Конечно, у разных стран разные вкусы и установки. Некоторые страны придают особое значение свободе слова, и они будут ограничивать роль ИИ в модерации контента в соответствии со сформированным у них пониманием индивидуального самовыражения. Каждая страна выберет то, что ценно для нее, – и это приведет к разногласиям с операторами транснациональных сетевых платформ. ИИ учится у нас даже в процессе разработки, поэтому будет иметь значение не только выбор каждой страны, но и ее отношения с ИИ, ее восприятие ИИ и модели поведения, которым ИИ будет учиться у своих наставников-людей. Но поиск фактов и истины не должен приводить к тому, чтобы общество воспринимало жизнь через скрытые неконтролируемые фильтры. Важная особенность человека – спонтанное восприятие реальности во всей ее противоречивости и сложности, даже если это приводит к снижению эффективности и ошибкам.
Учитывая ставки, существует огромное количество вопросов, на которые можно ответить только на глобальном уровне. Как регулировать сетевые платформы, не провоцируя напряженность между странами, обеспокоенными возможными последствиями для безопасности? Могут ли сетевые платформы разрушить традиционные концепции государственного суверенитета наподобие того, как в XX в. это сделали такие институты, как ЕС? Не навяжут ли эти институты всему миру такую полярность, какой не существовало со времен распада Советского Союза? Как на это отреагируют малые государства? Может ли такая попытка иметь надежду на успех?
По мере того как возможности ИИ будут расти, все более важно будет определить роль человечества в партнерстве с ИИ. Можно представить себе мир, в котором люди будут все больше подчиняться ИИ – а масштабы вопросов, решаемых ИИ, будут расти. Но если противник успешно развертывает ИИ – можно ли ответственно решить не развертывать свой собственный ИИ, даже если последствия точно не известны? И разумно ли отказаться от ИИ, который превосходно предсказывает наиболее эффективный курс действий, если этот курс повлечет за собой огромные жертвы? Как политик может удостовериться в том, что эти жертвы необходимы для победы? А если такая уверенность есть – захочет ли политик отказаться от этих жертв?
Человеку всегда сопутствовало его несовершенство. Даже лучшие лидеры принимают решения, не имея полной информации или в ситуации сложного выбора. Политики бывают пристрастны, они могут действовать на основе ошибочных предположений, они могут быть неспособны глубоко мыслить или задавать важные вопросы. Иногда они действуют под влиянием чистых эмоций. Их видение мира может искажать болезнь или идеология. Какие бы стратегии ни разрабатывались для организации партнерства человека и ИИ, это необходимо учитывать. ИИ может показывать в некоторых областях сверхчеловеческие способности, но его придется приспосабливать и к несовершенному человеческому контексту.
Дилемма сферы безопасности заключается в том, что возможность внедрения ИИ и кибероружия одной стороной может побудить противника, не имеющего такой возможности, атаковать первым. Это непохоже на ту ситуацию, которую создает ядерное оружие. Если ядерное оружие находится в международных рамках доктрин безопасности и концепций контроля над вооружениями, разработанных и дорабатываемых на протяжении десятилетий правительствами, учеными, стратегами и специалистами по этике, то ИИ и кибероружие не ограничены подобными рамками, а те рамки, которые существуют, правительства не готовы обсуждать. Страны – и, возможно, технологические компании – должны договориться о том, что будет допустимо и как будут сосуществовать различные силы, вооруженные ИИ. США и их союзники столкнутся с дополнительными вопросами, важнейшим из которых будет влияние ИИ на процветание демократических обществ.
Распространение оборонного ИИ изменит международное равновесие и те расчеты, путем которых оно до сих пор поддерживалось. Ядерное оружие стоит дорого, и его трудно скрыть. Создание ИИ тоже может потребовать ресурсов крупных компаний или целых государств, но поскольку использование ИИ осуществляется на относительно небольших компьютерах, то ИИ в целом будет широко доступен, в том числе способами, для которых он не был предназначен. В результате не будет ли ИИ-оружие доступно любому, у кого есть ноутбук, подключение к интернету и соответствующая квалификация? Будут ли правительства снабжать ИИ-вооружением наемников? Будет ли ИИ доступен террористам? Смогут ли они обвинять в совершенных ими преступлениях государства или другие субъекты?
Влияние ИИ на международные отношения будет весьма значительным. Расширятся как диапазон доступной информации, так и свобода действий для дипломатии. Национальные границы буквально растворятся. ИИ-переводчики облегчат межъязыковое общение – и одновременно подвергнут серьезным испытаниям представителей разных народов, не готовых к восприятию чужой национальной культуры. Сетевые платформы с поддержкой ИИ будут распространять свободное слово через границы, но хакерство и дезинформация станут искажать восприятие и оценку этих коммуникаций. В результате будет все сложнее достигать реализуемых соглашений с предсказуемыми результатами.
