Добреева повернула голову вправо, прислушиваясь. Я воспользовалась моментом и стремглав кинулась к ней, ударила по руке. Однако пистолет девица держала крепко и отреагировала на мой выпад как профессионалка – пистолет выстрелил. Все это происходило в секунды; мой удар все-таки скорректировал траекторию пули, и она прошла чуть выше моей головы.
Она ухмыльнулась.
– Сейчас я прицелюсь поточнее.
Это конец, мелькнуло в голове, и тут вдруг погас свет. Комната погрузилась в темноту.
– Блин! Это кто здесь шуткует! – негромко сказала Добреева.
Я, недолго размышляя, двинулась к двери и открыла ее. Пуля просвистела рядом.
Я побежала по коридору; за мной неслась Ксения. Пуля обожгла ладонь, и я взвыла. Впереди была гостиная, и я, не сбавляя оборотов, кинулась туда. Передо мной белело окно, я не знала, открыто оно или нет, но налегла на него всем телом, и створки распахнулись. Я перемахнула через подоконник и кубарем скатилась вниз. Все тело болело, скошенная трава колола кожу. Я не могла обернуться назад, чтобы посмотреть, преследует ли меня Ксения. Мне было важно успеть к воде и попробовать вплавь, как и в прошлый раз, добраться до города. Все по иронии судьбы повторялось. Я неслась через заросли и неожиданно налетела на что-то темное и не успела заорать, как мне закрыли рот.
– Тише! – прошептал Захаров и куснул мочку уха.
– Пусти!
– Куда ты?
– На Кудыкину гору. Твоя пассия только что пыталась меня убить.
– Ты серьезно?
– Серьезней не бывает. Несколько минут назад она размахивала пушкой в курительной. Кстати, это она записала те самые кадры, где ты якобы балуешься с воспитанниками интерната. Она устанавливала или поправляла за картиной подслушивающее устройство. Я застукала ее за этим милым занятием.
Внезапно громкий выстрел прорезал тишину.
– Что это? – глупо спросила я.
– Cтреляют…
Ироничность его тона сбивала меня с толку, как будто он не воспринимал всерьез происходящее.
– Ты как хочешь, а я убегаю. Оставаться здесь у меня нет ни малейшего желания.
Он преградил мне путь.
– Тогда убегаем вместе!
Захаров потянул меня за руку.
– Я сегодня поставил катер в укромную бухту. Отогнал от причала.
Мы шли быстро, почти бежали вдоль берега острова. Катер стоял под раскидистым деревом, ветки которого спускались почти до воды, и обнаружить его было не так легко. Я замедлила шаг. Странная картина – дежавю – мелькнула передо мной, словно все это я уже видела когда-то… Взрыв… Катер медленно взлетает в воздух…
– Назад! – крикнула я.
Захаров резко обернулся.
– Какого… – больше он не успел ничего сказать, так как катер взлетел в воздух, но не как в моем дежавю – медленно, а молниеносно, и мы разом упали на землю, вжавшись в нее.
Захаров лежал на мне, уткнувшись носом в шею, и я слышала его сопенье. Когда все стихло, я сделала попытку выбраться из-под него. Но он по-прежнему лежал на мне.
– Ты ранен? – испуганно спросила я сдавленным голосом.
– Нет. Все в порядке.
Он сел на земле, я – рядом.
– А ты как? – спросил он у меня.
– Нормально.
– Откуда ты знала, что катер начинен взрывчаткой?
– Оттуда!
– Не говори так. За что ты на меня сердишься?
– Я?
– Да, ты!
– Я не сержусь! Просто мне не понравился твой вчерашний тон. И то, что ты был с Ксенией…
– Прости. Я был не прав. Но ты не ответила на вопрос.
– Шестое чувство сработало. Передо мной неожиданно возникла картинка взрывающегося катера. Как предупреждение. Я даже не сумела ничего сообразить, когда закричала. Чисто инстинктивно. А затем раздался взрыв. – Я замолчала.
