Собачка растянулась на животе, положив перед собой пушистые лапки. У этого существа были черные глаза-бусинки, которые смотрели на Шона сквозь пряди белых и черных волос, свисавших из дикого хохолка на голове.
— Это был первый час полета.
Собачка придвинулась к Шону.
— Тогда я подумал, что, возможно, к лучшему, если твой отец никогда не узнает, что я сорвал с тебя свадебное платье. Даже если это было сделано по твоей просьбе. — И это было полуправдой. Шон глотнул пива и поставил бутылку на кофейный столик.
— Поверь мне, я тоже не хотела, чтобы отец узнал об этом. И все же ты должен был мне сказать.
Шон посмотрел на собачку, которая еще немного придвинулась к нему. Большие волосатые уши и клочок шерсти на макушке в сочетании с морщинистой кожей и острым вздернутым носом превращали ее, вероятно, в самое уродливое животное, какое Шон только видел. И уж точно в самое странное.
— Ты мог бы упомянуть об этом на следующее утро в «Вафельном домике» или позже у твоей матери, когда она умирала от желания позвонить Венди. — Лекси нахмурилась. — Или когда я принесла ланч в твой спортзал и осталась там, чтобы очистить свой разум от описаний внутренностей твоей матери. Или когда я сказала, что мой отец считает тебя нытиком.
— В какой из разов?
— В любой. — Она нахмурилась еще сильнее, как будто не могла припомнить, что говорила об этом не единожды. — Или когда ты засунул руки мне под рубашку.
— Я не думал об этом, когда мои руки были под твоей рубашкой.
Шон тогда был сфокусирован на нежной тяжести ее груди в своей ладони.
— И мог бы упомянуть об этом прежде, чем сбежать из номера отеля посреди ночи.
— Я не сбегал. Я думал, что увижу тебя на «Морском кузнечике» утром. — Шон посмотрел на трусливую собачку. Потом снова перевел взгляд на Лекси. — Не должно было дойти до такого. Но вся эта ситуация просто нарастала как снежный ком, пока не вышла из-под контроля. У тебя есть опыт с такими делами.
— Ты должен был связаться со мной, когда вернулся домой.
— Я пытался. Твоя голосовая почта была заполнена. — Шон указал на собачку. — Это существо кусается?
— Она не существо и нет, не кусается. — Лекси помолчала. — По крайне мере, до сегодняшнего дня.
Шон посмотрел на Лекси.
— Что это такое?
— Ням-Ням не это. Она китайская хохлатая собачка. — Лекси провела пальцами по длинной шерстке, собранной в хвост. — Пожалуйста, следи за тем, что говоришь в ее присутствии. Она очень чувствительна, и ее легко расстроить.
— Какого черта?
— И никаких ругательств. Она это не любит.
— У нее есть чертова банка для ругательств?
— Нет, но идея хорошая. Вы с папой тогда могли бы помочь пополнить ее фонд жевательных игрушек.
— Иисусе.
Лекси снова нахмурилась.
— Грубый тон ее расстраивает.
— А эта розовая штуковина, которую ты на нее напялила, не расстраивает?
— Эта вещь из моей «Ю-ху» линии пачек для собачек от кутюр. Яркий розовый улучшает ей настроение, когда она расстроена.
Шон не собирался спрашивать, откуда Лекси знает, что ее собака расстроена. В основном ему было на это наплевать, да и он уже пожалел, что спросил об этой глупой пачке.
— Уже поздно. — Он что, действительно только что разговаривал о чувствах собаки? — Давай покончим с этим дерьмом. Зачем ты засунула записку мне в карман?
— Нам нужно поговорить о фотографии.
Была только одна фотография, которую Лекси могла иметь в виду.
— А что с ней?
— Она разрушила мою жизнь.
— Сомневаюсь, что твоя жизнь разрушена. — Что за королева драмы. — А если и так, то ты разрушила ее в день, когда сбежала со своей свадьбы.
Лекси покачала головой, а маленькая собачка придвинулась к Шону еще на миллиметр.
— До того, как фото попало в прессу, я смогла восстановить свою репутацию и спасти свой бизнес. А теперь все это снова разрушено из-за тебя.
— Из-за меня? — Собачка высунула черный тонкий язычок и облизала вздернутую мордочку. — Не я один стоял у того мотеля.
— Теперь ты должен все исправить.
Шон никогда не умел хорошо отвечать на требования. Глядя на собаку, он сказал:
— Я ничего не должен исправлять. Не я передал это фото прессе.
Шон мог поклясться, что это существо облизывается в предвкушении момента, когда сможет перекусить ему яремную вену. Он не боялся, он мог ее победить, но собачка нервировала.
— У меня есть предложение, которое будет выгодно нам обоим и все исправит.
Шон не мог представить ничего, что будет выгодно им обоим. По крайней мере, пока она не передумает и не захочет раздеться. Он оторвал взгляд от собаки и посмотрел на Лекси.
— И что же это, принцесса?
— Ты должен всех убедить, что без ума от меня.
Нет, Шону не послышалось. Лекси смотрела ему в глаза уверенно и серьезно, и он начал смеяться.
— Это единственный способ вернуть мою репутацию, а тебе — не получить хоккейную клюшку в задницу.
Смех Шона сменился низким хохотом.
Лекси нахмурилось и немного прищурилась, как и ее собачка. Лекси могла бы выглядеть непривлекательно, если бы не была такой чертовски красивой.
