– Заплатив собственными деньгами? – спросил Кэйлрин, но тут же вспомнил очевидное.
– Не совсем, – сказал Энтрери. – Это была весьма солидная сумма. Я уверен, что ее пересчет займет у Кирстона остаток недели.
Кэйлрин тут же пришел в ярость из-за того, что Энтрери так легко отдал его сокровище его же злейшему врагу, но тут он задумался и посмотрел на ситуацию со стороны. Из сообщения Райчена он знал, что в этой таинственной пещере было достаточно сокровищ и золота, чтобы содержать несколько королевств в течение сотен лет. Хотя он был уверен, что Энтрери щедро заплатил Кирстону, он сомневался, что эта сумма будет соизмерима хотя бы с процентом от целого.
Затем он оценил то, что получил. Все в городе знали, что почти все состояние Кирстона состояло из прибыли от предприятия по заготовке древесины, и теперь все это принадлежало ему. Плюс его сын мог жениться на дочери благородных кровей, тем самым еще больше облагородив свое имя. Кэйлрин медленно кивнул.
– А что с его людьми? Охотно ли они примут нового владельца?
– Боюсь, ты должен будешь нанять несколько новых людей, – объяснил Энтрери. – С бригадирами Кирстона сегодня ночью произошло несколько несчастных случаев.
Кэйлрин кивал, ничего не пропуская. Определенно, у них с этим Артемисом должен состояться длинный разговор прежде, чем тот перебьет всех в городе.
Следующие несколько дней были полны суеты. Кэйлрин произвел нескольких дровосеков в бригадиры и, после обсуждения, увеличил всем зарплату на двадцать пять процентов. В результате, благодарные дровосеки так взялись за работу, что с речного причала была отправлена одна из рекордных партий древесины.
Свадьба прошла гладко. Местный храм был отчетливо разделен проходом по центру, с одной стороны находились люди Кэйлрина, с другой – люди Кирстона. Банкет впоследствии состоялся на складе древесины, и это был последний раз, когда Кирстон и оба его сына находились на территории их бывшей собственности.
С повышением социального положения дело тоже обстояло хорошо. Кэйлрин роднился с высшими сословиями и прежде, но это всегда были главы гильдий воров. Теперь он стал отцом законного бизнесмена. И хотя Грисен, его сын, официально владел компанией по заготовке леса, но в действительности ею управлял Кэйлрин, и это знали все.
Но была и одна проблема, или точнее, шесть проблем: тела. Пять из них были найдены в день передачи собственности, шестое несколько дней спустя, запутавшееся в сети в реке.
Мертвых бригадиров никто не оплакивал, но их тела были осмотрены. На Поррике было так много порезов и колотых ран, покрывающих все его тело, что большинство людей Кэйлрина готовы были поспорить, что он умер бы, даже если бы Энтрери нанес ему в два раза меньше ран. Они предполагали, что единственной вещью, поддерживающей громилу в битве, был только адреналин.
Двое других мужчин имели только по одной ране. Предположительно, в обоих случаях, раны были очень серьезными и страшными, но только по одной. Они были убиты профессионально.
Поррик был огромным мужчиной, известным тем, что он рубил не только деревья, но и любого, кто раздражал его в то время, когда он бывал пьян. Было похоже, что Энтрери убил его, отнимая сначала по дюйму его жизни, а затем сразу целый фут. Шрейк и Лоренс были прямой противоположностью Поррику, хладнокровные и расчетливые. Энтрери обошелся с ними соответственно. Убийца победил каждого из них в их игре и сделал это, не получив не единой царапины.
И хотя никто не горевал и по двум городским стражникам, Кэйлрин и его люди были обеспокоены. Один утонул, а другой был завален грудой бревен. С обоими произошел несчастный случай, когда они покинули город, чтобы патрулировать лесозаготовку Кирстона. Единственной вещью, препятствующей гильдии выдвинуть свое обвинение, был тот факт, что у третьего стражника было перерезано горло, в дополнение к двум другим очевидным следам лезвий. И городские стражники, и гильдия знали о том, что случилось, но никто не мог выдвинуть обвинения друг против друга, потому что они все были в этом замешаны.
Кэйлрин знал, что городская стража, в конце концов, придет для получения ответов. Трое стражников погибли, и в то время как Лайонел Кайрон, руководитель городской стражи, и был тем, кто получил взятку и выделил людей, он скоро должен был собраться с мыслями и сказать, что они действовали самостоятельно. Убийство городского стражника, независимо от мотивов человека, было серьезным правонарушением.
Кэйлрин боялся. Ему не составляло труда сдать Энтрери как убийцу городской страже, но он боялся не стражу.
Однажды Кэйлрин постучал в дверь комнаты Энтрери и переступил ее порог. Убийца сидел на стуле и жонглировал пятью алмазами, каждый из которых стоил двухмесячной оплаты одного из людей Кэйлрина.
– Пожалуйста, входи, – сказал Энтрери, поднимаясь со стула и слегка кивнув, не прекращая при этом жонглировать.
– Это помогает развивать мускулы и ум, – сказал Энтрери. – Жонглирование позволяет действовать рефлексивно, в то время как и ум, и тело остаются под контролем.
