усы, и едва заметное пятно от кофе на вороте рубашки, и глубокие синяки под глазами. Он будто состарился на пару лет с нашей последней встречи – осунулся, морщины стали заметнее и глубже.
– Я не буду отвечать на провокационные вопросы.
– Что ж, будем по-плохому.
Он тянется за небольшим магнитофоном – прямиком из позапрошлого десятилетия, когда писком моды был разве что кассетный плеер, а о мобильных телефонах думали как о громоздких и дорогих штуковинах, а не незаменимом гаджете, – и щелкает кнопкой.
«Все были бы целы, знаешь? И Дерек, и Джейн, и мама… Но я ни о чем не жалею, пап. Это стоит того. И ради этого я готова на все, правда. На все».
Я узнаю собственный голос на записи – ломкий, гнусавый, отчаянный. Кусаю губы.
– Скажете, это не вы?
– Откуда у вас запись, детектив Блумфилд? – спокойно уточняет мистер Дорри, но взгляд его темнеет.
– Мистер Хейли согласился сотрудничать со следствием и передал нам все необходимые материалы. Так что насчет признания, мисс Хейли? – хмыкает Блумфилд. – У нас есть полная запись вашего с отцом разговора, при желании можно разобрать его по косточкам. Сколько вы заплатили Мерсеру Эллу за исчезновение Уилсона и Морган? Отдали все деньги, что выделял вам отец, или только часть? И кто такой ваш загадочный Элл? Его нет ни в одной базе данных – ни в нашем штате, ни в других.
Я комкаю юбку платья в руках, крепко стискиваю ткань пальцами, лишь бы не распустить сопли. Папа до последнего был мне дорог. Я верила ему, когда он смешивал меня с грязью по телефону. Верила ему, когда мистер Дорри заявил, будто тот дал показания против Мертаэля. Верила, когда отгоняла в сторону непрошеные желания. Оказывается, отец уже несколько дней как растоптал мою веру. Смешал с грязью, отбросил в сторону и забыл.
С губ непроизвольно срывается горький смешок. Это нервное. До чего же хочется закрыть лицо руками и разреветься прямо здесь, и плевать, что подумают Блумфилд и Дорри. Пусть считают меня дурой или сумасшедшей, пусть хоть за признание этот жест принимают.
Но я держусь. Нужно уметь правильно себя подать, так ведь? Даже в такой ситуации.
– Я никому не платила, детектив. Мерсер – художник, и это все, что мне о нем известно, – произношу я сдавленно, с трудом найдя в себе силы взглянуть детективу в глаза. – Как и вам.
– Не закапывайте себя, мисс Хейли, вы сами сказали: они исчезли из-за вас. Даже мать свою упомянули, хотя до этого мы и не думали связывать ее исчезновение с делом Уилсона и Морган.
– Потому что мои желания частенько сбываются, – криво улыбаюсь я. Как же смешно это звучит. – И я ничего не могу с этим поделать.
Звенящая тишина в кабинете напоминает затишье перед бурей. Еще немного, и кто-нибудь сорвется: вспылит детектив Блумфилд, скажет что-нибудь мистер Дорри или я дам волю слезам. Но пауза затягивается, и едва слышный белый шум магнитофона, проигрывающего чистую пленку, звучит подобно раскатам грома. От него хочется спрятаться, убежать, точно как от пристального взгляда детектива и его отвратительной самодовольной улыбки.
– Мы тут не в игрушки играем, Хейли, – произносит Блумфилд мрачно, но улыбка не сходит с его сухих губ. – И общими фразами вы от меня не отвяжетесь. О чем вы говорили отцу? И где сейчас Элл? Я бы вызвал на допрос и его, да только понятия не имею, кто это такой. Но он основной подозреваемый, а вы, очевидно, покрываете преступника.
– Вы давите на мою клиентку, детектив Блумфилд, а любые показания, данные под давлением, легко оспорить в суде, – замечает мистер Дорри вкрадчиво. Но и в его голосе я слышу нотки удивления, недовольства – быть может, не только детективом, но и мной.
Блумфилд всплескивает руками и откидывается на спинку стула. Помалкивает. Не говорю ни слова и я, только смотрю на свои руки – темный лак поблескивает на ногтях, кольца сверкают в свете тусклой потолочной лампы, а бледная кожа местами кажется прозрачной. Какая теперь разница, идеальный ли у меня маникюр? Не растрепалась ли прическа? Не смазался ли макияж? Какая разница, смогу ли я правильно себя подать, если я уже облажалась – не сумела правильно подать себя даже отцу, хотя у меня были все шансы.
Я сцепляю вместе пальцы рук, покусываю нижнюю губу. Сильнее всего на свете хочется встать из-за стола и громко позвать Мертаэля в надежде, что он придет и вытащит меня отсюда. Пусть делает что пожелает, хоть рвет детектива на части прямо у меня на глазах, всматриваться в отвратительную улыбку Блумфилда у меня больше нет сил.
Но я не встаю, даже рта не открываю. Мертаэль может и не явиться. И тогда я буду выглядеть круглой дурой.
А если он все-таки явится, то вопросов у Блумфилда возникнет еще больше. И тогда он уже не будет посмеиваться над тем, как часто исполняются мои желания. Интересно, как много видели камеры в квартире отца? Наверняка Мертаэль заявился к нему в человеческом обличии, иначе наш недавний разговор по телефону выглядел бы совсем по-другому. Отец и словом не обмолвился, будто видел что-то необычное, и самым удивительным ему показался тот факт, что Мертаэль пробрался к нему домой.
