уем оболочку вокруг них. В качестве подставки мы используем один из наших высоких табуретов.
Через несколько минут они установили мишень на высокий табурет. Рядом с ней лежали термометр, барометр, электроскоп, камертон с записывающим устройством и, наконец, фотографическая пластинка, защищённая красным целлулоидным экраном.
Циклотрон был снова включён, и они снова стали свидетелями захватывающего дух исчезновения всего, что находилось в пределах заколдованной области. Они проводили тесты один за другим.
Сначала по двойнику находящегося внутри камертона несколько раз сильно ударили стальным молотком. Его чистый, похожий на звон колокольчика звук в течение долгих минут будоражил невидимую сферу.
Потом к шару поднесли обычный электрический нагреватель и включили его на полную мощность на десять минут. На другой стороне шара, вне зоны прямого действия инфракрасных лучей, профессор в качестве эксперимента поместил свечу. Воск размягчился, как будто между ними не было преграды. Свеча неуклюже изогнулась и в конце концов превратилась в бесформенную массу, роняющую на пол капли расплавленного воска.
Аркрайт многозначительно улыбнулся своему ассистенту, затем жестом велел подкатить портативную рентгеновскую трубку. Её мощный луч был направлен на шар. Экран флюороскопа, расположенный за глобусом, вспыхнул призрачным светом.
Наконец, помаргивая, зажглась ртутно-дуговая лампа, и её яркий свет осветил пространство, казавшееся абсолютно пустым. Её лучи, не теряя резкости, осветили стену за сферой фиолетово-белым сиянием.
— Отлично! — воскликнул Аркрайт, подбегая к выключателю и останавливая циклотрон.
Они снова стали свидетелями удивительно замедленного появления материи внутри алмазно-прочной оболочки стазисного поля. Когда приборы обрели полную вещественность, два учёных с интересом осмотрели их. Чёрная свеча звукозаписывающего устройства камертона осталась нетронутой.
— Звуковые волны не проникли внутрь корпуса, — резюмировал Аркрайт. — Обычно два камертона входят в резонанс на расстоянии десяти футов.
Два тонких золотых листа электроскопа плотно прилегали друг к другу.
— Рентгеновские лучи не произвели ни единого иона внутри барьера!
Показания термометра не изменились ни на долю градуса.
— Инфракрасные лучи обогревателя не проникли внутрь забарьерного пространства. Они просто обтекали его точно также, как это делают лучи света, сходились с другой стороны и расплавили свечу.
Быстро проявленная фотографическая пластинка оказалась прозрачной.
— Ультрафиолетовые лучи ртутной дуги не проникли внутрь ни в малейшей степени.
— Но разве они не должны были это сделать? — поинтересовался Грант. — Если оболочка разрушается и восстанавливается много раз в секунду, почему лучи света, тепла и рентгеновские лучи не прошли сквозь неё во время фазы выключения? Каким бы быстрым ни был цикл, электромагнитные лучи со скоростью 186 000 миль в секунду должны проходить сквозь барьер!
Аркрайт с усмешкой поднял палец.
— Грант, вы забыли одну вещь. Электромагнитные лучи сами по себе прерывисты. Квантовые формулы Планка доказывают это. Когда вы делите квант пополам, вы не получаете половину кванта. Вы не получаете ничего! Цикл этой оболочки достаточно быстр, чтобы разделить все кванты на части и, следовательно, погасить их.
В его голосе зазвучал триумф. В сложившихся обстоятельствах это было вполне естественно, хотя у Гранта настрой профессора вызвал улыбку.
— Ничто не проходит через эту оболочку колебательного стазиса!
— Думаю, вы правы, — признался Грант.
— Ничего, кроме, возможно…
— Чего? — спросил Грант, когда учёный вдруг замолчал. Затем его взгляд остановился на пятом приборе, побывавшим внутри барьера. — Кстати, Аркрайт, для чего там был барометр?
Профессор слегка отвлёкся от вдумчивых размышлений.
— Вы, наверное, заметили, — тихо сказал он, — что показания прибора ничуть не изменились.
— Это означает, что давление воздуха внутри барьера не изменилось. Но…
— Это означает, — прервал его пожилой учёный, — что внутри оболочки имеется пространство, содержащее воздух, пригодный для дыхания.
Грант задохнулся.
— Вы хотите сказать…
— Я хочу сказать, что собираюсь провести несколько минут внутри сферы! Я собираюсь стать первым человеком, посетившим другую Вселенную, полностью отрезанную от нашей Вселенной! Не будет ни звука, ни света, ни тепла, ни излучений, ни малейшего намёка на существование внешнего мира. Это, Грант, будет великолепный опыт!
— Я думаю, это просто безумие! — горячо запротестовал Грант. — И я думаю, что вы совершенно безумны, если допускаете такую мысль. Мы не знаем, что может произойти — возможно, в этом неведомом мире вас ждёт мгновенная смерть!
— Чушь собачья! — фыркнул профессор, ничуть не смутившись. — В частности, я хочу провести несколько экспериментов по телепатии между нами, разделёнными стазисной оболочкой. После того, как я окажусь внутри, вы возьмёте колоду экстрасенсорных карточек и выберете десять. Я выступлю в качестве реципиента и постараюсь перехватывать ваши образы, запоминая их, чтобы потом проверить. Мы всегда были хорошей телепатической командой, когда я был реципиентом, так что, если барьер не помешает, мы должны получить некий результат.
