Имею ли я, носитель главной добродетели – любви, право обернуться против Создателя? Против Господа, который наделил меня способностью искренне любить всех вокруг – от ангелов до смертных? Кем я стану, если все-таки шагну в пропасть? Не подведу ли братьев, до последнего верных отцу? Не придется ли проливать их кровь ради высшего блага? Да и в чем заключается это благо?
И я искренне надеюсь, что смертная девушка по имени Сильвия не чувствует этого беспокойства, не слышит те же вопросы у себя в голове. Делиться с нею эмоциями у меня права точно нет.
– Правду говорила матушка, – вполголоса бормочет она. – Все ангелы красивы, как сам Господь. Почему ты так часто спускаешься сюда? Это ты защищаешь нашу деревню от напастей? В этом году у нас даже урожай был, а в соседней, говорят, все так же плохо. Спасибо!
Падать на колени вовсе не обязательно, но Сильвия делает это снова и снова. Рассыпается в благодарностях, хватается за рассыпавшиеся по земле колокольчики и бросает их к моим ногам.
– Встань, я же просил, – на этот раз я сам помогаю ей подняться и смотрю на нее понуро. – Не нужно преклонять передо мной колени. Ты ничем мне не обязана, и тебе лучше просто вернуться в деревню. Представим, что мы с тобой никогда не встречались, Сильвия.
– Но я так много хотела сказать! Я знаю, что Господь забрал матушку за ее грехи, а Дариуса не пощадил, потому что тот много языком чесал, но он все-таки позволил нам выжить! Если бы не он, в прошлом году и я бы тоже окочурилась, – Сильвия с силой хватается рукой за край моей мантии и тянет на себя, будто боится, что я попытаюсь оттолкнуть ее. – Спасибо. Спасибо, что позволил мне жить. Я еще так много могу сделать! Может, даже с Гаем получится…
Неподдельные и яркие эмоции Сильвии передо мной как на ладони. Как и большинство смертных, она искренне верит в непогрешимость Господа и его детей. Верит, что именно мы помогаем людям преодолевать все невзгоды. И не догадывается, что эти невзгоды мы же и создаем. До чего же удобный образ Дьявола – искусителя, желающего склонить смертных на свою сторону, готового мучить их, лишь бы заполучить их души, – создал отец.
До тошноты убедительный. Я недовольно кривлю губы, глядя в сторону. У меня нет сил наблюдать за искренним восторгом в глазах Сильвии. Восторгом, которого не заслужили ни я, ни Создатель.
– Получится, – с улыбкой отвечаю я наконец. – Ты же знаешь, Сильвия, Господь почитает в первую очередь любовь. И сегодня, когда ты вернешься домой, ты найдешь ее у себя на пороге.
Поднимая с земли корзину, торопливо складывая в нее уцелевшие цветы, Сильвия благоговейно бормочет что-то себе под нос. Когда она поднимается, раскрасневшаяся, с выбивающимися из косы и спадающими на лицо светлыми волосами, во взгляде ее читаются решимость и искренняя благодарность. И ее я тоже не заслужил.
Мое предложение – подарок – всего лишь эгоистичное желание поскорее расстаться с Сильвией. Дома ее ждет мужчина по имени Гай, любви которого она мечтает добиться уже который год подряд, и раз уж я создан, чтобы дарить любовь, то чем еще мог ей отплатить? Что мог предложить?
Пусть хоть парочка смертных встретят свой конец счастливыми.
– Спасибо, Господи! – Сильвия кружится вокруг, крепко сжимая в руках корзинку, вновь подскакивает ко мне и замирает на мгновение.
Не знает, имеет ли право не то что обнять меня – взглянуть на меня так же, как смотрит на своих подруг, когда делится с ними радостными новостями и секретами. Трепет перед сыном божьим перевешивает, и она лишь скромно, неуклюже кланяется и бежит в сторону деревни, к небольшому деревянному мостику через реку.
– Я этого не забуду! – кричит она напоследок, и крик ее подхватывает и уносит в сторону леса ветер.
И я этот день тоже не забуду. Потому что я наконец-то нашел ответы на все свои вопросы.
Стиснув зубы, я поднимаю взгляд на лазурно-голубое небо, по которому неспешно плывут облака. Такое спокойное и тихое, будто бы бескрайнее, если смотреть на него с Земли, такое обманчиво добродетельное.
Может быть, у меня нет права идти против собственного отца, но и права стоять на месте – тоже. И если когда-то Создатель решится уничтожить свое детище, я буду первым, кто встанет у него на пути. Неважно, придется ли ради этого пролить кровь братьев и сестер. Неважно, будет ли это стоить мне жизни.
На что у меня действительно нет права, так это идти против дарованной мне добродетели. Против своей природы. Я – один из первых ангелов, созданных Господом, и не могу отвернуться от тех, кого искренне люблю. От смертных, от забивающихся по углам и перешептывающихся о деяниях отца братьев. От той же Сильвии, которая смотрела на меня с таким восторгом. Которая искренне верит, что проживет долгую и счастливую жизнь, потому что сегодня Господь благословил ее явлением ангела.
Пошире расправив крылья, я взмываю в небеса. И теперь уж точно не спущусь на Землю до тех пор, пока не смогу убедить отца оставить идею уничтожения смертных.