— Я серьезно.
— Я вижу. — Шон потер подбородок и попытался скрыть улыбку. — И сколько тебе понадобилось времени, чтобы придумать эту нелепую схему?
— Она не нелепая. — Лекси села на софу и сложила руки на груди.
— Вот что. Ты обдумала эту идею еще меньше, чем тогда, когда согласилась выйти замуж за мужчину, которого не знаешь. — Шон взял пиво. — Даже меньше, чем когда подписалась на шоу, которое разрушило твою жизнь.
— Это решит наши проблемы.
— У меня нет проблем. — Шон указал на себя горлышком бутылки и сделал глоток.
Он не беспокоился о том, что кто-то из его хоккейной команды в буквальном смысле засунет клюшку или что-то еще ему в задницу. Шон сделал несколько глотков и опустил бутылку. Он был больше озабочен фигуральной клюшкой. Той, которая может испортить весь прогресс, которого Шон добился с «Чинуками» и особенно с Джоном Ковальски. Может быть, они с Лекси могли придумать что-то. Что-то вроде того, что они встретились и подружились. И никаких упоминаний о принуждении и насилии. Может быть, он смог бы справиться с этим и выглядеть героем.
— Как дела у твоей мамы?
— А что? — Его внимание привлекла безволосая собака, придвинувшаяся еще ближе.
— Просто спросила.
Шон в этом сомневался, глядя на собачонку в пачке, подползшую на животе достаточно близко, чтобы сунуть свой острый нос между плечом Шона и спинкой дивана.
— Некоторые пожилые люди перемещаются в это время года в Аризону или Флориду. Так лучше для ее здоровья.
Джеральдина была именно там, где нужно Шону.
— Здоровье моей матери в полном порядке.
На самом деле, когда он в последний раз с ней общался, она чудесным образом исцелилась. Шон решил, что у него есть очередные шесть месяцев, прежде чем его мать снова встретится лицом со смертью. Шесть восхитительных — свободных от хаоса — месяцев, во время которых ему нужно сфокусироваться на Кубке Стэнли.
— Сэндспит не подходит для женщины с таким хрупким здоровьем, как у твоей матери. — Лекси втянула воздух сквозь зубы, как будто ей было больно. — Ее тахикардия вызывает опасения. Не говоря о повреждениях кожи.
— Моя мать никогда не переедет никуда, где у нее нет друзей или семьи, чтобы жаловаться. Она никогда не сможет быть маленькой рыбкой в большом пруду. Это просто не в ее характере.
У матери осталось не так-то много родственников. Лишь пара кузин в Саскатуне. И на сегодняшний день у нее было несколько друзей в Сэндспите.
— Она никого не знает во Флориде или Аризоне.
— Но она кое-кого знает в Сиэтле. Конечно, Сиэтл не такой теплый, как Сан-Сити, но в нем прекрасные больницы и есть доступ к хорошему здравоохранению. Я уверена, она хотела бы подольше погостить у своего единственного ребенка.
Шон встретился взглядом с Лекси. Она больше не щурилась от злости. В ее глазах светился триумф игрока в покер, который только что открыл флеш-рояль. Шон был готов обдумать ее план. Немного переработать. Поторговаться насчет условий, чтобы все выглядело так, будто он спасает ее от орды папарацци. Еще не время сбрасывать перчатки.
— Она уже считает нас парой. — Лекси взяла пиво и улыбнулась. — Благодаря тебе.
— Как долго?
— Как долго мы пара? — Она пожала плечами. — С тех пор, как я подписалась на «Давай поженимся!».
Шон не это имел в виду.
Лекси сделала глоток пива, затем подняла глаза к потолку, будто бы задумавшись. Как будто она уже не просчитала все в своей красивой головке.
— Наша любовь была обречена. Судьба была против нас. Мой отец — тренер «Чинуков», а ты играл за «Пингвинов». Мы не верили, что что-то получится, и у нас не было веры в нашу любовь. — Она посмотрела на Шона и улыбнулась. — Мое сердце было разбито, когда мы расстались, и я действовала слишком импульсивно. Ты не знал, что я подписалась на «Давай поженимся», а я не знала, что ты принял предложение переехать в Сиэтл, чтобы быть ближе ко мне.
Это было слишком сентиментально и представляло Шона каким-то сосунком.
— Дай догадаюсь, я связался с тобой перед тем, как ты пошла к алтарю, и сообщил о своей вечной любви.
Улыбка Лекси стала шире.
— Разве не романтично?
Собачка подняла голову и положила нос Шону на плечо. Шон почувствовал странную смесь запахов кукурузных чипсов и роз, пока это смотрело на него блестящими глазками сквозь свою челку. Он решил, что и собака, и ее хозяйка давили на него, чтобы увидеть, как далеко он позволит им зайти.
— Так же романтично, как удар по яйцам.
— Мне больше по душе «Ромео и Джульетта».
Пока Шон позволял Лекси думать, что она держит его за яйца, потому что для него было бы лучше, если бы люди — особенно его сокомандники — считали, что Шон и Лекси знали друг друга до встречи в Сэндспите. Было бы преимуществом, если бы отец Лекси поверил, что Шон чувствовал к ней что-то еще, кроме раздражения. И желания. Желание и раздражение — странная комбинация, которую Шон никогда не ощущал по отношению к другим женщинам.