— Моего отца многие уважают. — Лекси откусила еще кусочек и проглотила.
— Он великий игрок. — Шон мог это признать.
— Да. И великий человек.
Вот это уже вряд ли.
— Его сердце — это просто огромная зефирка.
А это точно нет.
— Пока ты не узнаешь его темную сторону. — Лекси наколола на вилку еще кусочек вафли. — Если ты затронешь его темную сторону, он достанет тебя. — Она замолчала, чтобы прожевать. — Но такое редко случается. Человек должен совершить что-то действительно ужасное, например, украсть у бедняков. — Она взяла чашку с кофе. — Когда мне было десять, он поймал парня, пытавшегося ограбить ящик сбора денег для Армии спасения. Так вот, отец бросил его через спину и показал, где раки зимуют. — Она поднесла кружку к губам и добавила, подув на кофе: — Он ненавидит нахальную саморекламу так же сильно, как я ненавижу тех, кто бьет собак. — Поставив кружку на стол, она посмотрела на Шона. — Ты не говорил, чем зарабатываешь на жизнь.
Значит, Шон находился в той же категории, что и люди, которые бьют собак?
— Ничего настолько захватывающего, как гонки за свиньями и побег со свадьбы. — Он отпил пива и слизал пену с верхней губы.
Прошлой ночью невежество Лекси относительно Шона казалось смешным. Как некая шутка для знатоков. Не говоря о том, что за несколько часов до завтра с Лекси Шон беседовал с Джимми насчет определенного свадебного платья и отлетающих пуговицах
При свете дня это уже не казалось таким смешным. Сегодня Шон искал Лекси, чтобы сказать, что он играет в «Чинуках». Это не было секретом, и она обязательно об этом узнает. Он искал ее, чтобы признаться, еще и потому, что прошлым вечером были определенные моменты, о которых она бы не захотела рассказывать отцу. Шон думал помочь Лекси, потому что был милым парнем, но теперь она назвала его ворующим, бьющим собак пижоном, и он не чувствовал желания помогать ей или врать.
— Что твоя родня думаем о том, что ты стала сбежавшей невестой?
— Они несчастны. В ужасе. Обеспокоены. — Она посмотрела в сторону и взяла еще кусочек вафли. — Когда отец провел мне свою приветственную головомойку, ему полегчало. Но мама… — Она пожала плечом. — Она счастлива, что я не вышла за Пита, но обижена, что я не пришла к ней, вместо того чтобы сбежать.
Шону это казалось разумным.
— А что твои родные думают о твоем участии в шоу? Гонки за свиньями и борьба за этого Пита?
— Я не разговаривала с ними, пока шли съемки, но, конечно, могу догадаться. — Она положила вилку и взяла чашку с кофе.
— Тебе нельзя было общаться с ними?
— Да, мы могли делать всего один звонок в неделю по телефону в доме проекта, и все это записывалось. Я не хотела, чтобы они записали, как моя мама плачет, а отец ругается по свиному телефону.
— Свиному телефону?
— Стационарный телефон в форме свиньи. — Лекси отпила кофе. — Он был розовый и хрюкал вместо звонка.
Ну конечно.
— А что родители думают о твоем женихе?
— Отец считает Пита нытиком.
— А он нытик?
— Не знаю. — Она пожала плечом. — Мама не могла перестать плакать и думать о том, что я не должна выходить за мужчину, которого не знаю. Она была права. У нас было всего два свидания, но мы не были на них наедине. Там была вся съемочная команда.
— Прикалываешься?
— Нет. Некоторые из девушек встречались с ним наедине в его частном «Свинарнике». — Отдельное бунгало в поместье, которое вмещало спальню Пита, образно называли «Счастье до поросячьего визга». — Я в «Свинарник» не ходила никогда.
— Еще разок. — Шон подался вперед. — Ты прикалываешься?
— Нет. Я не хотела унижать моих родителей или компрометировать себя.
Его шокировало вовсе не это.
— Ты собиралась выйти замуж за мужчину, которого не знала и с которым не провела ни секунды наедине?
— Я знаю, это звучит ненормально. — Лекси посмотрела из-под своей «рыбной» шляпы на картину кораблекрушения, висевшую на стене позади Шона, как будто хотела собраться с мыслями. — Но все шоу было ненормальным. — Она нахмурилась. — Нас просто закружило в нем. По крайней мере меня.
Шон поднял палец.
— Твои родители не хотели, чтобы ты выходила за него. — Поднял второй. — Ты не хотела выходить за него. — Затем третий. — Так какого черта ты собиралась выйти за него?
Лекси перевела взгляд на Шона и сказала, как будто это имело какой-то смысл:
— Наши фотографии были на посудных полотенцах, когда началось обсуждение.
Какое обсуждение? И что, черт возьми, такое посудные полотенца?
— Нам удалось побыть несколько мгновений наедине, пока съемочная бригада упаковывала свои вещи. Например, после состязания по серфингу. — Лекси сделала еще глоток и покачала головой. — В тот день он казался очень унылым. Как будто кто-то забыл посыпать пудрой его праздничный торт. — Она наморщила нос. — Мы были на пляже, и я очень старалась не смотреть на его раздражающе длинный ноготь на ноге.
— Что?
— Это должно было стать первым намеком на то, что я не могу выйти за него. — Она поставила кружку на стол. — Потом он сказал, что ему не нравятся маленькие собачки. Такое обычно можно рассматривать, как помеха для сделки.
