– Итак, вы говорили с нашим другом. И что он вам сказал?
– Ничего важного. Надеюсь, что никогда больше не увижу его.
Куинтон покачал головой.
– Очень жаль. Я надеялся, что он попытается вас спасти. Вам надо было быть более убедительной. Я уверен, что женщина с такой, – он сделал паузу, уставившись на нее, а затем посмотрев на Тревора, который похотливо засмеялся, – фигурой, – продолжил он, – может убедить мужчину что-нибудь сделать.
– Его не волную ни я, ни кто-либо другой в этом городе. Он заботится только о себе и своем кошельке.
Куинтон причмокнул со вздохом.
– Видите ли, он должен мне два. Ну ладно, на самом деле, он должен мне один, а другой, я думаю вы об этом знаете, он должен Тревору.
Вор оскалился, обнажая свои коричневые зубы. Эллен посмотрела на него в ответ, не желая уступать отвратительному человеку.
– Если Артемис действительно придет, то, я надеюсь, только для того, чтобы снова дать тебе пинка под зад.
– Посмотрим, – сказал Тревор, размахивая своим коротким мечом, – посмотрим.
– Что мне делать, Красный?
Энтрери всегда считал, что разговоры с самим собой были верным признаком безумия. Однако, разговор с длинным мертвым красным драконом, в окружении большего богатства, чем было во всем Калимпорте, был далеко за гранью простого безумия.
Энтрери сидел на имеющей форму стула груде монет и драгоценных камней, опустив голову на руки. Он открыл портал цилиндром из слоновой кости глубоко в пещере, где, как он был уверен, никто его не найдет. Пока портал оставался открытым, он мог вернуться в пещеру. Если бы кто-нибудь наткнулся на портал и вынул цилиндр из слоновой кости из его центра, он снова оказался бы к северу от Каренсточа, где его разыскивали, и кто-нибудь присвоил бы его сокровища.
– Мне придется стать тем, кого я ненавидел больше всего? – продолжил он. Хотя дракон и был мертв, его огромное тело и слабая магическая аура легко позволяли Энтрери представить, что он не один.
– Это то, что предназначено мне по иронии судьбы?
Энтрери вставал со своего места и зашагал перед огромным брюхом.
– Я не знаю, чего хочу или даже, кто я. Богатство никогда не привлекало меня слишком сильно.
Он остановился и посмотрел на несметное богатство перед собой.
– Досадно, – он продолжил ходить. – В Калимпорте хорошо было быть известным, когда это означало уважение. И Дзирт, и я старались добиться уважения, приходя в какой-либо город на побережье. Здесь, если моя известность будет идти впереди меня, они закроют ворота или пошлют городскую стражу, чтобы выгнать меня.
Энтрери перестал ходить туда-сюда, чтобы поднять очень большой драгоценный камень, который скатился с груды, когда он встал. Он начал подбрасывать его в руке, глядя, как тот сверкал, и продолжил ходить. Изгибы и повороты граней драгоценного камня очень затрудняли попытки сосредоточиться.
– Какой сложной стала моя жизнь! Теперь я не могу жить скрытно, слишком много людей видели мое умение и рассказы о моих делах будут преследовать меня, куда бы я ни пошел. Но я не могу жить и открыто, потому что меня преследуют за мои способности. Так что мне делать?
Энтрери перестал ходить и уставился на своего собеседника.
– Ну? Скажи что-нибудь?
Молчание.
– Глупый дракон, – сказал он, швырнув драгоценный камень ему в морду. Камень со звоном ударил животное прямо между глаз. Энтрери пошел прочь, но остановился при этом звуке. "Звон?" – подумал он про себя. Он поднял еще один драгоценный камень и бросил его в дракона. Тот попал по красной чешуе со щелчком. Энтрери попробовал еще несколько раз и получил тот же самый результат. Звук был такой, будто камни отскакивали от шифера, но первый звук был определенно металлическим. Крайне заинтересованный, убийца проворно забрался вверх по большому брюху и осмотрел место между огромных и, к счастью, закрытых, глаз.
Точно в том месте, где сходились брови, Энтрери заметил кончик эфеса.
– Смертельный удар, – тихо сказал Энтрери. Если это оружие было достаточно длинным, то его острие, вероятно, вошло в мозг огромного животного и убило его. Энтрери осмотрел рану, задумываясь, как бы вытащить оружие ни за что не держась. Глаза дракона очевидно скосило от боли, когда он умер, и поэтому рукоятка была очень сильно зажата между бровей.
– Вот это, должно быть, был бой, ха, Красный, – сказал Энтрери, оценивая храбрость способного нанести такой удара. – Держу пари, ты был зол как черт. Ты наверное...
Энтрери замолчал не договорив и посмотрел наверх. Легкий красный жар, исходящий от дракона не был ярким, но Энтрери смог разглядеть изодранную фигуру, свисавшую над ним со сталагмита.
– Ты все-таки раздавил его, – Энтрери спустился вниз с морды дракона и подобрал несколько больших драгоценных камней. Потребовалось три попытки, но при третьем броске драгоценный камень попал в затененную фигуру, и древний скелет чуть не развалился. Грудная клетка была придавлена к каменному выступу, но по прошествии пятидесяти лет, скелет разложился достаточно, чтобы упасть.
