Примите заверения в моем глубочайшем уважении.
730. Br. 1990: 734, CL: 566. Полю Гогену. Арль, пятница, 4 января 1889
Дорогой друг Гоген,
пользуюсь первой вылазкой из больницы, чтобы написать Вам пару слов и заверить в своей искренней и глубокой дружбе.
Я много думал о Вас в больнице, даже охваченный сильным жаром и относительной слабостью.
Скажите, мой друг, поездка моего брата Тео – была ли она необходимой? Прошу Вас сделать хотя бы вот что: успокоить его окончательно, притом лично. Верьте, что, в конце концов, этот лучший из миров, где все оборачивается к лучшему, не содержит в себе никакого зла.
Итак, я хочу, чтобы Вы передали от меня горячий привет славному Шуффенекеру, чтобы Вы не говорили плохого о нашем бедном желтом домике вплоть до более зрелого – и всестороннего – размышления, чтобы Вы передали от меня привет художникам, которых я встречал в Париже.
Желаю Вам процветания в Париже. Крепко жму руку.
Рулен был поистине добр ко мне, это он сохранил присутствие духа и вытащил меня отсюда[280], тогда как другие не были уверены.
Ответьте мне, пожалуйста.
732. Br. 1990: 735, CL: 568. Тео Ван Гогу. Арль, понедельник, 7 января 1889
Дорогой Тео,
возможно, сегодняшнее письмо будет не очень длинным, но, так или иначе, хотя бы два слова – сообщить, что сегодня я вернулся к себе. Как я жалею, что потревожил тебя из-за такого пустяка! Прости меня, ведь я, вероятно, стал главной причиной всего этого. Я не думал, что в итоге это дойдет до тебя. Довольно.
Господин Рей пришел, чтобы посмотреть на мои картины вместе с двумя друзьями-врачами, и они, по крайней мере, чертовски быстро поняли, что такое взаимодополняющие цвета. Сейчас я надеюсь выполнить портрет г-на Рея и, может быть, также другие портреты, как только вновь смогу приняться за живопись.
Спасибо за последнее письмо, я действительно всегда чувствую твое присутствие, но знай: и я работаю над тем же, что и ты.
О, как бы я хотел, чтобы ты увидел портрет Брюйа кисти Делакруа и весь музей в Монпелье, куда меня отвез Гоген! Сколько уже сделано на юге до нас! По правде говоря, трудно поверить, что мы настолько отклонились от верного пути.
Что до того, что это жаркий край, – право же, я невольно думаю о стране, описанной Вольтером[281], и это не считая обычных воздушных замков. Вот мысли, которые посещают меня после возвращения домой.
Мне очень хочется знать, как поживают Бонгеры, по-прежнему ли у вас хорошие отношения, на что я надеюсь.
Если ты согласен – сейчас, после отъезда Гогена, мы вернемся к 150 фр. в месяц. Надеюсь, меня ждут здесь дни поспокойнее в сравнении с прошлым годом. Для совершенствования мастерства мне очень нужны репродукции всех картин Делакруа, которые еще можно достать в том магазине, торгующем – кажется, по 1 фр. – литографиями с работ старых и современных художников и т. д. Дороже мне решительно ничего не надо.
Как поживают наши голландские друзья де Хан и Исааксон? Передавай им привет от меня.
Мне кажется только, что нам не следует торопиться с моими картинами. Если ты хочешь, я, конечно, могу отправить их тебе сейчас, но я рассчитываю написать другие, когда ко мне вернется спокойствие.
Что до Независимых, поступай, как сочтешь нужным, по примеру других.
Но ты даже не представляешь, насколько мне жаль, что ты до сих пор не съездил в Голландию. Мы не можем изменить обстоятельства, но попробуй исправить все при помощи писем или каким бы то ни было способом, и скажи Бонгерам, что я очень сожалею о невольной задержке, которая случилась из-за меня. Я напишу на днях матери и Вил, и еще я должен написать Йет Мауве.
Ответь мне поскорее и нисколько не беспокойся о моем здоровье: я окончательно поправлюсь, зная, что у тебя все хорошо. Что поделывает Гоген? Его семейство сейчас на севере, и, так как ему предложили выставляться в Бельгии, а в Париже он пользуется некоторым успехом, я хотел бы верить, что он нашел свой путь. Крепко жму руку; мне все-таки приятно думать, что это уже прошло. Еще раз крепко жму руку.
Мой дорогой брат! Надеюсь, ты не слишком удивишься тому, что этим вечером я прибавляю несколько слов к утреннему письму. Ведь я долго не мог писать тебе, но, как видишь, это уже прошло.
Я написал несколько строк матери и Вил, отослав письмо сестре, с одной лишь целью – успокоить их, на случай если ты рассказал им о моей болезни. Скажи им от себя только то, что я прихворнул, как в те времена, когда лечился от гонореи в Гааге и лежал в лечебнице. Вообще-то, тут и говорить-то не о чем: я отделался лишь испугом и был в вышеназванной, или вышеуказанной, лечебнице всего несколько дней. Поэтому ты, думаю, не будешь иметь ничего против небольшой записки, которую я отправил нашим в Голландию.
