я буду счастлив выбить это из тебя, пока ты не узнаешь свое место.
– И кто же я? Твоя немая жена? Жена, которую ты заставил выйти за вас замуж?
– Продолжай лгать себе, если думаешь, что это поможет тебе справиться лучше, но мы оба знаем, что ты этого хочешь. Ты хочешь быть моей, чтобы трахаться и быть наказанной, владеть и развращать.
– Я никогда ни на что не соглашалась, когда дело касалось тебя, Адриан. Ты заставлял меня делать все с самого начала.
Его челюсть сжимается, и тень омрачает его лицо.
– Заставлял тебя? Разве я заставлял тебя ждать меня каждую ночь или кончать на мой член, язык или пальцы? Разве я заставлял тебя жаждать шлепков моей руки или пояса? Ты практически дрожишь в предвкушении, Лия, так что не смей, черт возьми, говорить, что я тебя заставлял. Во всяком случае, я высвободил твои сексуальные фантазии. Ты знаешь это, я знаю это, и твой психоаналитик тоже знал бы это, если бы тебе не было стыдно в этом признаться.
– Так ты теперь считаешь себя моим спасителем?
– Я никогда не утверждал, что это так. Однако я – твой муж, и ты моя
– Я никогда не буду твоей. Не по своей воле.
Адриан хватает меня за волосы и вуаль, безжалостно оттягивая голову назад.
– Ты моя, Лия. На самом деле, ты всегда была моей, так что лучше тебе это признать.
– Нет.
Его горячее, угрожающее дыхание щекочет мне щеку.
– Скажи это. Скажи, что ты моя.
– Нет.
– Лия... ты действительно не хочешь злить меня больше, чем я уже зол.
– Ты все равно меня выпорешь, так что сделай это и оставь меня в покое.
– О, я не оставлю тебя. Нет, пока ты полностью не признаешь, что ты моя.
– Никогда. – Я выдерживаю его быстро темнеющий взгляд своим решительным. Возможно, неразумно провоцировать его, но это не моя цель. Я только защищаю себя, чтобы он не забрал те маленькие части, которые у меня все еще есть. Если я откажусь от них, он растопчет их и меня, а потом бросит умирать в запертой комнате.
– Очень хорошо. Похоже, ты торопишься начать свое наказание. – Адриан опускает мою голову на подушку и проводит кончиком ремня по моей обнаженной спине. Я вздрагиваю, когда память моего тела о нем включается.
Если и есть что-то, что я не могу отрицать в своих испорченных отношениях с ним, так это определенно физическая связь. У нас больше химии, чем я когда-либо могла себе представить, и я ненавижу это прямо сейчас. Я ненавижу, что он держит меня или как сильно я жажду его прикосновений после нескольких недель голодания.
Я ненавижу то, что скучала по его бессердечному обращению с моим телом.
Я ненавижу то, что мне нравится наша разница в размерах и то, как легко он может одолеть меня, сбить с ног и завладеть мной.
Его рука обхватывает мои трусики и срывает их. Я задыхаюсь, когда испорченный материал касается моих складок, прежде чем он отбрасывает его. Неважно, сколько раз он это делал, сколько у меня испорченных пар трусиков. Это не стареет, и он никогда не подводит меня.
– Когда я приказываю тебе что-то сделать, ты не думаешь об этом, не пытаешься бросить мне вызов, ты, черт возьми, делаешь это. Это понятно? – Его слова так же спокойны, как движения ремня вверх и вниз по моей спине и изгибу задницы.
– Тогда тебе следовало приобрести игрушку, а не меня.
Свист эхом разносится в воздухе, прежде чем ремень опускается на мою задницу. Я кричу, когда ожог оседает на моей коже и проникает прямо в мою сердцевину. Прошло много времени с тех пор, как он прикасался ко мне своим ремнем или сексуально прикасался ко мне, и мое тело, которое в течение нескольких недель бунтовало против отсутствия стимуляции, теперь воскрешается из пепла, как феникс.
– Не отвечай мне.
– Я не позволю тебе сломать меня, – выдавливаю я. – Если тебе нужен послушный питомец, ты должен был найти другую жену.
Моя самооценка – последнее, что у меня есть, и я буду бороться до смерти, прежде чем позволю Адриану забрать и ее.
– Ты моя жена, госпожа Волкова, и я буду втрахивать этот факт в твое тело до тех пор, пока ты не будешь вести себя соответственно.
Взмах. Шлепок.
Взмах. Шлепок.
Я задыхаюсь, мои губы дрожат от ярости, скрывающейся за ударами. Он действительно хочет наказать меня. Но самое смущающее то, что я не только чувствую удар на своей заднице. Он кипит под моей кожей и посылает импульсы к моей ноющей сердцевине.
– Ты не будешь возражать ни передо мной, ни перед кем-либо еще в братстве. – Шлепок. – Ты будешь держать свои мысли при себе. – Шлепок. – Ты больше не пойдешь против меня на людях.
Шлепок!
Я рыдаю к концу его слов, мой голос хриплый, мое сердце колотится так громко, что я боюсь, что оно прольется на матрас и оставит меня опустошенной раз и навсегда.
– Это ясно, Лия?
– Да... да… – Я говорю ему то, что он хочет услышать, чтобы он прекратил пытку. Дело не только в рубцах. Речь идет о пугающем трении в моей сердцевине, которое усиливается с каждым его безжалостным ударом.
– Хорошо.
Я выдыхаю, когда его большая ладонь касается моей поврежденной кожи, и он медленно разминает мою задницу. Обычно это означает, что он перестал меня мучить – или близок к этому.
Его рука медленно раздвигает мои бедра, насколько это возможно с гипсом, и я не могу сдержать стон, который вырывается, когда его пальцы касаются моих влажных складок.