Энтрери запустил все пять алмазов на кровать. Они приземлились маленькой кучкой, меньше чем в трех футах от того места, где стоял Кэйлрин.
– Вперед! – сказал Энтрери, указывая на алмазы. – Они твои.
– По городу ходят слухи.
– Пусть ходят. Что они знают?
– Они знают достаточно, – резко сказал Кэйлрин. – Они знают, что моему приобретению предприятия по заготовке древесины, несмотря на юридическую законность во всех отношениях, не предшествовали "нормальные" переговоры. Они знают, что трое стражников умерли той ночью, и они считают меня ответственным за это.
– Стражники сами встали на скользкий путь, – ответил Энтрери. – Они не имели никакого права быть там.
– В городе это видят по-другому. Несомненно, они знают, что стражники не должны были там находиться, но это не меняет того факта, что, несмотря на совершенное ими противозаконное действие, они все же были городскими стражниками, а ты их убил.
– Никто не знает о моем существовании.
– Тем хуже для меня, – сказал Кэйлрин. – Никто не знает о бригадирах, кроме Кирстона и нескольких дровосеков, но это ненадолго. Когда об этом узнают, люди поймут, что той ночью, прежде чем мы взяли под свой контроль склад древесины, шестеро мужчин умерли в бою. Никто не поверит мне, если я скажу им, что это были действия одного из моих людей, который действовал без моего ведома. Один человек не может победить шестерых, особенно шестерых обученных бойцов. Вместо твоих действий, как это было на самом деле, люди скажут, что я разработал и претворил в жизнь жестокий план с участием половины моей гильдии. О, историю раздуют, не сомневайся. И когда это произойдет, доверие ко мне исчезнет, и все мои враги выдвинут против меня обвинения, которым поверят. Я буду разорен.
– Что ты хочешь, чтобы я сделал? – спросил Энтрери.
– Не убивай больше никого! – твердо сказал Кэйлрин. – Ты слишком жесток. В этом городе дела ведутся другими способами. Нам осталось надеяться только на то, что Боррел и Торрин, братья, которых ты избил, расскажут историю так, как это было на самом деле. Они известны своими разговорами в барах, хотя им редко верят.
Кэйлрин поднял один из алмазов с кровати и посмотрел на него вблизи.
– Мне нужно, чтобы ты сидел тихо и держался в тени. До того как все закончится. Я найду выход.
– Если стражники придут к тебе, ты отдашь меня им?
Кэйлрин смотрел на Энтрери, зная, что был только один правильный ответ. Он мудро промолчал.
– Если ты это сделаешь, – сказал Энтрери спокойно, – ты поплатишься за это собственной жизнью.
Это была угроза, на которую Кэйлрин действительно должен был ответить. Никому не было дозволено разговаривать так с главой гильдии. Но Кэйлрин не ответил, поскольку он знал, что в действительности это была не угроза. Это был факт.
Этой ночью Энтрери сидел в таверне, натянув на голову капюшон своего плаща. Эта таверна не принадлежала ни Кэйлрину, ни Кирстону, но Энтрери не хотел, чтобы кто-нибудь рассмотрел его лицо. Он сидел за столом в углу таверны, пристально наблюдая за баром. Мужчина, сидевший там, интенсивно напивался. Человек был молодой, но крупный. Он носил хорошую одежду, а его лицо было покрыто ушибами. Его звали Боррел Кирстон.
Энтрери проследовал за ним сюда, желая выяснить, как много этот человек говорит о том, что произошло. Энтрери был слишком отдален в переполненной, шумной таверне, чтобы расслышать, что говорил мужчина, но он мог читать по губам и жестам тела достаточно хорошо, чтобы понимать, что происходило. Трактирщик хотел видеть деньги прежде, чем дать Боррелу следующий напиток.
– Уверен, что у вас их достаточно, – сказал трактирщик, – и все же, если вы хотите продолжить, то сначала я хотел бы видеть какую-нибудь плату.
Боррел был пьян. Он поднял руку, чтобы остановить трактирщика, хотя тот уже закончил свою речь.
– Ни слова больше, ни слова больше, добрый человек. Я все понимаю.
Одной рукой он дотянулся до кармана. Его лицо сменило несколько выражений, пока его неуклюжие пальцы исследовали каждый уголок очевидно глубокого кармана. Внезапно глаза Боррела зажглись, так как его пальцы нащупали кое-что интересное. Он вынул предмет из кармана и протянул его трактирщику.
– Это сойдет?
Энтрери, бросив один взгляд на предмет, резко встал из-за стола.
Рот трактирщика широко открылся при виде черного сапфира. Глаза опытного человека сами устремились к искрившемуся драгоценному камню. Этого хватило бы, чтобы платить за выпивку целый год, хотя, учитывая скорость, с которой Боррел употреблял алкоголь, возможно, только месяц.
Прежде чем Энтрери смог добраться до глупого мальчишки Кирстона, кто-то другой опередил его в этом. Сильная рука сжала запястье Боррела.
– Это очень интересный камень, парень. Потрудись рассказать мне, где ты его взял?