ИИ углубляет стратегический парадокс, который заключается в том, что человечество на протяжении 70 лет развивало ядерное оружие, но так и не разработало доктрину его применения, совместимого с какой-либо рациональной целью. Мы выделяем миллиарды на технологию настолько разрушительную, что мы не можем найти ей применение, не считая самых экстремальных сценариев. Если стратегия – это рациональное применение средств для достижения цели, то ядерное оружие несовместимо ни с какой стратегией.
Интеграция ИИ и кибероружия только усугубляет эту дилемму. Человечество ушло от решения ядерного парадокса, резко разграничив обычные силы, совместимые с рациональными стратегическими целями, и ядерное оружие. Ядерное оружие воплощало грубую силу, а обычные вооружения – избирательное применение силы. Но непредсказуемое и разрушительное кибероружие стирает этот барьер, а с внедрением ИИ оно становится еще более непредсказуемым и разрушительным. Оно может перемещаться по сетям, поэтому его нельзя обнаружить. Оно не поддается обычному контролю – в отличие от ядерного оружия, кибероружие можно носить на флеш-картах, – и легко тиражируется. Некоторые формы кибероружия после их развертывания трудно контролировать, особенно учитывая динамичную и эмерджентную природу ИИ.
Такая ситуация ставит под сомнение сами основы международного порядка, основанного на правилах[79]. Мы обязаны разработать концепцию контроля ИИ-вооружений. Сдерживание в эпоху ИИ будет работать по-другому. На заре ядерной эры дискуссии между ведущими профессорами Калифорнийского технологического института, Гарвардского университета и Массачусетского технологического института, имевшими опыт работы в правительстве, привели к созданию концепции контроля над ядерными вооружениями. Несмотря на важность вопросов, эти обсуждения проводились отдельно от военных разработок министерства обороны США. Но потенциальное военное применение ИИ шире, чем у ядерного оружия, и на данный момент неочевидна дифференциация между наступлением и обороной.
В этом сложном и непредсказуемом мире ИИ создает еще один возможный источник заблуждений и ошибок, поэтому великим державам, обладающим высокотехнологичным потенциалом, придется вступить в диалог. Такой диалог должен быть сосредоточен на главном – на предотвращении катастрофы. Все стороны должны сделать все возможное для предотвращения войны. Это потребует взаимного признания перемен, которые переживает мир, их потенциальных выгод и вызовов, которые они бросают самим основам нашей общественной жизни. Таким образом, эволюция дипломатии, безопасности и стратегии должна будет сопровождаться аналогичной эволюцией философских концепций.
В период больших перемен философы эпохи Просвещения рассматривали природу реальности, природу сознания и взаимосвязь между ними. Разработанные ими принципы по-прежнему важны для нынешней эпохи, но начинающаяся эра ИИ бросает им вызов. Декарт провозгласил: «Я мыслю, следовательно, я существую», – это утверждение популярно и сегодня. Но затем Кант предположил, что восприятие человека отражает лишь структуру его разума, а не саму реальность – более того, сущность реальности находится за пределами нашего понимания. Нас ожидает следующая фаза этой философской эволюции, которая еще не нашла своего воплощения. Если ИИ обеспечивает иное или более точное восприятие реальности, дальнейшее исследование кантовской «вещи в себе», останется ли человеческий разум главным инструментом восприятия реальности? Если разум способствовал Реформации и изменил природу веры на Западе, то как изменит природу разума и веры приход ИИ? В эпоху, когда ИИ дополняет человеческий разум, или вытесняет его, или выходит за его пределы, как мы определим сферу применения, смысл существования и способ сохранения человеческого разума?
ИИ и другие развивающиеся технологии (такие как квантовые вычисления), похоже, приближают человека к познанию реальности, существующей за пределами нашего восприятия. Но в результате мы можем обнаружить, что даже эти технологии имеют свои пределы. Наша проблема заключается в том, что мы еще не знаем, какие последствия будет иметь внедрение этих технологий на фундаментальном философском уровне. Технологии продвигают нас вперед, но у нас нет полного осознания того, как это происходит, мы идем по пути прогресса в большой степени механически. Последний раз, когда человеческое сознание было значительно преобразовано, – в эпоху Просвещения – это произошло потому, что новая технология, а именно печатный станок, породила новые философские идеи, которые, в свою очередь, были растиражированы самой этой технологией. Сегодня мы уже разработали новые технологии, но у нас все еще нет соответствующей руководящей философии.
ИИ – это великое начинание. Его потенциальные преимущества огромны. Его разрабатывают люди – но сможем ли мы использовать его так, чтобы сделать нашу жизнь лучше, или же мы сделаем ее хуже? Скорее всего, произойдет и то и другое. ИИ позволит нам создать более сильные лекарства, более эффективное и справедливое здравоохранение, более устойчивую экологию и др. Вместе с тем он изменит концепцию истины, и некоторые люди утратят способность рассуждать и судить.