На окончательную оценку тактических методов ушло еще много лет. Дискуссия с самого начала приняла форму противостояния трех групп. К первой группе относились консерваторы, считавшие себя поборниками истинной прусской традиции. Они хотели избавиться от свободной тактики, создающей, по их мнению, хаос на поле боя, и восстановить дисциплинированные воинские соединения, организованные по принципу сомкнутого боевого порядка. Вскоре их голоса затихли[101]. Основная дискуссия проходила между двумя школами, требовавшими перемен. Одна из школ была известна под названием Normaltaktiker («сторонники стандартной тактики»), поскольку ее представители хотели создать стандартные спецификации (Normen) для тактических маневров. Они стремились обеспечить согласованность действий, научив пехотных командиров применять детальные методы развертывания войск и ведения наступательного боя. Представители другой школы утверждали, что такой способ действий попросту невозможен. Их назвали Auftragstaktiker («сторонники тактики поручений»), поскольку они выступали за то, чтобы определить миссию (Auftrag) и предоставить младшим офицерам возможность на местах принимать решения, как ее реализовать[102]. Все остальное, по их мнению, подавляло бы дух инициативы. Другими словами, это был спор между теми, кто хотел управлять хаосом, контролируя, как выполняются задачи, и теми, кто стремился использовать хаос, объясняя подчиненным, чего нужно достичь и почему[103].
Представители Auftragstaktiker разрабатывали в прусской армии (ставшей после 1871 года немецкой армией) новую концепцию дисциплины. Они утверждали, что хоть в XVIII столетии и можно было добиться успеха на поле боя, насаждая «пассивную дисциплину» (что означало, по существу, подавление воли отдельного солдата и его превращение в автомат), в современных условиях необходимо внедрять «активную дисциплину». Активная дисциплина подразумевала не выполнение приказов, а спонтанные действия, основанные на общем замысле. Солдату не приходилось решать, исполнять приказ или нет, но у него была возможность выбрать, как это сделать. В военных журналах того времени велось множество споров по поводу значения слов selbsttätig («спонтанный») и selbstständig («независимый»). Авторы статей пытались вывести определение активного подчинения как независимого мышления, которое приводит к действию, обусловленному добровольным личным побуждением. Один из последователей фон Мольтке, генерал Сигизмунд Вильгельм фон Шлихтинг, придумал словосочетание selbstständig denkender Gehorsam — «подчинение, основанное на независимом мышлении». Нравственной и эмоциональной основой Auftragstaktik был не страх, а уважение и доверие[104].
Если каждый офицер ответственен за применение принципа selbstständig denkender Gehorsam, он также ответственен и за то, чтобы давать четкие указания. В руководстве 1869 года фон Мольтке провел различие между приказом (Befehl) и директивой (Direktive или Weisung)[105]. Эти термины вошли в общее употребление. В 1877 году генерал Клеменс Вильгельм Якоб Меккель написал, что директива состоит из двух частей. Первая — это описание общей ситуации и общего замысла командира; вторая — описание конкретной задачи. Меккель особо подчеркнул необходимость в ясности: «Опыт показывает, — писал он, — что каждый приказ, который можно понять неправильно, будет понят неправильно»[106]. Замысел должен четко доносить цель, фокусируясь только на основных моментах и оставляя без внимания все остальное. Задачу не следует описывать слишком подробно. Прежде всего, в отличие от приказа, в директиве вышестоящий командир не должен говорить подчиненному, как именно тому следует выполнять задачу. Первая часть директивы должна предоставлять подчиненному свободу действий в границах, обрисованных общим замыслом. Замысел носил обязательный характер, а задача — нет.
Если отдельным членам организации предстоит пройти по узкой тропе между Сциллой пассивного выполнения инструкций и Харибдой непредсказуемого авантюризма, объединив тем самым самостоятельность с согласованностью, то они должны понимать, как следует себя вести и чего ожидать от равных себе и руководителей. Им необходимы единая оперативная доктрина и общие ценности, а также высокий уровень доверия организации. Армия сформулировала свои ожидания в новом полевом уставе, изданном в 1888 году, — к тому моменту фон Мольтке уже покинул пост начальника штаба, и поэтому большое влияние на документ оказал фон Шлихтинг. В документе признавался тот факт, что сражение быстро становится хаотичным. Особое внимание уделялось независимости мышления и действий, а также говорилось, что «отсутствие действий или промедление — это более серьезный промах, чем ошибка в выборе средств». У каждого подразделения должна была быть четко обозначена сфера ответственности, а командиры подразделений могли выбирать форму действий и средства, соответствующие обстоятельствам. Каждый офицер был обязан использовать конкретную ситуацию на благо общего дела.
