– Какими судьбами, мам? – спрашиваю я, крепко прижимая телефон к уху плечом.
Иду на кухню и включаю кофемашину – если не взбодриться, то дело обязательно дойдет до скандала. Впрочем, с матери станется ляпнуть что-нибудь такое, что без скандала говорить с ней попросту не получится.
– Я тоже рада тебя слышать, Сильвия, – с возрастом голос у мамы изменился и теперь звучит ниже, будто бы поскрипывает, как половицы в нашем летнем доме. Она стареет, но разговаривает все так же уверенно, будто не с дочерью беседует, а с кем-то из прислуги. – Как поживаешь?
Настроения вести светскую беседу у меня нет. Я облокачиваюсь на кухонный островок и со звоном передвигаю бокалы по столешнице – ищу свою любимую кофейную чашку. Так хочется взять одну из них и запустить в стену, а еще лучше – матери в лицо, жаль, что из Нью-Йорка до Палермо чашка не долетит.
Только если ты хорошо попросишь, детка.
– Ну хоть ты-то заткнись, – говорю я и прикрываю глаза, понимая, что оплошала.
За последние несколько месяцев уже вошло в привычку отвечать на едкие комментарии Мера вслух. В дурацкую, дурную привычку. Ему-то глубоко наплевать, он слышит даже самые потаенные мои мысли.
И не говори, что тебе не нравится. Утром ты думала иначе.
Утром. Перед глазами мгновенно всплывает приглушенный свет в спальне, короткое прикосновение острых зубов к шее, слишком горячий и длинный язык – и где он только ни побывал сегодня. К лицу мгновенно приливает кровь. Слишком много времени они проводят вместе.
– Что, прости? – спрашивает мать холодно.
Тон ее неуловимо меняется – исчезает надменная вежливость, уступая место легкому недовольству. Как это мне хватило наглости оскорбить ее? Знала бы мама, о чем я в этот момент думала.
– Это не тебе, мам. Что ты хотела?
По кухне распространяется приятный аромат кофе, мерно рокочет кофемашина, и больше всего хочется выпить латте с карамельным сиропом и вернуться в гостиную. Забраться с ногами на диван и посидеть в тишине час-другой, в надежде, что Меру не придет в голову материализоваться посреди квартиры. Надавить на мои неправильные желания.
Вместо этого я постукиваю пальцами по столу, глядя, как стекает в любимую чашку кофе вперемешку с молоком. Латте получится так себе.
– Я знаю, что просто так ты бы не позвонила. Прости уж, но никогда не поверю, будто тебе вдруг захотелось со мной поговорить. Напомнить, как закончился наш разговор в прошлый раз? И если ты опять об этом, то еще раз повторяю: я не собираюсь выгораживать тебя перед папой и уж тем более как-то тебе помогать.
Настроение неумолимо портится. Как бы я ни старалась отвлечься, воспоминания сами лезут в голову: вот мама не обращает на меня внимания в детстве, вот мы разговариваем о красоте, а вот прощаемся перед отъездом матери в Италию. В тот день я попыталась плюнуть ей под ноги, но миссис Говард вовремя меня остановила. А отец и вовсе отказался приехать в аэропорт, сослался на дела в колледже.
Теперь и я могла так сделать. Пока мать прожигала жизнь под палящим итальянским солнцем, я вовсю строила репутацию идеальной девчонки. А уж теперь, когда меня назначили президентом курса, дел у меня и вовсе невпроворот. Правда, совсем не таких, на какие я рассчитывала.
В голове до сих пор не укладывается, что на место Дерека поставили не кого-нибудь, а меня: папа ведь всегда говорил, что не будет мне помогать, а тут аж выборы отменил. Ребята до сих пор в себя не пришли.
Я криво ухмыляюсь, вспоминая перекошенное лицо Джейн.
Красота не единственное мое оружие.
И правда, детка, на одной красоте далеко не уедешь.
Мер смеется у меня в голове, и я готова поспорить, что выглядит он сейчас до невозможного довольным. Но даже с пробравшимся прямиком в голову демоном беседовать приятнее, чем с родной матерью.
– Я смотрю, за годы ты ни капли не изменилась.
А мама наверняка поджимает губы и вздергивает подбородок. На том конце провода слышна приглушенная музыка и отдаленный стук. Я представляю мать, сидящей на террасе дома бабушки и дедушки, смотрящей вдаль, на морскую гладь и красочный, скорее всего, кроваво-красный закат, и потягивающей любимое вино из бокала. Шато Латур. Кислятина жуткая.
– Надеюсь, хотя бы в колледже ты как-то устроилась. Можешь сколько угодно думать, будто меня не интересует твоя жизнь, но я слышала, что недавно тебя назначили президентом курса. Поздравляю, Сильвия. Честно говоря, я не питала на этот счет больших надежд, ты всегда была девочкой посредственной, и я боялась, что выше танцев где-нибудь в группе поддержки ты никогда не прыгнешь.
Кто бы сомневался, что причиной звонка окажется либо срочное дело, какое матери нужно решить здесь и сейчас; либо желание поглумиться. Кто, интересно, ей рассказал? Вряд ли папа. Может быть, он говорил с дедушкой Роберто, а тот все передал маме? С дедушкой-то они до сих пор общаются, он даже приезжал в прошлом году на Рождество – удивительно, как столь сварливый, но добросердечный мужчина умудрился воспитать такую дочь, как Лаура Хейли.