Он притянул меня к себе и потрепал по волосам. Настойчивые губы встретились с моими. Где-то раздался шум, и мы словно очнулись.
– Нам и в самом деле пора. Только как мы отсюда теперь выберемся?
– Вплавь.
– До города я не доплыву. У меня ладонь болит. Меня твоя девушка ранила.
– А почему ты молчишь?
– Не привыкла жаловаться.
– Тогда… – Захаров на минуту задумался, – добираемся до соседнего острова. Там живет один русский священник. Найдем у него приют. Идет?
Мы бултыхнулись в воду и поплыли. И сделали это вовремя; одиночная пуля шлепнулась совсем рядом с нами, и мы заработали руками с удвоенной силой.
– Плывем как в тот раз.
– Ага! Только путь короче.
Остров выступил из темноты. Церковный крест слабо блестел в лунном свете.
Берега были крутыми, мы нашли совсем узкую каменистую площадку и взобрались на нее. Пахло какими-то сладкими цветами, моя нога скользнула вниз, и я чуть не свалилась обратно в воду.
– Осторожней!
– Голова кружится.
– Уже недалеко.
Мы увидели тропку и пошли среди темных деревьев и кустов. Захаров шел быстро, уверенно.
– Ты здесь уже бывал?
– Бывал.
Его загадки мне надоели, и я обиженно замолчала. Он мельком посмотрел на меня и внезапно подхватил на руки.
– Так будет лучше. А то ты идешь, шатаясь. Обхвати руками за шею, недотрога ты моя.
Я прижалась к нему. Обида прошла, и я взъерошила ему волосы.
– Долго идти?
– Нет! Остров-то махонький. Меньше моего раза в два.
Он не успел договорить свои слова, как мы вышли на поляну. Небольшая церквушка белела в темноте, а справа примостился низкий домик.
– Вот и пришли. Отец Афанасий! – негромко позвал Захаров.
Из дома вышел человек в длинной сутане с фонарем в руках. У него была борода и волосы до плеч.
– Кто это? – спросил он глухим голосом.
– Свои. Андрей Захаров. Я не один. Со мной – дама. Можно у вас расположиться на ночлег? Так сложились обстоятельства, что мы вынуждены были бежать с острова.
– Милости просим! – Мужчина юркнул обратно, а потом вышел, широко распахнув дверь. – Заходите, гости дорогие. Трапеза у меня скромная. Но не побрезгуйте, отведайте. Все свое. Натуральное. Картошка, помидоры, баклажаны.
– Отец Афанасий огород разводит. И все у него произрастает, как на образцовой ферме, – пояснил Андрей.
Мы вошли, пригнувшись, в дом.
Здесь было просто и опрятно. Длинный деревянный стол, стулья, на стенах – иконы. Небольшой шкаф. Печь в углу. Отсюда вела еще одна дверь в соседнюю комнату.
– Располагайтесь.
Мы переоделись в сухую одежду, которую дал нам отец Афанасий, и сели за стол. Я ела картошку с помидорами и не могла оторваться. Потом были пирожки со свекольной ботвой и чай с медом.
– Отец Афанасий, надеюсь, мы вас не стеснили?
– Нет. Я всегда рад гостям. Как вас зовут? – обратился ко мне священник.
– Простите святой отец, я не назвала себя. Ольга.
– Красивое имя. Православное. В Черногории сильны православные традиции, которые хранятся и почитаются местными жителями. Вы не были в Цетинском монастыре и в Остроге? – Я покачала головой. – Съездите туда обязательно. Это святые места христианского мира. Светоч нашей православной веры.