Основным принципом, определяющим действия, становился замысел вышестоящего командира. Офицеры должны были задавать себе такой вопрос: «Что сделал бы мой командир, если бы он находился на моем месте и знал то, что знаю я?» Понимание замысла было sine qua non — необходимым условием самостоятельных действий[107]. И это совершенно официально. К моменту смерти фон Мольтке в 1891 году концепция Auftragstaktik, казалось, стала преобладающей.
Но путь истинных перемен не бывает гладким. Оппоненты сторонников Auftragstaktik не сдавались, а теперь ушел из жизни и сам автор концепции. Успехи, достигнутые в 1866 и 1870 годах, могли быть обусловлены исключительно его личным гением. Может, принцип Auftragstaktik — это всего лишь вопрос личного стиля фон Мольтке и без него он не будет работать. Положения нового устава постоянно подвергались критике в журналах; по существу, именно в журналах начала 90-х годов XIX столетия впервые упоминается термин Auftragstaktik, как назвали принцип фон Мольтке его противники[108]. Первая попытка дать письменное определение этого термина была предпринята только в 1906 году, когда майор Отто фон Мозер опубликовал весьма популярную, но неофициальную книгу о тактике мелких подразделений, где первые пять страниц посвящались концепции Auftragstaktik. Фон Мозер подчеркнул значение этой концепции как средства поддержания баланса между независимостью и контролем[109].
Споры не утихали и на протяжении первого десятилетия XX века. Конец всем дискуссиям в конечном счете положили два события: первым стала англо-бурская война 1899–1902 годов, а вторым — русско-японская война 1904–1905 годов. Оба эти события ярко проиллюстрировали преимущества новой доктрины, проявившиеся в тактике буров в первом случае и японцев во втором. Советниками японской армии были немецкие штабные офицеры, верные принципам устава 1888 года, которому они и обучали японцев[110].
Дискуссии закончились, но это не означало, что новая доктрина стала реальностью. Не стоит забывать, что немецкая армия представляла собой объединение четырех армий — Пруссии, Саксонии, Вюртемберга и Баварии, причем каждая из них хранила свои традиции. Ключевыми фигурами в определении доктрины были 25 командиров корпусов, каждый из которых придерживался собственных взглядов. Накануне Первой мировой войны степень расхождения по этому параметру была такой же, как и степень единства[111].
В 1914 году методы, которые позволили победить французов в 1870 году, помогли одержать победу над русскими в битве при Танненберге, но едва не стали причиной неудачи на западе. Дело в том, что в этом случае принципы Auftragstaktik подчинялись обширному и неосуществимому с логистической точки зрения генеральному плану, который разработал начальник штаба фон Шлиффен и которого нерешительно придерживался его преемник, менее одаренный племянник фон Мольтке[112]. Как только на фронте сформировалась относительно стабильная обстановка, принципы Auftragstaktik отодвинулись на второй план, уступив место принципам войны на истощение; в итоге Первая мировая война шла по своему ужасному пути вплоть до 1918 года. Но даже несмотря на это, концепция Auftragstaktik сыграла определенную роль в том, что немецкие войска смогли держать оборону против следовавших друг за другом наступательных операций союзников. В условиях, когда каналы связи между высшим командованием и младшими офицерами были чрезвычайно уязвимыми, для эффективной обороны решающее значение имела скорость, с которой младшие офицеры реагировали на ситуацию. Готовность немецких ротных командиров менять дислокацию, привлекать резервные войска и проводить локальные контратаки, не дожидаясь приказов, была одним из факторов, позволявших останавливать наступательные операции союзников[113].
В марте 1918 года, впервые с конца 1914 года, немецкая армия перестала полагаться на артиллерию, пулеметы и траншеи и начала бросать в бой так называемые штурмовые отряды, действовавшие на основе принципов Auftragstaktik. За несколько дней эти отряды захватили больше территорий, чем войска союзников за предыдущие три года. Хоть и сдерживаемые несгибаемой волей и огневой мощью войск противника, получивших от фельдмаршала Хейга приказ «сражаться спиной к стене», штурмовые отряды все же опередили свою артиллерию и снабжение. Восемнадцатого июля британцы собрали подкрепление и перешли в контрнаступление. Владея уникальным на тот момент мастерством и гибкостью в применении артиллерии, британские войска соединились с войсками союзников и вынудили немцев отступать до тех пор, пока 11 ноября 1918 года не было заключено перемирие. Сто тысяч военных, оставшихся в немецкой армии, столкнулись с необходимостью пересмотреть свои столетние традиции.