Когда она уходит, я выдыхаю и позволяю своим мыслям переместиться к Хантеру и его друзьям.
То, что произошло сегодня вечером, кажется таким нереальным, как будто мне это приснилось. Может, и так. Возможно, все это просто сон. Если это так, то я вроде как хочу остаться в нем, потому что впервые за долгое время я не чувствую себя такой одинокой.
Тем не менее, мне не терпится узнать о том, кто такой Хантер Хатингфорд на самом деле, о его прошлое и почему он этим занимается? И Зей с Джексом тоже. Они что, шпионы? Детективы? Конечно, Хантер отследил номер моего телефона и сказал, что научился этому у частного детектива, но ему всего восемнадцать.
Я вздрагиваю, когда мой телефон начинает жужжать.
Боже, я сегодня вся на нервах.
Приказав себе успокоиться, беру телефон и хмурюсь.
Сообщение пришло от неизвестного.
Неизвестный: я знаю кое-что, чего не знаешь ты. Это о маленькой девочке по имени Рейвен, которая потеряла что-то важное для нее.
К сообщению прикреплена фотография — фотография кулона, который дядя только что забрал у меня.
Я бы подумала, что это мой дядя послал это сообщение, но кулон лежит в снегу, а у нас здесь сейчас нет снега. Однако в Вайоминге тонна снега, и это наталкивает меня на мысль, что эта фотография могла быть сделана давным-давно. Но тогда появляется много вопросов…
— Кто это, черт возьми? — Бормочу я.
Не зная, что еще делать, я решаю написать ответ и спросить, хотя сомневаюсь, что мне ответят.
Я: кто это, черт возьми?
Неизвестный: Я твой худший кошмар, малышка Рейвен. Я тот, кто заставит тебя заплатить за то, что ты сделала.
Мои брови нахмурились при упоминании о малышке Рейвен.
Почему это звучит так знакомо?..
Воспоминания терзают мой разум…
— Иди сюда, малышка Рейвен — шепчет он, и запах крови касается моих ноздрей. — Давай посмотрим, сможешь ли ты летать.
Я моргаю, воспоминания разбиваются вдребезги. Моя голова раскалывается, когда я опускаюсь на кровать, слезы жгут глаза.
Я не понимаю, что это значит, но я знаю, что в какой-то момент в моей жизни кто-то называл меня малышкой Рейвен.
После нескольких минут массирования висков головная боль утихает, и мне остается только гадать, откуда взялись эти внезапные воспоминания. И какое отношение к этому имеет кулон? И что еще более важно, кто, черт возьми, посылает мне сообщения?
Я думала, что переезд сюда — это шанс начать все сначала и разобраться в своей жизни. И хотя все изменилось, моя жизнь стала до смешного странной, как будто мой переезд сюда что-то спровоцировал.
Вот только что?
Глава 16
Рейвен
— Ты же умеешь обороняться, а? — спрашивает папа, когда мы едем по дороге в старом Camaro и из айпода доносится «стариковская музыка», как называет ее мама.
Он вкладывает много сил в ремонт машины, но пока до идеала еще далеко. Кожаные сиденья порваны, двери снаружи загрунтованы, но не покрашены, а стереосистема отсутствует.
Стекла опущены, теплый летний ветерок врывается в салон, задувая пряди волос мне в лицо, когда я киваю и поднимаю кулак перед собой. — Вот так? — Я сжимаю кулаки в стойке, надеясь, что делаю правильно.
Папа улыбается, поднимая руку, чтобы дать пять, и я гордо улыбаюсь, отбивая ладонью по его ладони.
— Это идеально, — он вынимает сигарету изо рта и стряхивает пепел в окно. — Продолжай в том же духе, и сможешь стать бойцом, когда вырастешь.
— Как мама? — спрашиваю я, скрещивая пальцы, что он скажет «да».
Моя мама — самый крутой человек, которого я знаю. Она такая крутая. Многие люди думают, что она моя сестра, но мама говорит мне, что они думают так только потому, что она родила меня совсем молодой. Я даже не знаю, почему кто-то вообще думает, что она моя родственница. У нее светлые волосы, а у меня черные, у нас разный цвет глаз, и, в отличие от нее, мои щеки покрыты веснушками. Мне не нравятся мои веснушки, их слишком много. Многие дети дразнят меня из-за них. Они говорят, что я выгляжу так, будто у меня лицо в грязи.
— Да, совсем как твоя мама. — Папа тушит сигарету в пепельнице, потом смотрит в зеркало заднего вида, ероша свои растрепанные каштановые волосы.
Мой папа не любит наряжаться. Он носит много старых футболок и джинсов. Но сегодня он надел красивые брюки и рубашку. Он также заставил меня надеть платье, которое я ненавижу. То, что на мне сейчас, черное. Я рада этому, потому что ненавижу яркие цвета, такие как розовый, даже больше, чем платья. Но я до сих пор не понимаю, почему он заставил меня надеть платье или почему мама заплела мне волосы. Обычно они позволяют мне делать все, что я хочу. Сегодня, однако, все они твердили о том, чтобы я вела себя наилучшим образом, пока мы едем туда, куда, черт возьми, мы едем. Мой отец также проверил, чтобы убедиться, что я помню, как размахивать кулаком сотню раз.