– Очень мило с твоей стороны. Завидуешь? У самой-то так ничего в жизни и не получилось. Да и бизнес твой цветочный, насколько я помню, заглох еще в первые три года. Какая жалость, – вздыхаю я.
В эту игру можно играть вдвоем.
Интересно, как много папа разболтал дедушке? Со своими новыми обязанностями я справляюсь едва ли: первый же учебный день после назначения президентом стал для меня адом. Да и кто мог подумать, что желание исполнится именно так? Разве Мер не должен был вложить мне в голову соответствующие знания? Помочь освоиться?
Я ничего не смыслю в организации студенческого совета, не всегда нахожу общий язык с преподавателями и понятия не имею, как вести себя на собраниях старост. Но ничего, все можно исправить. Наверняка у меня еще остались желания.
Мер исполнил как минимум десять самых разных, и с моей душой до сих пор все в порядке. Быть может, он исполнит еще столько же и даже больше. На мгновение я забываюсь и блекло улыбаюсь, стискивая в руках чашку с горячим кофе. Мне нужны знания Джейн, умения Дерека, хорошо бы еще бывшую подругу по носу щелкнуть, чтоб не копала под меня…
Весь мир может упасть к моим ногам по щелчку пальцев. Длинных когтистых пальцев.
А я-то думал, что ненасытной ты бываешь только в постели, детка.
Если бы Мер стоял рядом, я отвесила бы ему пощечину. Или как следует саданула бы в грудь. Чертов демон, почему ему вечно нужно все испортить? Особенно сейчас, когда мать и без него отлично справляется.
– Брось, Сильвия, – смеется мама, и смех у нее все такой же легкий, как перезвон колокольчиков в бескрайних цветочных полях. Я так и не научилась смеяться так же изящно. Список желаний становится все длиннее и длиннее. – Я никогда к этому и не стремилась. Если ты не заметила, я добилась всего, чего хотела.
– А позвонила тогда зачем? Говори, иначе я повешу трубку. Не хочу тратить вечер на пустую болтовню, у меня еще много дел.
Ни единого, если не считать разговора с Мером. Может, хотя бы сегодня он изволит ответить на мои вопросы. Рассказать, на каких условиях мы сотрудничаем и сотрудничаем ли вообще. Мы ведь стали намного ближе за последний месяц, разве не пора уже?.. Изнутри поднимается волна неприязни к самой себе. Да, он до неприличия похож на Дерека и умеет, теперь-то я точно знаю, гораздо больше, но он все-таки не человек. Самое настоящее чудовище, выбравшееся наружу из самых глубин Ада, а я сплю с ним. И не только сплю.
Отвратительно.
Это одно из твоих желаний, Сильвия. Сокровенных.
– Мне нужно будет приехать в Нью-Йорк ненадолго, – голос матери звучит вслед за бархатистым, хрипловатым голосом Мера, и до меня не сразу доходит, что мама сказала. В голове все еще эхом отдаются насмешливые, ядовитые комментарии. – И я рассчитываю остановиться у тебя. Сейчас у меня нет возможности снять номер ни в одном из моих любимых отелей, а ночевать где попало я не намерена.
Она же не серьезно, правда? Кухня медленно расплывается перед глазами: мутнеет и идет рябью чашка кофе на столешнице, темнеет и будто бы исчезает из виду кофемашина, пошатывается кухонный островок. Даже холодильник и окно, сквозь которое видны десятки ярких неоновых вывесок, отдаляются и превращаются в мелкие точки. Кажется, еще пара секунд, и я потеряю сознание.
Но наваждение отступает так же быстро, как и накатило. Кому, как не мне, знать мать лучше других? Если я уверена, что весь мир может пасть к моим ногам благодаря контракту с демоном, то мама считает, что мир должен лежать у ее ног по праву рождения. Потому что она красива, хитра и умеет правильно себя подать.
Вот только со мной такой фокус не пройдет.
Я хмурюсь и поджимаю губы – так же, как любит делать это мама.
– Мне все равно, где ты будешь ночевать, мам. Подай себя как следует, может, тебе уступят люкс в «Плазе» или «Темпо», – усмехаюсь я, не удержавшись от шпильки. – Или не получится?
– Как у тебя наглости хватает так говорить с матерью? Ты обязана мне жизнью, дорогая.
Как и много лет назад, внутри поднимается ураган – бушует, сметая все на своем пути, распаляя давно забытые, оставленные в прошлом чувства. Злость. Обиду. Неприязнь. Я обязана ей жизнью? Черта с два. Никогда я не просила женщину по имени Лаура Хейли рожать меня. Не просила спать с папой, а потом сматываться в Италию, потому что она устала от семейной жизни. Роскошной жизни, где даже о дочери за нее заботилась прислуга. Чужая женщина, которой, быть может, я и впрямь обязана многим.
Марта Говард – в десять раз лучшая мать, чем Лаура Хейли, хотя помимо нее отец оплачивал еще несколько гувернанток. Но выросла-то я именно с миссис Говард. И ее с удовольствием бы приютила у себя даже сейчас, будь у меня возможность.
– Мне уже давно не десять, мам. Не дави на жалость.
– Чего бы ты добилась без моей помощи, Сильвия? Без моих советов? Думаешь, из тебя выросло бы что-то путное, если бы я не спустила тебя с небес на землю? До сих пор помню, какими глазами ты смотрела на меня, когда я объясняла тебе, каким бывает мир на самом деле. Да, толчок мог быть жестоким, но именно такими и должны быть уроки жизни.