приносит нам особое удовольствие единством самого этого мира, его единства с нами.
Каждое произведение искусства обладает определенным медиумом, которым, в частности, и передается качественное всепроникающее целое. В каждом опыте мы прикасаемся к миру, протягивая к нему отдельное щупальце; мы продолжаем взаимодействовать с ним, а он приближается к нам при помощи того или иного специализированного органа. Действует весь организм со всем его зарядом прошлого и со всеми его разнообразными ресурсами, но действует он через определенный медиум, например, медиум глаза, если он взаимодействует при помощи глаза, медиум уха или осязания. Изящные искусства хватаются за этот факт и доводят его значение до максимума. В обычном зрительном восприятии мы видим благодаря свету. Мы различаем благодаря отраженным и преломленным цветам – это общеизвестно. Но в обычных восприятиях этот медиум цвета остается смешанным и загрязненным. Ведь когда мы видим, мы еще и слышим, мы чувствуем давление, жар или холод. В живописи же цвет составляет сцену без всех этих примесей и нечистот. Они оказываются шлаками, отжимаемыми и отброшенными в акте интенсивного выражения. Медиум становится одним только цветом, и поскольку один только цвет должен теперь нести качества движения, осязания, звука и т. д., в обычном зрении присутствующие сами по себе (физически) выразительность и энергия цвета многократно умножаются.
Говорят, что дикарям фотографии казались чем-то опасным и магическим. Жутко то, что материальные вещи и живые существа можно представить вот так – на фотографии. Есть доказательства того, что, когда появились первые изображения, им всегда приписывалась магическая сила. Их способность к репрезентации могла возникнуть только из сверхъестественного источника. Человек, чье ощущение живописных репрезентаций не слишком огрубело, чувствует, что в способности картины (сжатой, плоской, одномерной вещи) представлять обширный и многоликий универсум одушевленных и неодушевленных предметов есть нечто чудесное; возможно, именно по этой причине в обиходе под искусством обычно подразумевается живопись, а под художником – живописец. Первобытный человек приписывал и звукам, используемым в качестве слов, способность сверхъестественно управлять поступками и тайнами людей, а также, если найдется правильное слово, и силами природы. Не менее чудесна и способность простых звуков выражать в литературе любые события и объекты.
С моей точки зрения, такие факты указывают на роль и значение медиумов для искусства. На первый взгляд не заслуживает внимания тот простой факт, что у каждого искусства свой собственный медиум. Зачем специально говорить о том, что живопись не может существовать без цвета, музыка – без звука, архитектура – без камня и дерева, скульптура – без мрамора и бронзы, литература – без слов, а танец – без живого тела? Ответ, я полагаю, был уже дан нами. Во всяком опыте присутствует всепроникающая основа – качественное целое, соответствующее целостной организации деятельности, то есть тайне человеческого бытия, и ее же выражающее. Но во всяком опыте этот сложный, в себе различенный, памятливый механизм действует благодаря направляющим его структурам, а не в рассеянии и сумятице, когда бы все органы действовали одновременно, – если не считать паники, когда, как мы справедливо замечаем, человек и правда теряет голову. «Медиумом» в изящных искусствах обозначается то, что эта специализация и индивидуализация определенного органа опыта доводятся до уровня, на котором используются все его возможности. Глаз или ухо, играющее основную роль, не теряет своей специфики и своей отличительной способности носителя опыта, возможного только благодаря ему. В искусстве зрение или слух, в обычном опыте рассеянные и смешанные, концентрируются до тех пор, пока особая задача конкретного медиума не будет выполняться с полной энергией, освободившись от всякого рассеивания.
«Медиум» прежде всего означает «посредника». Значение слова «средство» то же самое. Они суть посредничающие, промежуточные вещи, благодаря которым осуществляется нечто такое, до чего пока еще далеко. Но не все средства являются медиумами. Существует два типа средств. Средства одного типа являются внешними для того, что они выполняют; средства другого включаются в производимые следствия, оставаясь в них имманентными. Есть цели, представляющие собой лишь долгожданное прекращение, но есть и цели, которые суть свершение того, что начало происходить ранее. Нередко тяжелый труд рабочего – лишь предварительное условие заработной платы, им получаемой, а потребление бензина – просто средство для перемещения. Средства перестают действовать, когда цель достигается; в таких случаях мы, как правило, были бы рады достичь цели, не используя обычные средства. То есть эти средства – всего лишь строительные леса.
