Был Туатха де Даннан, совершенный и неизменный, за исключением полосатых коричневых перьев, которые обернули руки в оборванные крылья. Позади него был Кентавр с задними частью от маленького Дракона. У него были переливающиеся зеленые чешуйки вместо меха, а его копыта были больше похожи на когти. Пикси с перепончатыми руками и ногами, которые сужались до плавников, оседлали его спину, его спутанные волосы были связаны с куском грязной тряпки.
Открыла рот, чтобы проверить их родословную, и задохнулась невозможной смесью, которая попала мне в горло. Их кровь могла бы вспомнить, кем они были изначально, если бы у меня было время осмотреть их по одному, но в группе они душили. Он не просто поменял их снаружи. Он изменил их вплоть до костей.
У фейри есть свои граждане и свои монстры, и иногда они похожи, но это по замыслу, а не случайно или злонамеренно. Мы те, кем должны были стать, и каждая раса должна сыграть свою роль. Даоин Сидхи красивы и непостоянны и так привязаны к чистоте крови, что наши руки всегда грязные. Туатха де Даннан устраняют мосты между разнообразными землями, привратниками и охранниками. Ночные призраки могут быть монстрами, но они выполняют работу, которую остальные из нас никогда не смогут оплатить; они едят наших покойников и держат нас в секрете. Каждый делает свою работу.
Даже Изначальные, какими бы уникальными они ни были, могут сыграть свою роль. Они создают легенды и ночные кошмары; они дают нам вещи, к которым нужно стремиться и избегать, и без них Фейри не хватало бы внимания. Не было бы ничего для героев, чтобы охотиться за злодеями, чтобы стремиться стать лучше. Они нужны нам так же, как мы нужны друг другу. Но у этих детей больше не было цели. Они были противоестественными, даже на странных землях Фейри. Не важно, как это было сделано, или почему; все, что имело значение, это то, что было слишком поздно, спасать их. Все, что я могла сделать, это надеяться, что дети, которых я была послана спасти, еще не были среди них.
" Новая девушка», — сказал Уриск с длинными щупальцами, растущими перед его обрубленными и сломанными рогами. Он был завернут в запятнанную муслиновую простыню в стиле тоги с разрезами на прозрачных крыльях саранчи. Волосы на козьих ногах были редкими и матовыми.
— Новенькая, — ответил Кентавр. Пикси на его спине улыбнулась, обнажая полный рот неестественно острых клыков.
«Новая девушка», — сказала она.
Остальные подхватили крик, шепча: «новенькая, новенькая», подкрадываясь ближе. Я стояла на своем месте, пальцы сжались вокруг свечи. Луна предупредила меня о детях Слепого Майкла, сказав мне остерегаться и опасаться, но я не могла. Не могла их бояться. Могла пожалеть их и знала, что это не самая лучшая идея довериться им, но я не могла их бояться.
Пикси потянулась и поправила прядь моих волос, перекрутив ее между сильно перепончатыми пальцами. Выражение ее лица было вежливо очаровано; ей, вероятно, было около десяти лет. «Человеческая кровь», — наконец сказала она и дернула.
Я отдернула руку, хлопнув ладонями по голове. «Эй! Больно!»
Она проигнорировала меня, смеясь, когда подняла пряди волос, которые она выдернула. «Всадник или наездник?» — потребовала она. «Насколько сильно?»
Это казалось хорошим вопросом, и еще лучшей игрой. Дети начали скакать по кругу вокруг меня, повторяя:» Всадник или наездник, Всадник или наездник», снова и снова. Они подчеркивали второй слог каждого слова, делая его песенным ритмом, который сталкивался с ударами в голове. Мне было неловко осознавать, что по крайней мере половина из них были больше, чем я, и что те, а те кто не был пришел в паре с более крупными друзьями, либо имел какое-то естественное оружие. Все, о чем я могла думать, это Бармаглот с цепляющимися когтями и кусающимися зубами. А у меня был только нож и свеча.
Пламя горело все выше и выше, и казалось, делало что-то хорошее — только Писки коснулась меня. Круг, который они сформировали вокруг меня, приблизился, а затем снова разошелся, дети старались держаться подальше от света свечи. Я ждала, когда круг снова замкнется, а затем выставила свечу на расстоянии вытянутой руки, чтобы проверить мою теорию. Ближайший из детей шарахнулся, едва не переступив черту.
«Сколько миль до Вавилона? — спросила я, с причудой. Весь круг отшатнулся назад, так быстро, что некоторые из маленьких детей упали. Самый младший, которого я видела, был крошечный Роан с сыромятными жабрами, развевающимися по бокам шеи. Он выглядел так, будто ему было не больше трех лет, когда его похитили. Оберон только знает, как давно это было; Роаны вымерли уже на протяжении веков. Дуб и Ясень, сколько жизней уничтожил этот человек? Почему никто его не остановил?
Позже будет время для ненависти. Сейчас главное-выбраться отсюда. Я сделала шаг вперед.
«Разве ты не помнишь ответ? Шестьдесят миль и десять, — дети снова перешли.
Один из них прошипел: «Могу я попасть туда при свете свечи? туда и обратно.»