После этого у них не останется особых поводов для расстройства. Они решат, что я ЕДВА НЕ подцепил гонорею. Надеюсь, ты найдешь эту хитрость вполне невинной.
Из этого ты можешь заключить также, что я не до конца утратил способность шутить.
Завтра я вновь принимаюсь за работу. Начну один-два натюрморта, чтобы вновь привыкнуть к живописи.
Рулен вел себя с нами просто прекрасно и, смею верить, останется надежным другом. Он часто будет мне нужен, так как хорошо знает здешние края.
Мы уже обедали вместе.
Если ты хочешь совершенно осчастливить доктора Рея, то вот что доставит ему удовольствие: он слышал о том, что у Рембрандта есть картина «Урок анатомии». Я сказал ему, что мы добудем гравюру для его кабинета. Надеюсь написать его портрет, как только почувствую в себе хоть сколько-то сил.
В прошлое воскресенье я познакомился с одним врачом, он – хотя бы в теории – знает, кто такие Делакруа и Пюви де Шаванн, и очень хотел бы увидеть работы импрессионистов.
Смею надеяться, что мы познакомимся ближе.
Мне кажется, гравюру с «Урока анатомии» издала фирма «Франсуа Бюффа и сыновья», и чистая цена должна быть между 12 и 15 франками. Раму нужно сделать здесь, чтобы избежать расходов на перевозку.
Уверяю тебя, несколько дней в лечебнице вышли очень интересными, – пожалуй, начинаешь учиться жить у больных.
Надеюсь, то, что со мной случилось, – это просто затмение, которое нашло на художника, и еще сильный жар после очень значительной потери крови.
Но аппетит вернулся ко мне сразу же, пищеварение хорошее, кровь улучшается с каждым днем, и точно так же, с каждым днем, возвращается ясность мыслей.
Поэтому прошу тебя: возьми и забудь усилием воли о своей печальной поездке и моей болезни.
Живопись – знакомое тебе ремесло, и, черт возьми, мы, наверное, правы, оставаясь в душе людьми.
Видишь, я делаю то, о чем ты просил меня, – пишу то, что чувствую и думаю. Ты, со своей стороны, отнесись спокойно к встрече с Бонгерами; надеюсь, между вами сохранится крепкая дружба, а может, возникнет и нечто большее.
Если я остаюсь здесь, это потому, что пока еще, наверное, не могу перемещаться. Через какое-то время мы сможем обсудить все за и против нынешнего положения и заново все посчитать.
Крепко жму руку.
736. Br. 1990: 740, CL: 571. Тео Ван Гогу. Арль, четверг, 17 января 1889
Дорогой Тео,
спасибо за твое сердечное письмо и за купюру в 50 фр., которая была в нем. Что до твоих вопросов, можешь ли ты сам ответить на них? Я пока что не способен на это. По серьезном размышлении я действительно хочу найти решение, но мне нужно перечитать твое письмо и т. д.
И прежде чем обсуждать то, что я потрачу или не потрачу за год, нам следует, пожалуй, посмотреть, что делается в нынешнем, текущем месяце[282].
Так или иначе, это прискорбно, и я был бы рад, если бы ты наконец всерьез обратил внимание на то, как все идет и шло столько времени.
Что тут поделаешь? К сожалению, все непросто: мои картины не имеют ценности и, по правде говоря, они стоят мне очень дорого, пусть даже порой только моих мозгов и крови. Я ни на чем не настаиваю, и что мне сказать? Вернемся к нынешнему месяцу и будем говорить только о деньгах.
23 декабря у меня были на руках один луидор и 3 су[283]. В этот же день я получил от тебя купюру в 100 франков.
Вот расходы:
Дано Рулену, чтобы заплатить
служанке за декабрь 20 франков
и за 1-ю половину января 10, Фр. 30
Уплачено лечебнице 21
, санитарам, которые перевязывали меня 10
По возвращении заплатил за стол и за газовую
плитку, которую мне одолжили и которую я взял
тогда в кредит 20
Уплачено за отбеливание всего постельного белья,
окровавленной простыни и т. д. 12,50
Разные покупки: дюжина щеток, шляпа и т. д. и т. д.,
допустим 10
103,50
Итак, мы добрались до того дня, когда я вышел из лечебницы, или до следующего, вынужденно истратив 103,50. К этому следует прибавить то, что в первый день я отобедал с Руленом в ресторане, совершенно успокоенный, не предвидя новых тревог. И вот итог: к 8-му я был на мели. Через один-два дня я занял 5 франков. Это лишь десятое. Я надеялся получить к десятому письмо от тебя, но это письмо пришло только сегодня, 17 января. В промежутке был строжайший пост, тем более тягостный, что такие условия не способствовали выздоровлению.
Все же я вновь принялся за работу, в моей мастерской есть уже 3 готовых этюда и портрет г-на Рея, который я подарил ему на память.
И опять же на этот раз – ничего особенно серьезного, лишь боль несколько усилилась и было довольно тревожно. При этом я по-прежнему сохраняю надежду. Но ощущаю слабость, а еще мне немного страшно и не по себе.