Но Мертаэль не меняется в лице: хмурится, скалит острые зубы и напрягается всем телом. Отступать я больше не собираюсь, пусть хоть на меня вместо стены замахивается – плевать. На этот раз я в своей правоте уверена.
– Ты думаешь, будто знаешь обо всем лучше всех, правда, Сильвия? – он наклоняется ко мне поближе, оскал превращается в кривую, невеселую ухмылку. И под его взглядом хочется сжаться в комок, стать маленькой, а то и вовсе исчезнуть. – Представляешь себе, будто все поняла и достаточно просто надавить на своего ручного демона как следует? Мало того, что ты не могла загадать нормальное желание, теперь ты пытаешься победить меня в моей же игре? Я демон, Сильвия, не какой-нибудь парень из твоего колледжа. Демоны не созданы для любви, понимаешь? Меня сделали живым воплощением похоти, чтобы в моей голове и мысли о любви никогда больше не возникло.
– Тогда ты не особо-то хороший демон, – фыркаю я тихо. Съеживаюсь под его взглядом, но все-таки поднимаю глаза, гордо вздернув подбородок. – Потому что мысли у тебя возникли.
Наверняка сейчас он меня ударит. Вспылит, и все мои представления о любви, о спрятанном где-то глубоко сердце пойдут прахом.
У демонов нет сердца, Сильвия, разве ты не знала? Они способны лишь выбираться из Ада на год-другой, собирать души и возвращаться в свое уютное гнездышко, довольные и сытые. Только ради этого они и существуют. Ради этого и забавных игр с такими доверчивыми дурочками, как ты.
Только голос это не Мертаэля, а матери – отголоски ее неприязни, подхода к жизни и отношения ко мне. Я закусываю нижнюю губу, отгоняя навязчивую мысль в сторону, и не замечаю, как Мертаэль с силой бьет кулаком по стене в паре дюймов от моего лица.
В сторону летит пыль, кое-где с поверхности осыпается краска.
– Знаешь, Сильвия, тебе просто не повезло родиться не в том месте и не в то время, – а голос у него удивительно спокойный, насмешливый даже. Еще немного, и Мертаэль снова зайдется смехом на грани отчаяния. – Встреть я тебя, такую назойливую и уверенную в силе любви, на пару тысяч лет раньше, и у тебя были бы все шансы. Тогда у меня действительно было сердце. И самым ярким чувством в моей жизни и впрямь была любовь. Но это было две тысячи лет назад, Сильвия, а время никого не щадит.
Неужели демоны живут так долго? Две тысячи лет – почти столько же, сколько насчитывает современный календарь. Сразу вспоминаются наставления миссис Говард, которыми она сыпала, когда водила меня в церковь и заставляла прислушиваться к святым отцам. Любовь – одна из семи добродетелей, и когда-то Господь создал не только людей и их привычный мир, но и ангелов, которые обязаны были им помогать.
Глядя на Мертаэля, я и близко не могу представить ангела, но его имя… Рафаэль, Самаэль – он отлично вписался бы в их ряды.
Но такого просто не может быть.
– Ты был ангелом? Две тысячи лет назад?
– Не будь дурой, Сильвия.
– Ты был ангелом! – повторяю я громче.
Пора бы уже перестать думать, будто на свете осталось нечто невозможное. Я стою рядом с недовольным демоном, готовым пойти на убийство кого угодно и превратить стены моего дома в решето, но не способным поднять на меня руку, а все туда же – представляю, будто ангелом он быть не мог.
– А потом тебя низвергли в Ад за грехи. Кажется. Никогда не прислушивалась к миссис Говард, когда она зачитывала отрывки из библии. Неважно. Если ты был ангелом, то в глубине души так им и остался, даже если крыльев у тебя больше нет.
По окнам барабанит мелкий дождь, на кухне все еще темно, и в полумраке сверкают лишь ярко-красные глаза Мертаэля, но на секунду чудится, будто сейчас он прикроет их и даст волю эмоциям. Сорвется так же, как небеса, наконец разразившиеся дождем, что собирался весь день.
Но если небеса днем были просто пасмурными, то Мертаэль сейчас мрачнее тучи.
– Не болтай того, о чем не знаешь. Я был ангелом, Сильвия, но моя история не имеет ничего общего с вашими книжками. И раз уж ты такая умная девочка, как думаешь, что могло произойти с ангелом за две тысячи лет, если сейчас он является в мир смертных только ради того, чтобы сожрать их души?
Он говорит все громче, крепче прижимает меня к стене своим телом и хватает пальцами за подбородок. Когти до боли впиваются в кожу. И впрямь прикрывает глаза на мгновение, прежде чем открыть их и широко, злобно оскалиться.
– Вызови ты кого-нибудь другого, сейчас от тебя мокрого места бы не осталось. Но кого еще ты могла призвать, если вся твоя жизнь вела к этому поганому мгновению? Ты, Сильвия, буквально создана, чтобы сыпать мне соль на раны. Издеваться надо мной, как я издевался над тобой и твоими дружками. Знаешь почему?
Не знаю, но сказать об этом не решаюсь – да мне даже подумать о чем-то страшно лишний раз! Я еще не видела Мертаэля таким решительным, никогда не слышала, чтобы он сам рассказывал о себе. Не пытался отшутиться или отмахнуться от меня, не исчезал так же легко, как обычно появлялся.
