но подавлялось с помощью березовых розог.
Фердинанд получил огромное удовольствие как от пения, так и от общества, в котором оказался. И похоже, он переубедил многих враждебно настроенных соседей, с которыми в будущем собирался жить в мире и согласии. Оказалось, что у мужской части хора был обычай в дни спевок выпивать стаканчик-другой эля в «Голове кабана».
Уортингтон предложил Фердинанду присоединиться к ним.
– Пение изрядно сушит горло, – добавил он вместо объяснения и предлога.
– Не могу не согласиться с вами и рад приглашению, – ответил Фердинанд. – Вы пришли сюда пешком, мисс Торнхилл? Могу я сначала отвезти вас домой в моем экипаже?
– Благодарю вас, милорд, но я приехала в кабриолете, – объяснила она, и по напряженности ее голоса он понял, что Виола была в ярости. Она переживала предательство друзей, которые не изгнали его из своего общества, как должны были сделать.
Итак, он пошел в бар вместе с шестью хористами, понимая, что сельская жизнь сильно отличается от городской. Здесь царило равноправие, а люди были более радушными. И все это пришлось ему по вкусу – странное ощущение, принимая во внимание, что после окончания Оксфорда он отлично повеселился в Лондоне.
Если бы только не существовало Виолы Торнхилл! Как ни странно, его возмутило, что люди, называвшие себя ее друзьями, позволили ему за один день войти в их жизнь. В конце концов, они не могли жить вдвоем в одном доме, он и мисс Торнхилл. Кто-то из них должен уехать, и этим кем-то, конечно, будет она. Но ее друзья должны были сплотиться против него. Они должны были превратить его жизнь в ад.
– Но ведь не могла же репетиция хора доставить ему удовольствие! – воскликнула Виола, обращаясь к своей бывшей няне. – Как ты думаешь, Ханна?
– Не знаю, мисс Ви, – ответила Ханна, решительно проводя щеткой по голове Виолы от макушки до конца ее волос, спускавшихся ниже талии, – право, не знаю.
– А я знаю, – твердо заявила Виола. – Джентльмены вроде него просто не могут получать удовольствие от компании таких людей, Ханна. И определенно не наслаждаются пением церковных гимнов в хоре вроде нашего. Ему должно было быть безумно скучно. А впрочем, что ни происходит, все к лучшему! После сегодняшнего дня он определенно поймет, что этот уголок Сомерсетшира не может предложить ничего, что могло бы удовлетворить такого утонченного и распутного волокиту. Тебе так не кажется?
– Что мне кажется, мисс Ви, – высказала свое мнение Ханна, – так это то, что он настолько же очарователен, насколько красив, и знает, как использовать это в своих интересах. Я думаю, он опасный человек, потому что никогда не признает поражения. Если бы вас здесь не было, когда он прибыл, скорее всего он уехал бы обратно в течение недели. Но вы здесь, и вы бросили ему вызов. Вот что я думаю обо всем этом.
Так думала и сама Виола, так что ей нечего было возразить. Она лишь вздохнула, когда Ханна зачесала назад ее волосы и начала заплетать их в косы на ночь.
– Дело в том, мисс Ви, – вновь заговорила Ханна, когда почти закончила свое занятие, – что два дня назад на празднике мне показалось, что он положил на вас глаз – точнее, я уверена в этом, – со спором на ромашки, танцем вокруг майского дерева и всем остальным. А затем он появился здесь на следующий день, не зная, что это ваш дом, словно его привела судьба. И теперь, когда вы сделали все возможное, чтобы выпроводить его отсюда, он принял вызов и доказал, что ни в чем вам не уступает. Думаю, он в восторге от вызова – именно потому, что его бросили вы, мисс Ви. Возможно, вам лучше изменить тактику, не пытаться избавиться от него, а…
– Ханна! – прервала ее Виола на полуслове. – Только подумай, что ты предлагаешь! Чтобы я влюбила в себя этого щеголя? Но как это поможет избавиться от него?
– Кто говорит, что вам следует избавляться от него? – поинтересовалась Ханна, завязывая ленточки на концах кос.
– Ты не…
– Дело в том, мисс Ви, – прервала ее Ханна, убирая платье w остальную одежду, которую только что сняла Виола, – что я не могу согласиться с вами, будто ваша жизнь кончилась. Вы еще так молоды, милы и добры, и.., вся ваша жизнь еще впереди.
– Нет, Ханна, она кончена, – голос Виолы дрожал, – но здесь я жила мирно и спокойно, а он намеревается выгнать меня отсюда. И тогда у меня ничего не останется, совсем ничего. Ни жизни, ни дома, ни мечты, никаких доходов. – Она судорожно сглотнула.
– Если он влюбится в вас, ничего этого не произойдет, – предсказала Ханна. – И он уже почти влюблен, мисс Ви, это видно невооруженным глазом.
– Джентльмены не селят своих любовниц в сельских усадьбах, – резко ответила Виола.
– Не любовниц, мисс Ви.
Виола повернулась на стуле и недоверчиво взглянула на свою горничную.
– Ты полагаешь, он женится на мне? Он – джентльмен, сын графа, а я – незаконнорожденная. И это далеко не все, что можно сказать обо мне.
– Не огорчайтесь, – посоветовала Ханна со вздохом, – случались и более странные вещи. Он будет счастливчиком, если завоюет ваше сердце.