Ни слова о рогах, когтях или острых зубах. О магии.
С губ срывается шумный, тяжелый выдох.
– Верите вы мне или нет, но у меня даже телефона его нет, – наконец говорю я. – Мы никогда не беспокоились о таких мелочах.
– И связаться вы с ним, конечно, не можете, – с готовностью продолжает детектив, кивая.
Скрещивает руки на груди и всем своим видом показывает: мне эту партию не выиграть, как бы я ни старалась. Он решил все еще до начала допроса, ему нужно лишь подловить меня на лжи, на мелкой несостыковке. Или показать, что я что-то скрываю.
– Охотно верю. По вашим словам, вы дольше полугода прожили вместе, но не обменялись телефонами? Или адресами электронной почты? Да во времена социальных сетей ни один романчик, даже самый короткий, не обходится без обмена сообщениями. Ни разу, Хейли?
– У нас были куда более приземленные отношения, – я стараюсь успокоиться, но выходит у меня из рук вон плохо. Дыхание учащается, сердце бьется в груди, как колокол во время службы, а дрожь в руках все никак не унимается. – И много болтать нам было незачем.
– А встречи вы как назначали, Хейли? Выкрикивали имя парня в окно? Не хочу ни на кого давить, – Блумфилд нарочито вежливо кивает мистеру Дорри, – но эти показания яйца выеденного не стоят. И в суде вам не поверят. Либо вы что-то недоговариваете, Хейли, либо умышленно скрываете информацию, чтобы мы не добрались до Элла. Напоминаю, даже его имя не настоящее.
Знал бы детектив, насколько близок оказался к истине.
– Вы можете проверить историю звонков, если хотите, детектив. Я готова предоставить доступ к электронной почте или мессенджерам. Можете даже на мои социальные сети посмотреть, – улыбаюсь я, волнение все-таки отступает. Ну и что с того, что Блумфилд получил запись нашего с отцом разговора? Это все еще косвенная улика. – Проверьте хоть все переписки, ничего вы не найдете.
Сколько карт он прячет в рукаве? И прячет ли вообще? Я краем глаза поглядываю на мистера Дорри, но он молчит. Губы плотно сомкнуты, руки лежат на столе поверх тонкого ноутбука. Он все-таки его захлопнул. Неужели разочаровался? Или решил, что информации достаточно и так? Запомнил? Волнение никуда не делось, мне лишь показалось, что я взяла себя в руки.
Отец далеко не единственный, кто мог бы сболтнуть детективу лишнего.
– А как насчет записей с камер в вашем доме, Хейли? Или вот этих фотографий? – Блумфилд кивает на лежащие на столе снимки. – Ни одного совпадения в базе данных. Вы не только преступника покрываете, но еще и нелегала, скорее всего.
– Детектив, – вмешивается мистер Дорри. – Вы вызвали мисс Хейли на допрос, а он вовсе не обязывает вас играть в прокурора. Либо сообщите, какие улики против нее есть у полиции, либо давайте на этом закончим. Вопросы, судя по всему, вы уже задали.
– Торопитесь куда-то? – качает головой Блумфилд. Наклоняется ближе ко мне и смотрит в глаза – и под его взглядом я невольно съеживаюсь. В них, напоминающих два темных океана, – решимость, жестокость и желание уничтожить меня. Растоптать. – Поздновато торопиться-то. У меня есть право задержать мисс Хейли в участке: пока вы мило беседовали в фойе, мои ребята обнаружили и повязали ее драгоценного Элла. Как вам такой расклад, Хейли? Вы пытались покрывать его до последнего, а он так запросто попался.
Душа у меня уходит в пятки. Невозможно поймать Мертаэля, если он сам того не захочет, – ему ничего не стоит раствориться в воздухе и пропасть на несколько дней. Или расправиться с человеком, и я уверена, что пара полицейских не стала бы для него препятствием. Что могут сделать люди демонам из преисподней?
Наверное, он и вправду слабеет, и когда-то я сама высказала эту мысль.
Что, если он слаб настолько, что больше не может сопротивляться? Или растерял способности? Что делает с демонами привязанность? Или любовь? В голове крутятся десятки мыслей, но ни одна из них не кажется здравой.
Меня бросает от одного к другому: я не знаю, вскочить мне с места и закричать от страха или смиренно ждать своей участи. Мертаэль мог позволить себя поймать. Но ради чего? Господи, да он мог заявиться в участок лично и сделать это с таким апломбом, будто его пригласили на красную дорожку.
А вместо этого Блумфилд заявляет, будто они его повязали.
Повязали!
– А это моей клиентки уже не касается, – слышу я голос мистера Дорри. – На каком основании вы планируете ее задержать? Ни одного доказательства, детектив. Это чистой воды самодеятельность, какую несложно будет оспорить в суде. И вам очень повезет, если ваш начальник не попадет под раздачу после такого недоразумения. А вы, я думаю, знаете, чем обычно заканчивается давление на верхушку полицейского участка. Особенно в Нью-Йорке.
– Не забывайте, что права есть не только у вас. Мы имеем право задержать мисс Хейли до выяснения обстоятельств. И если ее дружок ничего не расскажет, то придется ее отпустить. Но это мы еще посмотрим.