Наши дни
– Ну и дерьмо, – отплевываюсь я, схватившись за лежащую на столике неподалеку пачку сигарет.
Голова гудит, а перед глазами то и дело всплывает давно забытое поле и образ Сильвии – совсем другой и одновременно до жути похожей на Сильвию Хейли – из дурацкого сна. Воспоминания, черт бы его побрал. Демоны не видят снов.
Щелкаю зажигалкой, прикуриваю и затягиваюсь так глубоко, что меня разобрал бы кашель, будь я смертным. Вместо этого во рту чувствуется привкус табака и смолы, а в легких – едва ощутимое жжение. Стоило понимать, сколько лет уж живу на свете. Пусть и в Аду, выбираясь на Землю лишь изредка, от контракта к контракту. Я должен был догадаться, что все эти совпадения не случайны.
Проклятый ублюдок сломил все добродетели, кроме одной. Кому-то не повезло погибнуть еще до полноценного перерождения в демона, обреченного всю жизнь прожить с грехом вместо добродетели на сердце. Кто-то отбросил коньки уже в Аду, так и не напоровшись ни на один контракт. А кто-то так и влачит там жалкое существование, не желая ни бороться за жизнь, ни помереть.
Только мне везло как проклятому. Снова и снова, снова и снова, пока я окончательно не вошел во вкус. Похоть, жадность и гнев – вот и все, что тянет демонов к людям. Но ритуалов смертные проводят все меньше, и все чаще причиной становятся плотские желания. Низменные, простые. Такие, какие я люблю больше всего.
Черт бы его побрал там, на Небесах. Трижды. Затягиваюсь я с таким остервенением, словно хочу скурить сигарету за одну затяжку. Пепел осыпается на пол, забивается между ворсинками ковра у кровати. Все это – от идиотской выходки Сильвии, украденного у подружки контракта, до самого ее существования – глупая шутка папаши? Отвратительная, тошнотворная, как раз в его фирменном стиле.
– Что, не сидится в своей клетке, ублюдок? – спрашиваю я, криво ухмыляясь.
Никто, ожидаемо, не отвечает.
– Не выйдет, знаешь? Я, спасибо тебе, живое воплощение похоти и на любовь не способен. Даже если ты подсунешь мне десяток таких девчонок. Так что выключи свой райский телевизор, тебе все равно ничего не обломится.
– С кем ты болтаешь? – доносится из ванной голос Сильвии Хейли, до противного похожий на голос девчонки из не вовремя всплывших в памяти воспоминаний.
– Ни с кем, детка, не отвлекайся, – говорю я погромче, прежде чем перейти на едва слышный шепот: – Нашел развлечение, тоже мне.
Но дурацкое видение никак не выходит из головы. Крутится, как кинопленка на бобине, и не желает останавливаться. Чтоб этот старый засранец подавился попкорном, пока наблюдает с Небес за всем, что происходит в Аду и на Земле. Что бы он ни планировал на самом деле, я не сломаюсь у него на глазах. Я держался почти две тысячи лет, с чего это девчонка, пожелавшая любви – точно так же, как ее родственница в далеком прошлом, – должна пошатнуть мою уверенность?
От добродетели во мне давно уже осталось одно название. Я вновь щелкаю зажигалкой, прикуриваю вторую сигарету подряд и отмахиваюсь от назойливых мыслей в голове. Как бы ни хотелось обратного, уверенность в глубине души уже пошатнулась. В тот же момент, когда я заглянул в глаза Сильвии Хейли и обнаружил там чувства, о которых никто не просил. Почему она не могла ограничиться желанием? Секс намного проще любви.
Чертов ублюдок на Небесах. Чертова добродетель. Чертова Сильвия Хейли. Привкус горечи во рту становится невыносимым.
Глава 18Мер
От меня не спрячешься.
Сегодня в спальне Джейн Морган снова горят свечи. Замысловатые руны начертаны повсюду на паркетном полу, а в центре комнаты лежит валяная из человеческих волос кукла. Блестят в переливчатом свете швейные иглы, и Джейн поглядывает на них с подозрением.
Жаль только, что все это бесполезно.
Глупышка уверена, что знает о демонах все. Даже следить за ней скучновато, не то что ждать подходящего момента, но я послушно прислушиваюсь к ее размышлениям, подглядываю за забавными ритуалами.
Игла поблескивает в руках Джейн, прежде чем опуститься на заляпанную кровью куклу из волос Сильвии. В маленькие бесформенные конечности, в туловище. Джейн с остервенением размахивает руками, будто надеется сделать моей малышке как можно больнее.
– Получай, сука. Это тебе за предательство. Это за воровство. Это за твою надменную рожу, когда ты почувствовала, что чертов демон не даст прикончить тебя просто так, потому что должен убить тебя сам. Ты, дура, понятия не имеешь, что ждет тебя, когда он наконец наиграется. Но я избавлю тебя от страданий, Сильвия. Покажу тебе, что значит свобода, и тогда мы с твоим демоном обсудим, как компенсировать ему безвозвратно утерянную душу.
Удары приходятся куда угодно, но ни разу Джейн не попадает в сердце. Ладонь исколота, словно подушечка для иголок, на кончиках пальцев набухают и впитываются в куколку капли крови. Та становится все более красной. Очередной взмах оборачивается неудачей – игла впивается глубоко в ладонь, потому что я отвожу ее руку в сторону снова и снова.