Внешние средства или просто средства, как мы могли бы с полным основанием их назвать, обычно такого рода, что их можно заменить другими; конкретные средства определяются теми или иными внешними соображениями, например дешевизной. Однако в тот момент, когда мы говорим «медиумы», мы имеем в виду средства, включенные в результаты. Даже камни и строительный раствор становятся частью дома, для строительства которого они используются: они не просто средства для его возведения. Цвета – это и есть живопись, звуки – музыка. Картина, написанная акварелью, по своему качеству отличается от написанной маслом. Эстетические эффекты по самой своей природе связаны с их медиумом, когда один медиум меняется на другой, мы получаем ловкий трюк, а не объект искусства. Даже когда такая подмена совершается весьма виртуозно или по какой-то внешней причине, продукт оказывается механической безвкусной поделкой – как, например, доски, раскрашенные под камень и используемые для строительства собора, ведь камень является неотъемлемым элементом не только физического здания, но и эстетического эффекта.
Различие между внешними и внутренними действиями пронизывает все сферы жизни. Один студент учится для того, чтобы сдать экзамен и перейти на следующий курс. Для другого средство, то есть обучение, составляет неотъемлемую часть получаемого благодаря ему результата. Следствие-то есть ученость и просвещение – составляет единое целое с процессом. Порой мы путешествуем просто для того, чтобы попасть в какое-то место, где у нас дела, и, будь это возможным, были бы рады избежать дороги. Но в другом случае мы путешествуем ради самой радости движения и созерцания того, что мы видим. В таком случае цель и средства совпадают. Если перебрать в уме подобные случаи, мы быстро поймем, что все примеры, в которых средства и цели остаются друг для друга внешними, являются неэстетическими. Более того, такая внеположность может считаться определением неэстетического.
Если кто-то добр только для того, чтобы избежать наказания, будь оно тюрьмой или адом, его поведение представляется неизящным. Оно столь же неэстетично, как и визит к дантисту с целью избежать серьезной травмы. Когда греки отождествили благо и красоту в действиях, они своим чувством изящества и соразмерности, отличающих правильное поведение, раскрыли восприятие слияния средств и целей. Приключения пирата могут быть привлекательны – по крайней мере благодаря романтике, чуждой тому, кто усердно копит сбережения и соблюдает закон потому лишь, что, по его мнению, поступать так в конечном счете выгоднее. Общераспространенное отвращение к утилитаризму в теории морали во многом объясняется его излишним упором на чистый расчет. Благопристойность и приличия, которые раньше обладали положительным, то есть эстетическим, смыслом, приобретают уничижительное значение, когда понимаются как обозначения чопорности или высокомерия, подозрительных потому, что за ними угадываются внешние цели. В разных формах опыта внеположность средств приводит к механистичности. Большая часть того, что именуется духовным, также является неэстетическим. Однако его неэстетичность объясняется тем, что вещи, обозначаемые словом «духовное», также служат примером разделения целей и средств; «идеальное» настолько оторвано от реалий, без которых к нему вообще нельзя стремиться, что оно становится мертвенным и бледным. Духовность обретает земную обитель и достигает прочности формы, необходимой для эстетического качества, тогда лишь, когда она воплощена в ощущении реальных вещей. Даже ангелов в воображении необходимо наделить телами и крыльями.
Я не раз указывал на эстетическое качество, присущее самой природе научного труда. Непосвященному материал ученого обычно представляется неприступным. Но исследователь замечает счастливую развязку, когда выводы резюмируют и доводят до совершенства те условия, которые к ним вели. Кроме того, иногда они облекаются в элегантную и даже величественную форму. Говорят, что Джеймс Максвелл однажды ввел в физическое уравнение один символ, чтобы оно стало симметричным, и что только позднее экспериментальные результаты наделили этот символ определенным значением. Я предполагаю, что если бы бизнесмены были простыми стяжателями, какими их часто рисуют сторонние недоброжелатели, бизнес был бы намного менее привлекательным делом, чем он есть на самом деле. На практике он может приобретать качества игры, и даже когда он вреден в социальном смысле, для тех, кто им поглощен, он должен непременно обладать определенным эстетическим качеством.
Следовательно, средства являются медиумами, когда они не носят всего лишь подготовительный или предваряющий характер. Цвет как медиум – это промежуточное звено между ценностями, являющимися в обычном опыте слабыми и рассеянными, и новым сосредоточенным восприятием, поводом для которого стала картина. Диск фонографа – это носитель определенного воздействия, и ничего больше. Музыка, из него исходящая, – это тоже носитель, но не только; это носитель, объединяющийся с тем, что он несет, и он сливается с тем, что передает. В физическом смысле кисть и движения руки, наносящей краски на холст, для картины являются внешними. Но не в художественном смысле. Мазки – неотъемлемый элемент эстетического эффекта картины в момент ее восприятия. Некоторые философы полагали, что эстетический эффект или красота – своего рода невесомая сущность, которой, чтобы приспособиться к плоти, необходимо в качестве носителя использовать внешний чувственный материал. Это учение предполагает, что, если бы душа не была заперта в теле, картины существовали бы без цветов, музыка – без звуков, а литература – без слов. Медиумы и эстетический эффект полностью сливаются друг с другом, хотя, возможно, это и не так для критиков, которые рассказывают нам о своих чувствах, но не рассуждают в категориях медиумов или не знают,