Энтрери пробежал по груде. Кости были запутаны в изодранной одежде и ржавой броне, но Энтрери действительно заметил одну вещь, которая, казалось, находилась в отличном состоянии. Он выудил из неразберихи пояс мертвеца и осмотрел ножны, пристегнутые к нему. Пояс был хрупким и рассыпался в его руках, но ножны казались абсолютно новыми. Исходящая от них магия была почти осязаема, и Энтрери посмотрел назад, на металлический блеск кончика эфеса между глаз дракона.
– Это должно быть чем-то особенным, – сказал он. Возвращаясь назад к брюху, он полностью отряхнул ножны от рассыпавшегося пояса и попробовал расшифровать надпись. Большая ее часть была древним магическим текстом, который был неразборчив, но с другой стороны четко выделялось одно слово: "Сайкл".
Энтрери на время отложил ножны и задумался о том, как достать меч. Клинок был зажат трупным окоченением дракона, и Энтрери знал, что даже Вульфгар в припадке гнева вряд ли смог бы его вытащить. И все же...
Энтрери побежал по грудам золота туда, где он повстречал Трента и Райчена, около двух месяцев назад. Золотой боевой топор, которым пытался махать Трент, все еще лежал там, куда его бросил Энтрери, и он поднял его. Убийца осторожно пошел назад, к дракону, исследуя лезвие великолепного оружия.
– Бруенор Баттлхаммер умер бы от зависти, – сказал он со вздохом. Острие лезвия было безупречно, и Энтрери был уверен, что это подойдет.
Он взобрался туда же, куда и в прошлый раз и установил ноги понадежнее. Со всей силой, он замахнулся топором над левой бровью дракона. Лезвие вошло в нее полностью до кости, и напряженная мышца отскочила назад к морде красного, обнажив часть огромной глазницы. Затем Энтрери начал работу над другой бровью. Вскоре рукоятка оружия стала видна между потускневших чешуек. Энтрери осторожно опустил топор, схватился за торчащее оружие обеими руками и резко дернул. После ослабления бровей, клинок оказался зажат уже не так сильно, как предполагал Энтрери, и он начал падать назад, с брюха. Только ловкость и устойчивость убийцы уберегли его от того, чтобы проткнуть себя, пока он кувырком летел с дракона.
Энтрери сел после короткого, ошеломляющего падения, чтобы посмотреть на свою находку. Это была рапира. Слегка изогнутое лезвие было немного длиннее, чем у большинства рапир, используемых пиратами на Побережье Мечей, но ему было далеко до длинного меча.
Энтрери помахал ею, делая несколько стремительных уколов и ударов и пришел к выводу, что она сбалансирована идеально. Кроме того, она была чрезвычайно легкой, и Энтрери обнаружил, что способен действовать ею почти так же быстро, как и кинжалом.
Но самым необычным было ее кристальное голубое лезвие. Энтрери чувствовал дрожь, когда смотрел на него, и когда поднес его к лицу, чтобы рассмотреть повнимательнее, почувствовал, что оно вытягивало тепло из его тела.
– Ледяной клинок, – сказал Энтрери, его пульс участился, – Сайкл.
Он поднес оружие к подбородку и плюнул на него. Слюна затрещала и тут же замерзла, скользнула с лезвия и разбилась о каменный пол, как стеклянная бусинка.
Энтрери понял, что, если бы он коснулся этого лезвия любой влажной частью своего тела, оно бы тут же примерзло и либо он замерз бы насмерть, либо оторвал бы клинок вместе с приличным куском кожи. Оно приставало только к живой плоти.
Энтрери знал, что на это оружие должны были быть наложены чрезвычайно мощные чары для того, чтобы оно сохранило свою силу, находясь в красном драконе черт знает сколько столетий. Он аккуратно вложил оружие в ножны и заметил, что кожа ножн не стала холоднее. Ножны целиком вмещали мощное оружие, вероятно восстанавливая его.
Когда Энтрери пристегнул новое оружие к своему поясу, его мысли возвратились к Дзирту. Он знал, как дроу был наконец принят обществом. Его поселили в Пирамиду Кельвина, пещеру в горе около Брин Шандера. Его назначили защитником и следопытом, и он должен был следить, чтобы опасные хищники не подходили слишком близко к городу. За защиту города ото зла, обитающего вокруг, Дзирт получил уважение и был принят. Некоторые все еще боялись его, потому что он был дроу, и это никак нельзя было изменить, но, по крайней мере, его приняли. Энтрери сейчас очень хотел подраться, чтобы испытать свою новую игрушку, и у него была только одна возможность для этого.
Самодовольно глянув на красного дракона, Энтрери коснулся кончиками пальцев своей черной шляпы, направляясь к светящемуся порталу.
– Увидимся, Красный. Мне надо убить одного мага.
Этой ночью в Гаррилпорте было тихо. Как и предсказывал Куинтон, горожане не были склонны верить ужасным историям советников. А те, кто поверил, либо были не в состоянии сражаться, либо слишком испугались, чтобы противостоять магу, который мог убить взмахом руки.
Куинтон также выполнил обещание нанять еще людей. Городская стража могла теперь похвастаться вдвое большим количеством мужчин, успешно патрулирующих улицы. Кроме того, Куинтон отозвал своих карманников и воров, и большинство жителей считали последнее результатом первого. Но ликования по поводу исчезновения преступности не было, потому что простые горожане поняли, что жалованье городским стражникам платят с их налогов, и если теперь было вдвое больше стражников, надо было откуда-то взять деньги.