Ногти на ногах и неприязнь к маленьким собачкам, вероятно, были самыми меньшими проблемами у этой парочки.
— Много кто не любит маленьких собачек.
Лекси вскинула бровь.
— По моему опыту, мужчины, которые не любят маленьких собачек, кое-что компенсируют.
Наклонившись вперед, Шон взял свой стакан.
— И что же?
Он знал, что Лекси имела в виду, просто хотел услышать, как она скажет это.
Под полями шляпы глаза у нее забегали, как будто она была преступником в комнате полной копов. Щеки порозовели, и Лекси понизила голос, как будто собиралась сказать нечто шокирующе вульгарное:
— Маленький пенис.
И все? Пенис? Шон ненавидел слово «пенис». Оно казалось маленьким.
— Не у всех мужчины, не любящих маленьких собак, детское «хозяйство».
— И сколько таких мужчин ты знаешь?
Только себя. И у него не было проблем с «хозяйственным отделом». Шон сделал большой глоток пива, потом попросил:
— Объясни мне еще раз. Какого черта ты едва не вышла замуж за унылого парня с некрасивыми ногтями на ногах и маленьким членом?
— Ну, если ты любишь…
— Не говори мне, что ты любила этого парня, — перебил Шон. — Это так не происходит.
Глаза Лекси округлились.
— Сколько раз ты влюблялся?
— Прямо чтобы захотеть жениться?
— Да.
— Никогда.
— Тогда тебя нельзя считать специалистом.
— Я и не говорю, что специалист. Мне просто любопытно, как такая девушка, как ты, оказывается помолвлена с мужчиной, которого даже не знает.
— Как я?
Помня о ловушках, которые женщины расставляют, чтобы сбить мужчин с ног, Шон аккуратно ответил:
— Не страшная.
— Давление. — Она откинулась на спинку стула. — И самовнушение, что это любовь с первого взгляда.
Шон фыркнул.
— Ты не веришь в любовь с первого взгляда?
— Нет. — Усмехнувшись, он покачал головой. — Я верю в желание с первого взгляда.
Шон смотрел ему прямо в лицо. Смотрел в лицо желанию и хаосу. Опасная комбинация.
Лекси вздохнула и откинула притворство в виде «может быть», «вроде как», «могла бы влюбиться».
— Я сказала себе, что, возможно, неправа насчет его унылости, и решила, что ему можно сделать педикюр. — Она положила нож с вилкой на тарелку и отодвинула остатки вафель. — Невозможно не влюбиться в Ням-Ням и… и мы могли бы компенсировать.
Шон покачал головой:
— Принцесса, ничем нельзя компенсировать маленький член.
— Однажды я встречалась с парнем и… — Ее голос упал, и она не закончила предложение.
— Вот именно.
Шон посмотрел на Лекси, которая в этой смехотворной «рыбной» шляпе выглядела абсолютно прекрасно. Шон Нокс сиживал напротив множества прекрасных женщин. Некоторые были просто как удар под дых и пиршество для глаз. Другие привлекали его внимание и оставляли хотеть большего. Лекси сочетала и то и другое: двойная доза соблазна, сдобренная скандалом высшей пробы. Это утраивало проблему. Ту, в которой он совсем не нуждался.
Чуть приподнявшись, Шон вытащил бумажник из поношенных «Левисов». Прошлым вечером он очень хорошо рассмотрел корсет Лекси. И подумал, что этот предмет одежды создан для первой брачной ночи, и мысль о том, как какой-то мужчина срывает корсет с нее, заставила Шона сорваться с гостиничной парковки, когда он высадил Лекси и Джимми.
Ему следовало установить некоторую дистанцию между собой и Лекси Ковальски, но вот где он в итоге оказался. Снова думает о ее нижнем белье и нежной коже.
— Я заплачу за твои вафли. — Шон вытащил банкноту и бросил на стол.
Он просто проверяет, как дела у дочери его тренера. Это правильно, и сделает его героем в глазах сокомандников.
— Ты уходишь?
Шон перевел взгляд от двадцатки к голубым глазам Лекси.
— Ага.
— Куда ты пойдешь?
Он выполнил свою обязанность.
— К своей маме?
— Возможно. — Засунув бумажник обратно в карман, Шон встал.
— Я была бы рада познакомиться с ней.
— Зачем?
Лекси тоже встала. Он не мог представить, почему кто-то по собственной воле подвергнет себя общению с Джеральдин Браун.
— Ну… она больна диффузным панкреатитом. Это кажется… тяжелым. Я могла бы помочь и… приготовить суп.
Суп не исцелит его мать от ипохондрии.
— Я отличная сиделка и хорошо общаюсь с людьми.
— Нет. Спасибо.
Лекси, отказавшись от предлогов вроде сиделки, умеющей готовить суп и общаться с людьми, схватила Шона за руку.
— Я умираю от скуки, но боюсь разгуливать по городу. Меня могут узнать.
Шон пробежал взглядом от макушки Лекси, вниз по «рыбной» шляпе и рубашке до мешковатых штанов, заправленных в уродливые сапоги. Он не был специалистом в женской моде, но ненавидел мешковатые штаны и чертовы угги.
— Если мне придется провести все время запертой в номере, я сойду с ума.