Искуситель — страница 33 из 46

Нет, Сильвия, успокойся и подумай. Все было хорошо, пока ты не упомянула президентство.

Приходится глубоко вдохнуть и шумно выдохнуть, чтобы прийти в себя. Все хорошо. Все правильно. Отец не может адекватно реагировать на такие вопросы, потому что никогда не хотел отменять выборы и назначать меня президентом курса. Как бы мне ни хотелось стать звездой колледжа, я способна только мило улыбаться и зажигательно танцевать на вечеринках. Может, и впрямь стоило просто попробовать себя в группе поддержки.

Мой стон разносится по квартире и напоминает скорее скулеж раненой собаки. Почему нельзя повернуть время вспять? Остановиться и подумать, что конкретно загадываешь – вслух или в собственной голове.

Не расстраивайся, Сильвия, разве светить прелестным личиком не главная твоя задача? Если улыбнешься кому надо, они поболтают за тебя с преподавателями. А если зайдешь чуть дальше, то и с чем посерьзнее разберутся. Разве ты еще не поняла, как устроен этот мир?

Кажется, будто в голове звучит голос матери, но это не он. За надменным, высоким и густым, как патока, голосом Лауры Хейли скрывается знакомый демонический баритон. Да чтоб ты подавился своими издевками! Интересно, это сработает? Я нервно усмехаюсь.

Никогда Мертаэль не обернет ни одно мое желание против себя. Да и не искреннее оно. Не сокровенное.

Осталось ли в жизни хоть что-то, что я не разрушила собственными руками? Осталось ли хоть что-то от меня самой? Оглядывая царящий в гостиной бардак – разлетевшиеся по комнате мятые бумажные платочки, несколько пустых бутылок из-под воды, разбросанные по полу подушки и пролившийся на паркет кофе, – я с грустью вздыхаю.

Нет, не осталось. И внутри меня царит бардак не меньший. В попытках склеить собственные мысли и осколки, на которые разлетелось сегодня вечером сердце, я поджимаю губы и иду в кладовую за пылесосом. Нужно убраться хотя бы в квартире.

Обо всем остальном подумаю потом, когда хоть немного приду в себя. Прикоснусь к разбитому, кое-как склеенному сердцу, и честно спрошу себя: действительно ли я готова смириться со смертью матери? Правда ли мне хочется, чтобы сумасшедший, эгоистичный демон задержался в моей жизни? Действительно ли я верю, что он может испытывать ко мне какие-то извращенные, демонические чувства? А я? Я могу?

Конечно можешь, Сильвия. И ты уже простила меня. Ты ведь понимаешь, что в твоей жизни не появится никто лучше меня. Никто не полюбит тебя. Знаешь почему? Потому что ты создала свой идеал и отказаться от него не сможешь.

Я с отчаянным воплем скидываю со стола посуду, и по комнате разносится оглушительный звон бьющегося стекла. Обхватив голову руками, я оседаю на пол вместе с пылесосом и, заливаясь слезами, не замечаю осколков под ногами. Они впиваются в кожу, самые мелкие входят глубоко.

Мне больно, но вовсе не из-за множества мелких ран.

Мне больно, потому что Мертаэль прав.

Глава 22Мер

Прошлым вечером

Я заставлю тебя возненавидеть меня.


Вечера в Палермо разительно отличаются от вечеров в Нью-Йорке. Часам к восьми город потихоньку утихает, и не слышно со стороны площади ни эмоциональных криков, ни перезвона посуды, ни сигналов автомобилей. Город медленно погружается в сон, едва закат окрашивает небо в ярко-красный цвет, едва розовеют и расходятся, уступая место звездам, облака.

Лаура Хейли вглядывается в первые яркие точки на небе, сидя на широкой террасе родительского дома. На небольшом плетеном столике неподалеку стоит бокал шипучей газировки, наверняка давно уже теплой. Да и газов там осталось кот наплакал. Она тянется к бокалу, вертит его в руках, смотрит на темнеющие небеса сквозь розоватую жидкость и печально улыбается. Думает, будто возраст давно уже не тот, а будь она помоложе, рискнула бы еще раз рвануть в большой город, как в свои восемнадцать.

Когда-то она устраивала концерты не хуже малышки Сильвии. И мне придется к ней прислушаться. Понять ее. Вытащить наружу самые отвратительные ее грехи и желания. Даже если больше всего хочется вернуться в Нью-Йорк и проверить, действует ли на Сильвию гипноз.

Но выбора у меня нет.

Звезды вспыхивают на потемневших небесах одна за другой, и их узор отражается в подрагивающей водной глади спокойного моря вдалеке. Сколько Лаура отдала бы, лишь бы огни звезд обратились бесконечным множеством сверкающих в темноте окон небоскребов, а крики чаек – гулом машин? Она уверена, будто осталось всего несколько дней до рейса и ей наконец удастся вдохнуть воздух Нью-Йорка – города не свободы, но вечной жизни.

Нет, Лаура, не удастся.

Я с едва слышным хлопком материализуюсь позади нее, и соленый аромат моря и сладкий – клубнично-базиликовой газировки – смешиваются с горьковатым запахом серы. Лаура оборачивается из любопытства и на мгновение теряет дар речи. Бокал выпадает у нее из рук и разбивается вдребезги, стукнувшись о каменный пол террасы.