Священник рассказывал о Цетинье и Остроге, а меня не покидало чувство, что я где-то его видела. И только когда он в приступе вдохновения поднял голову вверх и свет от лампочки упал на его лицо и нестерпимой голубизной засверкали глаза на обветренном лице, я вспомнила его. Это был тот самый человек, который подсел ко мне на скамейку почти двадцать лет назад, когда решалась судьба моего сына. Я вспомнила летнюю Москву, запах дождя, собственное отчаяние и бессилие. В тот момент я хотела умереть и думала сделать аборт. Он отговорил меня…
– Вы… – задыхаясь, cказала я. – Вы были в Москве в июне двадцать лет назад… У вас был брат священник. Мы с вами разговорились на скамейке на бульваре.
Ярко-голубые глаза смотрели на меня.
– Многое из прошлой жизни затуманилось, покрылось пеленой. Я был в Москве в то время – правда твоя…
– Да! Я тогда еще думала, оставлять или нет ребенка, и вы меня уговорили. Я оставила. У меня родился сын. Но я не уберегла его… – Слезы лились из моих глаз, я плакала, опустив голову.
– Святой отец! Вы не оставите нас вдвоем? – попросил Захаров. – Нам надо поговорить…
Мы остались вдвоем.
– А что творится сейчас на твоем острове? – спросила я, чтобы прервать затянувшееся молчание.
– Идет спецоперация по уничтожению противника.
– А если серьезно?
– Я серьезно и говорю. Просто с той самой истории с пленкой я взялся за прокачку своих друзей. Оставив в стороне Ксюху. Ее я уж точно не подозревал. Оказалось – зря! Так – прошелся по верхам, а копать не стал. Я задействовал собственную службу безопасности, привлек спецов. И постепенно вышел на некоего Мирона Тумахина, который взаимодействовал с Ровневым.
– Мирона?
– Я вижу, этот тип тебе знаком!
– Еще бы! – Я вспомнила босса, его немигающий взгляд и поежилась. – Он был причастен к смерти моего мужа и похищению Дашки.
– Он во всем признался, когда мои люди стали его допрашивать. Так я вышел на Ровнева. А от него ниточка идет к Касрашвили, моему заклятому другу. Вся эта история с партией была сплошной аферой. – Захаров замолчал, провел рукой по столу и продолжил: – Меня собирались капитально подставить. Сделать политическим трупом и рассорить с Кремлем. Ровнев был, собственно говоря, и нанят для этого. В ход собирались пустить самые грязные политтехнологии и черный пиар. Хорошо, что все удалось вовремя пресечь.
– А я? Ты же нанял меня. Ты и вправду считал, что я помогу это осиное гнездо разворошить?
Он тихо рассмеялся.
– Конечно, нет. Я вообще не рассматривал тебя в этом качестве. Просто, во-первых, я думал, что кассета может быть до сих пор у тебя. Ты могла сделать копии, и я хотел иметь тебя под рукой, чтобы контролировать. А во-вторых…
– Во-вторых… – откликнулась я эхом.
– Ты мне понравилась. Это был, cкажем так, мой каприз.
– Ничего себе! Каприз! И на что же ты надеялся?
– Соблазнить тебя как минимум.
– А максимум?
– Потолка я никогда не ставлю. Не в моих правилах себя ограничивать. А насчет Ровнева все окончательно подтвердилось вчера, и поэтому на сегодня я назначил спецоперацию: его берут люди из моей личной охраны. Я хотел зайти к тебе и взять с собой на катер, но ты меня опередила. Руслан жив. Тяжело раненный, он доплыл до берега, и его подобрали местные жители. Сейчас он в больнице. Он рассказал, что был недалеко от меня, когда в него внезапно выстрелили. Он дополз до пляжа и нырнул в воду… Он не стал кричать и поднимать шум, боясь, что тогда он обнаружит себя и его добьют. Это была Ксения. – Он взял мою руку и провел ею по своему лицу. – Ты спасла мне жизнь! Если бы не ты, мы бы взорвались на катере! И ты обнаружила, что Ксения причастна к той записи… Но что ты говорила насчет собственного сына, я жду…