Грант нервно сжал руки.
— Аркрайт, в последний раз прошу, откажитесь от этой идеи. Это просто безумие…
— Грант, конечно же, учёный не должен действовать по наитию. Но сейчас у меня есть некая догадка, и я собираюсь воспользоваться ею во что бы то ни стало.
— Но циклотрон — он сильно гудел, когда мы запускали его в последний раз. Вы знаете, что он нуждается в ремонте уже неделю. Я…
— Хватит об этом! — резко оборвал его профессор. — Я всё ещё ваш работодатель. Как я сказал, так и будет! — Лицо его ассистента пошло краснымим пятнами, и голос Аркрайта тут же смягчился. — Извините меня, Грант. Мне не следовало быть столь категоричным. Но, поймите, я полон решимости довести дело до конца.
Грант беспомощно кивнул. Затем его глаза загорелись. Не говоря ни слова, он бросился в жилые помещения и вернулся с Линдой, домашней кошкой. Он посадил её на табурет рядом с пластиной-мишенью и погладил её мягкую шёрстку. Кошка замурлыкала и с довольным видом улеглась.
— Линда станет нашим подопытным кроликом, да? — ухмыльнулся профессор.
— Я настаиваю на этом, — твёрдо сказал Грант. — Зачем рисковать своей жизнью понапрасну? Если Линда выйдет из шара невредимой, мы будем знать, что вы окажетесь там в относительной безопасности.
Кошка не проявляла никакой обеспокоенности вплоть до того момента, пока не исчезла из виду, скрывшись за таинственной стеной стазиса. Пятнадцать минут спустя, когда ток циклотрона был отключён, кошка снова появился в футе от пола. Она приземлилась на лапы, явно озадаченная, но в остальном целая и невредимая. Потом села и принялась беззаботно вылизывать свою шёрстку.
— Вот и ты, — воскликнул Аркрайт. — Внутри этой стазис-оболочки так же безопасно, как и в кровати.
Грант уклончиво хмыкнул и помог профессору приготовиться к последнему эксперименту. После тщательных расчётов они наклонили трубку проектора так, чтобы катодный луч поднимался вверх под небольшим углом. Теперь он был направлен на пластину-мишень, установленную на коленях учёного, сидящего на стуле. Передняя часть его тела была защищена от возможных ожогов плотной асбестовой бумагой. Если согнуть ноги и наклонить голову, то до всех краёв мишени оставалось расстояние около фута.
— Всё готово! — с нетерпением воскликнул профессор.
Грант попытался придумать, что бы сказать такого ободряющего, но почувствовал ком в горле.
— Будьте осторожны! — наконец хрипло выдавил он из себя.
Именно в этот момент он понял, как сильно он ценит старого учёного. Их отношения были практически отношениями отца и сына.
— Не переживайте так сильно, пока я буду внутри барьера, — строго сказал Аркрайт. — Помните, что я могу в любой момент разрушить его, выведя мишень из фокуса. До свидания, Грант. Дайте мне полные пятнадцать минут — без обмана!
Грант крепче сжал рукоятку выключателя, бросил последний взгляд на профессора и замкнул контакты. Циклотрон разогнался до высоких оборотов и через несколько секунд трубка проектора ярко засветилась. Грант держал руку на выключателе и наблюдал, как скорчившееся за мишенью тело Аркрайта окутывает привычная мерцающая дымка. Затем внезапно он исчез, и Грант снова занервничал.
В соответствии с их планом, Грант подождал целую минуту, а затем провёл эксперимент с телепатией. Он взял первые десять карт из перетасованной экстрасенсорной колоды, по очереди концентрируясь на каждой. Во время их предыдущих совместных опытов профессору удавалось правильно назвать пять из десяти.
Закончив эксперимент, Грант взглянул на часы. Осталось десять минут! Затем закурил сигарету, сделал три затяжки и бросил её на пол. Он осторожно повернул голову, когда глубокий, ровный гул циклотрона, казалось, изменился. Игра воображения или нет? Могучая машина действительно нуждалась в ремонте и…
Он побежал посмотреть на циферблаты контрольных приборов. Что-то было не так! Повышенное напряжение указывало на то, что регулятор вышел из строя, позволяя электромагнитам вращаться без всякого контроля.
Побледнев, Грант потянулся к выключателю, и как только он это сделал, вой машины перешёл порог слышимости. Из аккумуляторов вырвался опустошающий поток энергии. Трубка проектора вспыхнула, как фонарь, и выпустила невероятно мощный луч на мишень внутри стазис-оболочки. Затем она внезапно погасла, из её недр раздался лёгкий звонкий хлопок.
Больше ничего не произошло, и Грант нажал на выключатель, вознеся благодарственную молитву за то, что взрыва удалось избежать.
Пульсация циклотрона стала затихать и, наконец, прекратилась совсем. Грант повернулся, чтобы помочь профессору подняться со стула. На этом придётся прервать эксперименты — до тех пор, пока не будет изготовлена новая трубка. Грант резко остановился, чувствуя, как по спине у него бегут мурашки. Учёный так и не материализовался!