Я проходила мимо них, и они не останавливали меня, спеша побыстрее уйти от света. Все они бежали за мной, все, кроме того маленького оранжевого мальчика, который не мог встать на ноги.
Остановившись, я предложила ему свою свободную руку, не обращая внимания на опасность. Это не его вина. Никто из них не выбирал это. Он поднял голову и посмотрел на меня, широко раскрыв глаза. Инстинктивно отдернув ее, незадолго до того, как он бросился, оставляя острые как бритва зубы на пустом месте. Они открыли широкую рану в верхней губе, и она начала сочиться кровью, которая была практически черной.
Это научит меня не связываться с монстрами. Я отступила назад, держа свечу, как щит.
«Если твои ноги проворны, а сердце светло, ты можешь добраться туда и обратно при свете свечи, — сказала я так быстро, как только смогла. — Сколько миль до Вавилона? Это шестьдесят километров и десять, — продолжая скандировать, я отступала к стене.
Дети снова сбивались в группу, смотрели на меня сердитыми, пустыми глазами. Всегда приятно чувствовать себя любимым. Я продолжала отступать, повторяя рифму снова и снова, пока мои плечи не уперлись в стену. Посмотрев из стороны в сторону не обнаружила никаких дверей. Выхода нет.
Приободренная моей внезапной остановкой, группа детей начала подкрадываться ближе. Они окружили меня свободным полукругом, остановившись вне досягаемости. Пикси посмотрела на меня и сказала: «О, ты не выйдешь — она, казалось, была неофициальным представителем группы. Большинство других не сказали ничего более сложного, чем «новая девушка», без подсказки. — Не уйдешь, пока не придет время.»
«Понятно, — сказала я, не двигаясь. — Это хорошая информация».
«Хорошая и плохая не имеет значения — нет смысла бежать. Всадник или наездник, это не твое решение, и если будет второе, ты пойдешь в конюшню. Если первое, ты присоединишься к нашей компании… на время. В ее улыбке не было мягкости. — Наживать врагов у единственных друзей, которых ты здесь найдешь, неразумно».
«Может быть, ей нужны враги, — сказал Кентавр».
«Ни кому не нужны враги, — ответила Пикси»
Учитывая, что я добровольно вошла в земли слепого Майкла, я не была уверена, что квалифицируюсь как умная.
«Что происходит сейчас? — спросила я, сохраняя голос ровным. Они избегали света свечи, но это не может длиться вечно. В конце концов, воск сгорит, и они заберут меня.
«Теперь подождем, — сказала Пикси».
«Мы ждем Его, — добавил Уриск шипя».
«Он придет.»
«Потому что ты здесь.»
«Новенькая».
«Новая кровь».
«Всадник или наездник».
«И, может быть, он возьмет одного из нас, когда он заберет тебя».
«Всадник….»
«…. охота…»
«… туда где ждет тьма…»
«Он отвезет нас домой. — это последнее было от Роана, который сунул большой палец в рот, когда он закончил говорить. Его клыки аккуратно прилегли вокруг него, едва коснувшись кожи, хотя кровь с того места, где он укусил свою губу, было трудно увидеть».
«Как давно вы здесь находитесь? — спросила я, прижимая плечи к стене. Однажды я уже отвлеклась кажущейся невинностью, и я не собиралась рисковать снова так делать. В этом месте, невинность может убивать».
Мне ответили со всех сторон, слишком быстро чтобы понять кто это был: «Долго».
«Долгое время».
«Много новых детей.»
«Когда-то я был новичком.»
«Когда-то мы все были новенькими».
Пикси обняла себя, сказав: «Иногда Он приходит и выбирает одного из нас, даже когда нет новеньких. Он уводит нас, чтобы присоединиться к Нему, и мы больше не возвращаемся сюда».
«Где здесь?» Дети любят разговаривать даже если это дети-монстры. Если бы я могла заставить их говорить, они могли бы рассказать мне кое-что, что мне нужно было знать.
«Домой», — сказал голос из-за толпы. Пикси нахмурилась через плечо, прежде чем снова взглянуть на меня, сузив глаза.
«Детский зал, — сказала она. — здесь мы ждем. Ты тоже будешь ждать, если ты Всадник.»
«А если нет?» — во мне росла уверенность, что ответ мне не понравится.
«Если ты не на коне, то под ним, — сказал Кентавр, слегка улыбаясь. — Ты не вернешься сюда, если будешь наездником. Ты пойдешь в конюшню и будешь там ждать.»
Это не звучало многообещающе.
" Что… — тяжелый скрежет заполнил воздух, когда пламя моей свечи стало ярко-белым, загораясь с другой стороны. Дети, смеясь, отступили на шаг назад. — Какого черта?»
«Теперь поймешь, — сказала Пикси сквозь смех.»
И все изменилось. Стены детского зала опустились, превратив разрушенный бальный зал в поляну, окруженную искривленными, почти грозными деревьями. Всадники притаились в тени ветвей. Пламя свечи резко сократилось до крошечной синей искры, и дети так же резко набросились на меня, щипая и толкая, окружив меня со всех сторон. Они тянули меня назад, когда я пыталась убежать, издеваясь над моей бедой.
Вдалеке раздался глубокий голос, заглушающий голоса детей: «Пришлите ко мне незваную гостью. Хочу посмотреть на нее.»