«Наши мыслящие машины[137] – не просто метафора, – говорит он. – Вопрос не в том, окажутся ли они достаточно могущественными для того, чтобы причинить нам вред (наверняка), или всегда будут действовать в наших лучших интересах (вряд ли), а в том, смогут ли они в долгосрочной перспективе помочь нам отыскать правильный путь и вырваться из континуума Панацеи и Апокалипсиса».
«Я рассуждал о машинах, но не только о машинах с медными мозгами и мускулами из железа. Когда человеческие атомы сплачиваются в организацию, в которой они используются не в соответствии со своим назначением, как разумные человеческие существа, а подобно зубцам, рычагам и стержням, не имеет большого значения то обстоятельство, что их «сырьем» послужили плоть и кровь. Нечто в качестве элемента машины есть фактически элемент машины. Доверяем ли мы наши решения машинам из металла или тем машинам из плоти и крови, которые организуются в бюро, крупные лаборатории, армии и корпорации, нам никогда не получить верного ответа на свои вопросы, пока мы не начнем задавать правильные вопросы… Час почти пробил, выбор между добром и злом стоит у нашего порога».
Норберт Винер. «Человеческое применение человеческих существ»
Норберт Винер опередил свое время, рассуждая о потенциальной опасности проектируемых интеллектуальных машин. Полагаю, он предвидел намного дальше, заявляя, что первые системы искусственного интеллекта уже создаются в действительности. Он был прав, характеризуя корпорации и бюро – «машины из плоти и крови», по его определению, – как первые интеллектуальные системы. Он справедливо предупреждал об угрозе появления искусственного суперинтеллекта, цели которого вовсе не обязательно будут совпадать с нашими собственными.
Ныне очевидно – и не имеет значения, понимал это Винер или нет, – что организационные сверхразумы состоят не только из людей; они представляют собой гибриды людей и информационных технологий, позволяющих людям координировать свои действия. Даже во времена Винера «бюро, крупные лаборатории, армии и корпорации» не могли действовать без телефонов, телеграфа, радио и счетно-аналитических машин. Сегодня они не могут функционировать без компьютерных систем, баз данных и систем поддержки принятия решений. Эти гибридные интеллекты представляют собой технологически расширенные сети людей. Такой искусственный интеллект обладает сверхчеловеческими способностями. Он знает больше, чем каждый человек по отдельности, он способен лучше ощущать происходящее вокруг, он гораздо мощнее в выполнении комплексного анализа и составлении сложных планов. Наконец, ему доступно куда больше ресурсов и власти, чем любому отдельно взятому человеку.
Мы далеко не всегда осознаем, что гибридные суперинтеллекты наподобие национальных государств и транснациональных корпораций ставят собственные цели. Будучи созданы людьми и для людей, они нередко действуют как независимые разумные существа, и эти действия далеко не всегда соответствуют интересам людей, которые создавали эти государства и корпорации. Государство не обязательно заботится о благе граждан, а корпорация не обязательно радеет о благополучии акционеров. То же самое касается некоммерческих организаций, религиозных орденов и политических партий – все они не обязательно руководствуются в практической деятельности своими основополагающими принципами. Интуитивно мы осознаем, что их действия определяются некими внутренними целями, потому-то и принято персонифицировать эти сущности юридически и ментально. Употребляя выражения вроде «этого хочет Китай» или «к этому стремится Дженерал моторс», мы вовсе не изъясняемся метафорами. Упомянутые сущности действуют интеллектуально, они воспринимают мир, принимают решения и их выполняют. Подобно целям индивидов, цели организаций сложны и зачастую противоречивы, но это истинные цели – в том смысле, что они руководят действиями. Да, указанные цели формируются людьми, состоящими в организации, но они не идентичны человеческим целям.
Любому американцу известно, сколь слаба связь между действиями правительства США и разнообразными, зачастую противоречивыми целями граждан страны. То же самое верно для корпораций. Коммерческие организации номинально служат благу множества групп, включая сюда акционеров, топ-менеджеров, сотрудников и клиентов. Эти корпорации отличаются друг от друга способами «примирения» разных лояльностей и часто ведут себя так, чтобы не служить никому из своих благополучателей. «Нейронами», передающими корпоративную мысль, выступают не только сотрудники и технологии, их связывающие; мысль также кодируется в политике компании, принципах стимулирования, организационной культуре и процедурах принятия решений. Новые корпоративные цели не всегда отражают ценности людей, которые их реализуют. Например, некая нефтяная компания под началом и со штатом людей, заботящихся об окружающей среде, может обладать такими стимулами и такой политикой, которые побуждают ее ставить под угрозу экологическую безопасность ради извлечения прибыли. Благие намерения составляющих системы не являются гарантией правильного (благого) поведения системы в целом.
