Луке повезло: ему довелось воплотить свои фантазии с грандиозным размахом, о каком он мечтал с юности. Еще в 1447 году Фра Анджелико с помощью Беноццо Гоццоли начал расписывать в соборе в Орвьето капеллу Мадонна ди Сан-Брицио[821]. Построенная около 1408 года позднеготическая капелла (в плане 14,4×11,8 метра, высотой 13,9 метра) перекрыта двумя крестовыми сводами, образующими на боковых стенах по паре полукруглых люнетов. Темой фресок был избран Страшный суд. После того как флорентийские мастера написали на распалубке над алтарной стеной Христа-судию в окружении ангелов, а на правой распалубке — пророков, работа была прервана.
Приближался 1500 год, многие верующие ожидали наступления конца света и Страшного суда. Это побудило каноников собора в Орвьето поспешить с завершением росписей капеллы. В 1499 году, после того как им пришлось отказаться от услуг Перуджино, запросившего слишком высокую плату[822], на эту работу пригласили Синьорелли, чьи произведения тоже ценились в то время очень высоко[823]. До наступления рокового 1500 года он успел дополнить роспись свода группами апостолов, ангелов с орудиями Страстей Господних и трубящими ангелами; а на ближнем к входу своде представил мучеников, патриархов, Отцов Церкви и святых дев. Был подписан контракт на роспись стен.
Не убирая лесов, Лука приступил к циклу фресок, предвосхищающих страшные и чудесные события, которые могли разразиться с часу на час. Можно представить, с каким волнением начал он выполнять заказ, который мог оказаться последним. Так обращаются к Богу с предсмертной молитвой. Но не появился в небе престол с сидящим на нем Судией. Не предстали пред Богом мертвые, и не была раскрыта Книга жизни. Море не отдало мертвых, и смерть и ад не отдали мертвых, которые были в них, и не судим был каждый по делам своим. Труд, к которому Лука приступал как к делу, от которого зависело, удостоится ли он вечного блаженства, оказался лишь очередным заказом. Работа так затянулась, что никто теперь толком не знает, когда же он ее закончил. Датировки колеблются от 1502 до 1506 года.
И все-таки память о Дантовых видениях и душеспасительный порыв помогли ему создать произведение, поразившее современников. «Он изобразил все истории о конце мира с выдумкой причудливой и прихотливой: ангелов, демонов, крушения, землетрясения, пожары, чудеса Антихриста и много тому подобных вещей, и, сверх того, нагих людей, всякие ракурсы и много прекрасных фигур, вообразив себе ужас этого последнего и страшного дня. Этим он ободрил всех работавших после него, для которых трудности этой манеры уже казались легкими», — писал Вазари[824].
Интерьер капеллы Мадонна ди Сан-Брицио с фресками Луки Синьорелли «Последние дни человечества» в соборе Орвьето
Мотивы росписей Синьорелли почерпнуты из Апокалипсиса, апокрифических Евангелий, «Золотой легенды» Иакова Ворагинского, «Откровений» св. Бригитты, «Божественной комедии»[825]. Вокруг арки входа Лука изобразил предзнаменования конца света — землетрясение, корабли, выброшенные бурей на вершины гор, затмение, кровавый дождь, пожар. На алтарной стене изображены рай и ад. К раю слева примыкают «Избранные», к аду справа — «Осужденные». В ближней к входу половине капеллы изображены промежуточные события: слева — «История Антихриста», справа — «Воскресение из мертвых».
Большие «истории» написаны под сводами в тимпанах, отделенных от нижней части стен живописным карнизом. Под выступающие пяты сводов Лука подвел ложные готические столбики, якобы стоящие у края карниза, а за столбиками написал пилоны, перебросив между ними украшенные бронзовыми розетками арки. Под сводами капеллы возникли иллюзорные сценические площадки, такие же ровные, как в перуджиновской «Передаче ключей апостолу Петру». Но пространство у Синьорелли всего лишь вместилище для фигур. Ни чередования параллельных планов, ни далей у него нет. Миновав фигуры, редко расставленные впереди, взгляд упирается в густую толпу.
Только в «Истории Антихриста» дальний план открыт, потому что точка зрения приподнята и фигуры сгруппированы по идущим вглубь косым линиям. Здесь вовсе нет нагих фигур, и если в прочих эпизодах все молоды, как в день Страшного суда, то в этой сцене встречаются люди разных возрастов. Все это говорит об особом значении «Истории Антихриста»: перед нами пролог к последним дням человечества.
Пришествие Антихриста — сюжет из Второго послания апостола Павла к фессалоникийцам. Св. Павел предсказывает, что «день Христов» не придет, пока «не откроется человек греха, сын погибели, противящийся и превозносящийся выше всего, называемого Богом или святынею, так что в храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога»; пришествие «беззаконника» будет «по действию Сатаны» сопровождаться «знамениями и чудесами ложными» и «неправедным обольщением» (2 Фес. 2: 2–12). Сюжет этот издавна связывали с 11-й главой Апокалипсиса, где говорится о двух пророках в Иерусалиме: выходящий из бездны Зверь (с ним-то и отождествляли Антихриста) убьет их, но они воскреснут и взойдут на небо (Откр. 11: 2–12).