Несколько раз она моргает, но я и не думаю никуда уходить. Смотрю на нее пристально, и глаза мои наверняка пылают красным огнем. Видок, должно быть, устрашающий. Не устану благодарить Сильвию за ее специфические вкусы.

Я улыбаюсь одними губами и делаю шаг вперед, а Лаура вскакивает с удобного мягкого кресла и обеими руками хватается за легкий плетеный столик. Отбиться им от меня уж точно не получится.

– Сильвия просила передать привет, – произношу я хрипло и натянуто улыбаюсь. – И напомнить, что она ни в коем случае не хочет видеть тебя в Нью-Йорке, Лаура.

Черт бы его побрал, мне же даже не хочется делать ей больно. Все это – унылый, плохо поставленный спектакль. Но я искренне надеюсь, что роль злодея оправдает себя.

Сильвия должна выбросить свое глупое желание из головы.

– Убирайтесь вон, – говорит Лаура, набравшись смелости.

– Не могу же я не исполнить одно из ее желаний.

Я подхожу все ближе, и Лаура упускает момент, когда я оказываюсь прямо у нее за спиной. Вздрагивает, чувствуя, как мое дыхание щекочет затылок.

Тебе по вкусу свобода, Лаура? Чувствуешь себя счастливой, спрятавшись от всего мира в обществе престарелого отца и горстки любовников? Они терпеть тебя не могут, ты в курсе? Им по душе твои деньги и то, какими жадными глазами ты смотришь на них – молодых и красивых, особенно на твоем фоне. И твой отец… Как думаешь, почему он уехал из собственного дома? О, Лаура, он давно уже разочаровался в тебе. Старикан без ума от Сильвии – своей идеальной внучки, – а вот с тобой ничего не получилось. Ты с самого начала была непослушной дочерью. Нелюбимой. Правда же?

Трясет Лауру Хейли не только от страха. От сладковатой, приторной даже злости и жадности – о, до чего она жалеет, что так много не успела. Как ревнует всех вокруг – от любовников до собственного отца.

Но сегодня даже яркий вкус эмоций не приносит мне удовольствия.

Пора с этим заканчивать.

– И как ты чувствуешь себя на месте Сильвии, Лаура? – шепчу я. – Ты не представляешь, как ярко пылает в ней ненависть к тебе. Ненависть пополам с любовью – самое жуткое, что только можно придумать.

– Сильвия уже взрослая девочка, – сдавленно произносит она, глотая слезы. Столик выпадает из ослабевших рук, с грохотом валится на пол и катится по террасе в сторону невысокой лестницы. – И должна понимать, почему так сложилось. Я и так дала ей достаточно.

– Что ты дала ей, Лаура? Жизнь, в которой она не нашла ничего лучше, чем потребовать любви не у кого-нибудь, а у проклятого демона из преисподней? Жизнь, где она с удовольствием убивалась об ублюдков, которые вытирали об нее ноги, потому что мамаша научила ее только одному – правильно себя презентовать, а папаша в каждом встречном видит угрозу? Подарочек что надо.

Когтистые пальцы смыкаются на ее шее, до крови царапают кожу. Хрипя, Лаура пинает меня и пытается оттолкнуть в сторону, вырваться, но ничего не выходит.

– Как можно было вырастить дочь так, что из всех она выбрала худшего? Да еще и сама того не желая? Ты ужасная мать, Лаура, – смеюсь я, а ей остается лишь кашлять и дергаться в ответ.

– Ты же знаешь… Знаешь, сколько у меня денег. Забирай их и проваливай, только оставь меня в покое. Если тебя послала Сильвия, то пусть засунет свое эго как можно глубже. Не развалится, если один раз приютит меня у себя. Мы родственники, в конце концов!

– Никогда ты не полетишь, Лаура. И не только потому, что Сильвия не хочет тебя видеть. Это ее желание я исполнять не обязан.

Вместо крика из глотки у нее вырывается лишь сдавленный хрип. Едва слышный.

– Ты никуда не полетишь, потому что это единственный способ заставить Сильвию передумать. И ты даже не представляешь, как это важно. А в другой раз, быть может, ты бы и откупилась парой забавных фраз, знаешь? Мне нравятся такие гнилые люди, как ты.

Прощай, Лаура. Свою роль ты сыграла.

На ее бездыханное тело я смотрю мрачно, без привычной ухмылки на лице. Ее тусклая душа сверкает на моей окровавленной ладони, и вкус ее я чувствую даже раньше, чем подношу небольшой светящийся шар к губам. Я не шутил, когда назвал ее гнилой. Приторно-сладкая, как переспевшая клубника, и горько-кислая, как перепревший базилик. Просто отвратительная женщина.

Ее душа не напоминает деликатес, какой можно было бы заказать в ресторане, а эмоции не вызывают восторга. А ведь я прочувствовал их все – от страха за собственную жизнь до отчаяния и злости. Лауру Хейли вывести из себя оказалось так же легко, как и ее дочь.

Черт бы тебя побрал, Сильвия. Если бы не ты, меня бы здесь не было. Если бы не чертов ублюдок… Я на мгновение поднимаю взгляд к усеянным яркими звездами небесам. Если бы не чертов ублюдок, Сильвия Хейли никогда и не призвала бы меня. Не загадала бы свое поганое желание.

Ерунда. Она была буквально рождена для этого – для того, чтобы однажды нажраться в сопли и совершить самую большую ошибку в жизни. Чтобы выводить меня из себя своими серо-зелеными глазами, дур