Правительства и корпорации, частично состоящие из людей, «от природы» мотивированы хотя бы отражать и выражать цели людей, от которых они зависят. Они не могут функционировать без людей, поэтому им приходится обеспечивать и поддерживать сотрудничество с людьми. Когда такие организации ведут себя альтруистически, это часто объясняется их базовой мотивацией. Однажды я похвалил генерального директора крупной корпорации за вклад его компании в оказание гуманитарной помощи. Генеральный директор ответил без малейшей иронии: «Да. Мы решили поступать так почаще, чтобы наш бренд сделался более привлекательным». Индивиды, образующие гибридный суперинтеллект, могут порой оказывать на него «гуманизирующее» влияние: например, сотрудник может нарушать политику компании, чтобы помочь другому человеку. Этот сотрудник может проявлять подлинное человеческое сострадание, но мы не должны приписывать подобные ощущения самому суперинтеллекту. Эти гибридные машины ставят собственные цели, а граждане / клиенты / сотрудники суть всего-навсего ресурс, которые они используют для достижения этих целей.
Мы близки к тому, чтобы начать создавать суперинтеллект на основе только информационных технологий, без привлечения человека. Именно такие системы обычно называют «искусственным интеллектом», или ИИ. Резонно задаться вопросом, каким будет отношение гипотетического машинного суперинтеллекта к людям. Сочтет ли он, что люди представляют собой полезный ресурс, с которым целесообразно сохранять хорошие отношения? Будут ли цели этого суперинтеллекта соответствовать нашим собственным? Вообще окажутся ли эти вопросы для суперинтеллекта сколько-нибудь важными? И какие «правильные» вопросы нам следует задавать? На мой взгляд, одним из принципиальных является следующий вопрос: в каких отношениях между собой будут состоять разнообразные суперинтеллекты?
Любопытно прикинуть, как гибридные суперинтеллекты справляются с конфликтами в своей среде в настоящее время. Сегодня бо́льшая часть реальной власти в мире принадлежит национальным государствам, которые притязают на владение территорией. Не важно, «оптимизированы» они для того, чтобы действовать в интересах своих граждан или в интересах деспотического правителя, национальные государства имеют приоритет перед желаниями и целями других интеллектов в пределах своих географических границ. Они претендуют на монополию в применении силы и признают равными себе только другие национальные государства. Они готовы при необходимости мобилизовывать граждан на большие свершения, чтобы укрепить собственную власть, даже требовать от них пожертвовать жизнью.
Такое географическое распределение власти было логичным и осмысленным в эпоху, когда большинство акторов составляли люди, жизнь которых по большей части протекала в пределах границ конкретного национального государства; но сегодня, когда все больше утверждаются географически распределенные гибридные интеллектуальные структуры, скажем, транснациональные корпорации, эта логика выглядит менее очевидной. Мы живем в сложный переходный период, когда распределенные суперинтеллекты по-прежнему в значительной степени полагаются на национальные государства в урегулировании возникающих споров. Нередко конфликты разрешаются по-разному в разных юрисдикциях. Все труднее становится просто соотносить индивидов с национальными государствами; при этом экспаты, живущие и работающие за границами родной страны, беженцы и иммигранты (легальные и нелегальные) до сих пор считаются, так сказать, исключениями из правил. Суперинтеллект, построенный исключительно на информационных технологиях, окажется еще более непригодным для территориальной системы власти, поскольку нет никаких причин «привязывать» его к физическим ресурсам конкретной страны – и даже вообще к каким-либо конкретным физическим ресурсам. Искусственный интеллект вполне может существовать в «облаке», а не в каком-то физическом местоположении.
Мне видятся как минимум четыре сценария того, как машинные суперинтеллекты будут взаимодействовать с гибридными сверхразумами.
Очевидный сценарий предполагает, что разнообразные машинные интеллекты в конечном счете подчинятся тем или иным национальным государствам и интегрируются с ними. В рамках этого сценария объединения государства с ИИ нетрудно вообразить, как американские и китайские супер-ИИ конкурируют друг с другом за ресурсы от имени своего государства. В некотором смысле эти ИИ будут гражданами своего национального государства – вспомним о немалом числе коммерческих организаций, которые часто выступают в роли «корпоративных» граждан. В данном сценарии конкретное государство будет наделять машины ресурсами, необходимыми для работы в интересах этого государства. Или же – в той степени, в какой суперинтеллект способен оказывать влияние на правительство конкретного государства – машины, вероятно, станут стремиться к укреплению собственной власти, например за счет присвоения большей доли ресурсов государства. ИИ национальных государств, возможно, не пожелают мирно наблюдать за расширением возможностей ИИ в государствах-конкурентах. Словом, в данном сценарии суперинтеллект становится продолжением государства, а государство – продолжением ИИ.