Может быть, впервые за все время он показал мне себя настоящего. Открытого, до краев полного обиды и одинокого.
– Потому что нет ничего лучше, чтобы проучить последних сохранивших рассудок демонов. Повеселиться от души!
Мертаэль выпускает меня из болезненных объятий и отступает, мерит кухню шагами. Стекло хрустит под подошвами тяжелых ботинок.
– Отыграться за бессмысленную резню на Небесах, за бесполезное восстание и даже за то, что когда-то я был одним из тех, кто не дал ему прикончить смертных. Столько лет прошло, а этому уроду спокойно на месте не сидится. И кто подошел бы на роль девчонки с идиотским желанием – быть любимой, черт побери, демоном – лучше, чем Сильвия Хейли с ее серо-зелеными глазами? Никто!
Хочется заставить его остановиться, обнять покрепче и не отпускать, пока не успокоится, но я делаю лишь неуверенный шаг вперед. Еще один и еще, но не поспеваю за широкими шагами Мертаэля.
– И что, ты доволен? – он поднимает взгляд к потолку, а затем с неприязнью сплевывает на пол. Волосы растрепаны, рот перекошен от злости. – Ублюдок проклятый. Нравится, что получилось? Ждешь, когда я дождусь ее смерти или произнесу те слова, которых она так ждет? Что, по-твоему, должно произойти в этот момент, а? Чтоб ты сдох прямо на своем пафосном троне вместе со своими идиотскими идеями!
– С кем ты говоришь? – я тянусь к нему и с осторожностью беру за руку. Удивительно, но Мертаэль и не думает оттолкнуть меня в сторону. – И при чем тут мои глаза?
Будто только сейчас он вспомнил, что я до сих пор здесь. Сообразил, что мы все еще стоим посреди перевернутой вверх дном кухни. Ярко-красные глаза тухнут на мгновение, превращаются в бледно-бордовые, а напряженные до этого момента плечи расслабляются, руки безвольно повисают вдоль тела. Лишь на мгновение.
Мертаэль быстро приходит в себя, трясет головой и выпрямляется, глядя на меня сверху вниз.
Не вздумай сейчас исчезать, понял? Не смей оставлять меня одну, когда я впервые увидела тебя настоящим! Ты ничем от меня не отличаешься, разве что фокусы показывать умеешь, и даже не думай теперь это отрицать!
Честно говоря, я не уверена, что научилась четко передавать ему свои мысли.
– С Господом Богом, – выплевывает Мертаэль с отвращением, но исчезать никуда не спешит. – С тем самым, который когда-то решил, что будет смешно использовать уничтожение смертных как повод стравить ангелов друг с другом, а потом отправить их всех в Ад, который он сам и придумал. Ему просто нужны были новые игрушки, понимаешь? И сейчас я для него такая же игрушка, пусть и сломанная раз десять.
Дождь усиливается, стук по высоким панорамным окнам заглушает хрипловатый голос Мертаэля, хруст стекла и мое шумное дыхание. На это ли я рассчитывала, когда заводила разговор? Да. Мертаэль просил меня убраться из его головы, но мне хочется забраться в нее так глубоко, как только возможно. И плевать, к чему это может привести.
Любовь побеждает все, не так ли?
Ты ничего не знаешь о любви, Сильвия. Прекрати.
– При чем тут мои глаза? Ты так и не ответил.
– Я был ангелом любви, Сильвия, – произносит Мертаэль после затянувшейся паузы. Сжимает мою ладонь так сильно, что еще немного, и переломает кости. Но все-таки держится. – И ты до ужаса похожа на другую Сильвию – ничего особенного в ней не было, она всего лишь помогла мне понять, что я не могу стоять и смотреть, как смертных истребляют одного за другим. Любовь была моей добродетелью.
– Так ты…
– Нет! – едва не рычит он. – Был, понимаешь? Я давно уже не имею ничего общего с ангелом Мертаэлем, и теперь я всего лишь демон Мер, если ты не заметила. Терроризирую смертных, живу за счет их мелочных душонок, развлекаюсь как умею. Мой грех – похоть, Сильвия. Как думаешь, насколько хороши в любви инкубы? Или как много они знают о верности? Об искренности? Давай, я верю, что ты еще не растеряла остатки здравого смысла.
– Но ты пользуешься этим именем. Когда я впервые задумалась о любви и спросила твое настоящее имя, ты назвал именно его. И сейчас ты стоишь рядом со мной и болтаешь о том, о чем никому не рассказывал. Так ведь? По глазам видно, больше-не-ангел Мертаэль.
Пусть говорит что хочет, все равно я ему не поверю. В то самое мгновение, когда Мертаэль поцеловал меня – отчаянно, болезненно, – вместо того, чтобы убить, и распахнул передо мной душу, я все поняла. И я не могла ошибиться.
Может быть, он далеко не в первый раз рассказывает кому-то историю о падшем ангеле. Может быть, когда-то люди уже требовали у него – демона – любви, и он им отказывал, задыхаясь от веселого, ироничного смеха, но ведь это были просто люди. Я – совсем другое дело.
Я особенная, правда? Иначе ничего этого не случилось бы. Он бы просто отмахнулся от меня. Никогда я не была религиозной и не задумывалась о Боге, но сейчас кажется, будто он, наблюдая за людьми с Небес, действительно все подстроил: неважно, веселья ради, как утверждает Мертаэль, или чтобы искупить свои перед ним грехи.