– О, Ханна! – Виола грустно рассмеялась. – Ты просто мечтательница. Если когда-нибудь я и попытаюсь найти мужа, он будет полной противоположностью лорду Дадли. Он олицетворение того, что я больше всего ненавижу в джентльмене. Он – игрок, причем опрометчивый. Он играет только по-крупному. Я скорее умру, чем пойду на такие жертвы. И я пока еще не признаю себя побежденной. Если он захочет избавиться от меня, ему придется применить силу. Возможно, тогда все наконец поймут, что он собой представляет, – с горечью добавила она.
– Уж это точно. – Ханна разговаривала с ней успокаивающим голосом, к которому она прибегала, когда с маленькой Виолой приключалось что-то, что заставляло ее думать, будто мир вокруг нее рушится. Да, это было золотое время, когда мир представлялся надежным, безопасным местом и любовь была настоящей и казалась вечной. – А сейчас ложитесь-ка спать, мисс Ви. Утро вечера мудренее.
Виола рассмеялась и обняла свою старую няню.
– Во всяком случае, у меня есть ты, лучший друг, о котором можно только мечтать, – сказала она. – Отлично, я ложусь в постель и буду спать как хорошая девочка, и наутро все мои проблемы исчезнут. Возможно, он будет так пьян, когда покинет «Голову кабана», что ускачет обратно в Лондон и забудет о «Сосновом боре». А вдруг он свалится с лошади и сломает себе шею?
– Милая!.. – укоризненно сказала Ханна.
– Однако он не прискакал в деревню, – вспомнила Виола, – он прибыл в экипаже. Тем лучше, вывалится с большей высоты.
Она лежала в постели, не помышляя о сне, устремив взор на висящий над кроватью балдахин и изумляясь тому, как жизнь может полностью измениться всего за два дня.
В «Сосновый бор» Фердинанд явился за полночь. Дом был погружен в темноту. Негодующую темноту, усмехнувшись, подумал он. Она, наверное, ожидала, что он явится шатаясь, распевая неприличные песенки, перевирая тональность и пропуская буквы. Но сознание того, что они вовсе не играли, тут же стерло усмешку с его лица. Ему хотелось, чтобы их противостояние продолжалось, не принося никому вреда. Виола была интересным противником.
Джарви все еще был на ногах. Когда Фердинанд вошел в незапертые двери, он проскользнул в холл с зажженной свечой в руке, и тени, падавшие ему на лицо, делали его мрачным и зловещим.
– А, Джарви. – Фердинанд протянул дворецкому шляпу, накидку и хлыст. – Ты ждал меня? Надеюсь, Бентли тоже?
– Да, милорд, – подтвердил дворецкий. – Я сейчас же пришлю его в вашу комнату.
– Отошли его спать, – сказал Фердинанд, направляясь в библиотеку, – и ты тоже ложись. Ночью ни он, ни ты мне не понадобитесь.
Закрывая за собой дверь библиотеки, Фердинанд и сам не знал, почему зашел сюда. Было слишком рано ложиться спать сразу после полуночи. Он снял куртку и бросил ее на спинку стула, за ней последовал жилет. Он ослабил, затем снял шейный платок. Теперь можно было удобно устроиться в кресле с книгой – хотя сегодня ему было не до чтения.
Фердинанд подошел к шкафчику со стеклянной дверцей, стоявшему в углу, и налил себе бренди. Однако уже после первого глотка он обнаружил, что пить не хотелось. Фердинанд выпил три кружки эля в «Голове кабана». Он никогда не пил в одиночестве и, кроме того, не любил крепкие напитки. На следующее утро состояние бывало слишком гнетущим, он испытал это несколько раз в юности.
«Надо попытаться решить ее проблему», – подумал он, опускаясь в одно из кресел, расставленных вокруг камина.
Ему хотелось, чтобы Виола помогла ему найти такое решение, вместо того чтобы тешить себя несбыточной надеждой на то, что в завещании все окажется так, как ей бы того хотелось. А, собственно, почему он беспокоится о ее проблемах? Они ведь не его. Он не имеет к ним никакого отношения. У Фердинанда начала болеть голова – в высшей степени несправедливое последствие, так как он выпил всего три кружки эля за два с половиной часа.
Здесь у нее много друзей, здесь ее любят. Если он не ошибался – впрочем, он знал это наверняка, пристально изучив бухгалтерские книги и снова поговорив с Пакстоном, – она блестяще управляла имением и значительно усовершенствовала его. Она принимала активное участие в деятельности общины. По всему выходило, что ей следовало здесь остаться. Так и получится, если она выйдет замуж за того осла и зануду Клейпола.
Она могла остаться, если…
Фердинанд устремил взгляд на потемневшую картину, висевшую над камином. Нет! Только не это! Откуда, черт побери, возникла эта идея? Но дьявол, искушавший его, не умолкал.
Она молода, красива и обаятельна.
Но то же самое можно сказать о десятках других девушек, пытавшихся женить его на себе в течение последних пяти – семи лет. Однако он никогда не задумывался о возможности брачного союза с ними.
Она свежа и невинна.
Любая женщина, на которой он женится, станет родственницей герцога. Она войдет в высшее общество как жена очень состоятельного и знатного человека. Свежесть и невинность исчезнут в считанные минуты, когда она вкусит все прелести жизни в свете и когда ею будут восхищаться другие, гораздо более знатные мужчины. Она ничем не будет отличаться от любой другой женщины, вступившей в аналогичный брак.