Св. Павел говорит не об открывшемся ему мистическом видении, а о событиях, которые произойдут в не завершенной еще истории человечества. Это позволило Синьорелли перекинуть мостик от современности туда, где времени уже не будет. Апокалиптическими свидетелями он представил ни много ни мало самого себя и живописца-монаха Фра Анджелико[826]. Находясь в левом ближнем к входу углу капеллы, художники созерцают последние события истории человечества, предлагая посетителям капеллы перенять у них эту роль. Современникам Луки было нетрудно последовать этому предложению, ибо в Орвьето, сохранявшем верность папе в борьбе против Савонаролы, всякому было ясно, что фреска создана под не остывшим еще впечатлением от проповедей Савонаролы, его диктатуры, поставившей Флоренцию на грань гражданской войны, наконец, гибели Савонаролы, воспринятой всеми его противниками как доказательство, что дело его было сатанинским, явлением Антихриста.
Лука Синьорелли. История Антихриста. Фреска капеллы Мадонна ди Сан-Брицио собора в Орвьето. Между 1499 и 1506
Человек, стоящий над толпой горожан, воинов и доминиканских монахов, как кумир на пьедестале, напоминает лицом Христа, но с несвойственным Спасителю важным и мрачным выражением. Это Антихрист. Его словами и жестами руководит невидимый даже монахам Сатана. Пустота в середине сцены вносит ощущение разлада в поведение людей, роящихся вокруг. Ложные чудеса, лживые толкования Писания, смятение в умах, казни, присвоение чужих богатств, запустение храма, наконец, падение Антихриста… Флорентийские события переосмыслены здесь художником, который не хотел отрекаться от ценностей гуманистической культуры, прочно связанных в его сознании с кругом Медичи. Своим напарником в свидетельстве о бесчинствах Антихриста, Савонаролы, он представил Фра Анджелико не только потому, что тот некогда трудился в капелле Мадонна ди Сан-Брицио. Ведь блаженный Фра Анджелико был в свое время монахом того же монастыря Сан-Марко, в котором обосновался лжепророк фра Джироламо[827].
Фреска Синьорелли — скорее монументальные штриховые рисунки, нежели живопись. Тела нарисованы охрой на фоне просвечивающей белой штукатурки[828]. При взгляде издали штрихи сливаются, тела приобретают скульптурную выпуклость. Внизу белесая земля, вверху пепельное или золотистое, как в «Избранных», небо. Сухая, жесткая живопись Луки не дает чувственного наслаждения. Но ведь и тема у него не из таких, от которых ждешь удовольствия. В капелле Мадонна ди Сан-Брицио ему удалось превратить свое неразвитое чувство цвета в преимущество: наблюдатель захвачен не декоративными достоинствами росписей, каковых здесь нет, но только тем, что́ показывает художник.
Лука Синьорелли. Осужденные. Фреска капеллы Мадонна ди Сан-Брицио собора в Орвьето. Между 1499 и 1506
Самая эффектная «история» — «Осужденные». Тела, нарисованные с невиданной энергией, с неистощимой изобретательностью в изображении движений и ракурсов, с утрированной мускулатурой, сбиты в такой тесный клубок, что, кажется, и без помощи пособников Сатаны несчастные передавят друг друга или задохнутся прежде, чем их пожрет адский огонь. Особенно удались Луке черти. Это не звероподобные уроды, какими изображали чертей начиная с романской эпохи. Он следовал древним образцам византийского или каролингского искусства, где Сатана представлен похожим на античного сатира. Черти Синьорелли отличаются от людей, прежде всего могучим сложением. Они орудуют в толпе со сноровкой опытных насильников и заправских палачей, проявляя превосходство самоуверенной и разнузданной силы над слабыми, каковое, увы, способно опьянять только людей. Поэтому их действия убедительны, как ни в каком ином изображении ада до Синьорелли. Их сходство с людьми утрировано цветом: фигуры и лица переливаются оттенками серых, пурпурных, зеленоватых тонов разлагающейся плоти[829]. Над кишащей, стонущей, ревущей массой людей и демонов невозмутимо стоят на облаках закованные в сталь крылатые надзиратели, готовые обрушить меч на любого, кто попытается вырваться из кромешного ада[830].
Для каждой фигуры Лука нашел выразительный, иногда даже поразительный ракурс и особенное движение. Но в отличие от героев Поллайоло, у них нет внутренней потенциальной подвижности. Даже те из них, что изображены в момент сильнейшего физического напряжения или свободного падения, похожи на зарисовки скульптора. К тому же Синьорелли не был умелым повествователем и не ведал, что такое ритм, увязывающий воедино движение множества фигур. Он полагал, что от него не требуется ничего большего, как собрать фигуры в гигантский коллаж, — и эффект охваченной ужасом толпы возникает сам собой. Вместо этого получился анатомический театр, огромная витрина с выставленными на всеобщее обозрение телами: смотрите, кто, как и кого здесь терзает.