Я не знаю, почему он спрашивает об этом так много. Я единственный семилетний ребенок, который знает, как сделать опасный хук с правой. Однажды меня даже отстранили от занятий за то, что я ударила другого ребенка. Он заслужил это за то, что задрал мне юбку. Мои родители тоже так думали и спорили об этом с директором, поэтому я больше не хожу в эту школу. Ну, вот и переехали мы недавно.
Этот шаг был связан с тем, что я ввязалась в драку. По крайней мере, мне кажется, что именно об этом шептались мои родители однажды поздно ночью, когда думали, что я сплю. Они беспокоились, что я попаду в слишком большие неприятности и привлеку слишком много внимания.
— Ладно, приехали, — бормочет отец, подъезжая к высоким воротам.
Мы ехали, кажется, уже несколько часов, и до этих ворот я не видела ничего, кроме полей, деревьев и старых заправок.
— Где мы? — Спрашиваю я, вставая на колени на сиденье, чтобы заглянуть за ворота, но на моем пути слишком много деревьев.
Папа подъезжает ближе и хмуро смотрит. Обычно он не из тех парней, которые часто хмурятся, так что странно видеть это выражение на его лице.
— Папа? — Спрашиваю я, когда мне кажется, что он не собирается отвечать. — Что это за место?
Он смотрит на меня. — Это, Рейвенли, условие соглашения.
— У меня неприятности? — Спрашиваю я, снова поглядывая на ворота. Он зовет меня Рейвенли, только когда злится на меня или нервничает.
Он отрицательно качает головой. — Нет, у тебя нет. Если уж на то пошло, так у меня.
— Почему?
Он пожимает плечами. — Я не знаю… Это… — Он одаривает меня улыбкой. — Тебе не нужно об этом беспокоиться. Это взрослые вещи. Все, о чем тебе нужно беспокоиться сегодня, — это убедиться, что, если случится что-то плохое, ты замахнешься кулаком, как будто от этого зависит твоя жизнь, поняла?
Я киваю, желая, чтобы он гордился мной. — Поняла.
Он улыбается, но улыбка исчезает, когда ворота начинают открываться.
Вздохнув, он въезжает и сворачивает на мощеную дорожку, ведущую к самому большому дому, который я когда-либо видела.
— Ого, а кто здесь живет? — Спрашиваю я, прижавшись носом к окну.
Дом такой огромный, что в нем три этажа.
— Знакомый по бизнесу, — отвечает папа, подъезжая к парадным дверям.
На крыльце стоят двое мужчин, а за ними — мальчишка примерно моего возраста с такими светлыми волосами, что они кажутся почти белыми. Даже несмотря на то, как далеко он находится, я могу сказать, что он выглядит грустным.
Я поворачиваюсь к отцу. — Этот мальчишка — твой деловой знакомый?
Покачав головой, он ставит рычаг переключения передач на нейтрал, выключает двигатель и нерешительно тянется к двери. — Нет.
Он ведет себя очень странно. И я начинаю волноваться. Я хочу задать ему множество вопросов, но он открывает дверь и вылезает.
Я не знаю следовать за ним или остаться в машине.
— Пошли, Рейвенли, — говорит он и закрывает дверь.
Он снова назвал меня Рейвенли.
Что-то не так.
Но я все равно выхожу, доверяя отцу, и спешу к передней части машины, где он меня ждет. Он берет меня за руку, когда я подхожу к нему, и тянет за собой, начиная подниматься по тропинке к мужчинам.
— Ты сделал это, — говорит тот, что повыше, моему отцу. Затем он переводит взгляд на меня. — И ты привел малышку Рейвен.
Папа крепче сжимает мою руку. — У меня ведь не было выбора, правда?
Мужчина какое-то время пристально смотрит на меня глазами странного серого цвета, похожими на грозовые тучи, потом смотрит на моего отца. — Нет, не было. — И снова человек со штормовыми глазами смотрит на меня.
Я начинаю чувствовать себя очень неловко, поэтому вместо него смотрю на мальчика.
Вблизи он выглядит еще печальнее, поэтому я улыбаюсь ему. И на мгновение он улыбается мне в ответ. Но затем его улыбка меняется на беспокойство, когда мужчина с серыми глазами смотрит на него.
— Иди и приведи остальных, — говорит он ему.
Парень кивает, потом бросает на меня мимолетный взгляд, прежде чем поспешить в дом.
Мужчина оглядывается на моего отца и открывает рот, чтобы что-то сказать, но тут в небе вспыхивает молния и за ней сразу же следует раскат грома.
Мои веки распахиваются, когда я делаю резкий вдох. Кожа влажная от пота, волосы кажутся слипшимися, а рана на боку пульсирует, пока я смотрю в потолок своей спальни.
Тот сон, который мне только что приснился… или это был не сон? Парень назвал меня малышкой Рейвен, как и неизвестный отправитель. Может быть, это было… воспоминание? Одно из забытых?
— Нет, это был всего лишь сон, — бормочу я, но меня одолевают сомнения.
Я не могу избавиться от ощущения, что это было воспоминание, и что место, где я была — тот огромный дом — находится в Ханитоне. Хотя я не знаю почему.