Искусство Ленинграда, февраль 1991 — страница 37 из 37

Наиболее беспринципные даже заискивали, пытались с ним подружиться.

Только однажды, уже в 1952 году, случилось непредвиденное.

Приехавший из Москвы один из музыкальных генералов, композитор Захаров, которому что-то не понравилось в выступлении окончательно распоясавшегося Сипуна, заметил: «Напрасно товарищ Сипун сказал то-то и то-то. Это неправильно».

И Сипун несколько сник. Но на собрания ходить продолжал...

И вот наконец наступило 5 марта 1953 года, умер диктатор.

Медленно, со скрипом, но что-то стало меняться.

И все же с Сипуном покончили не композиторы, а писатели. Один из руководителей навел о нем справки, и оказалось, что никакой он не представитель МВД, а просто жалкий самозванец.

И с ближайшего собрания писатели выгнали его с треском.

Так Сипун исчез из поля нашего зрения как уродливый фантом...

Много лет спустя я сидел на скамейке Екатерининского садика и неожиданно увидел Сипуна. Он был в штатском, с тросточкой в руках и дефилировал по аллее взад и вперед.

Никого не видя перед собой, он шепотом что-то произносил. Выражение лица его постоянно менялось. То было благодушным, то становилось грозным. Вдруг, остановившись, он топнул ногой, стукнул палкой. Это он, видно, кого-то распекал.

И тут меня осенило.

Ведь он не жил все эти годы, а бесконечно прокручивал в мозгу недолгий период своей призрачной власти.

И несмотря на все омерзение, которое он внушал, мне почему-то стало жаль его.

Не испытавший ни концлагерей, ни травли, ни унижений, он все же по-своему тоже оказался жертвой сталинизма, его безобразным, искореженным порождением.

Вполне могу себе представить, что дело кончилось сумасшедшим домом.


КТО ЖЕ ПРАВ?

В 1946 году профессор В. В. Щербачев рассказывал нам, студентам, что жил в Ленинграде до войны композитор, писавший исключительно похоронные марши. Когда у него спрашивали, зачем же столько похоронных маршей, он отвечал: «Вам похоронные марши не нужны, а народу они нужны».

Мы весело смеялись.

Эту историю знали все композиторы старшего поколения, и всеми она оценивалась однозначно: нелепая мания не совсем полноценного человека.

Я в довоенное время был ребенком, подростком.

Но и потом, когда мне самому пришлось многое увидеть, узнать, пережить, целостная картина сталинского времени долго не выстраивалась в моем сознании.

И лишь гораздо позже меня пронзила мысль: а что если этот больной человек, отчасти лишенный инстинкта самосохранения, присущего обычным людям, чувствовал свою эпоху гораздо глубже и острее, чем другие!

Говорят, у неграмотных отличная память, слепые прекрасно слышат.

Может быть, он сквозь все крики «ура» явственно расслышал стук топоров на лесоповалах, грохот тачек, стоны умирающих, треск расстрелов, плач детей?

Может быть, его похоронные марши правдивее отразили действительность, чем бодрые песни Дунаевского, Покрассов, «Песня о встречном»?

Недаром на Руси юродивые считались пророками.

ОТ ВЕЛИКОГО ДО СМЕШНОГО

МИХ. МАТЮШИЧ

Мы начинаем повествование об истории российских искусств, отраженной в зеркале сатирической графики.

Так случилось, что этот существенный (и вполне самостоятельный) пласт отечественной культуры оказался практически не востребованным нашей наукой. Что ж, попробуем восполнить этот досадный пробел.

Ибо взгляд карикатуриста — это взгляд современника, позволяющий уточнить, а порой изменить последующие оценки того или иного явления в искусстве.

Карикатура — это и оборотная сторона популярности «объекта»: артиста, художника, писателя. Это и признак здорового духа общества, его умения ценить и понимать шутку, пусть даже достаточно едкую,— умения, увы, утраченного нами. Но главноеэто историческое свидетельство, документ, такой же важный, как слово, и требующий к себе столь же серьезного внимания...


ГЛАВА I. ИСТОКИ
1. ИСТОКИ ИСТОКОВ

Русской сатирической графике чуть более полутораста лет, ибо во все времена и всеми правителями России сатирики преследовались «злейшими истязаниями», да к тому же искусства, особенно поначалу, Гораздо меньше привлекали внимание карикатуристов, нежели общественная жизнь.

«О юмористическом журнале не имели понятия в начале XIX столетия у нас, в России, и только озлобление против Наполеона вызывает в нем потребность,— писал составитель сборника «Наши юмористы за 100 лет...».— За четыре года до Отечественной войны у нас появился первый юмористический журнал, предпринятый художником Венециановым, под названием «Журнал карикатур». Но — увы! — никто в настоящее время не может похвалиться, что он видел этот журнал. Он «не расцвел и отцвел». Жизни его было всего три недели, и память о нем сохранилась только в цензурном архиве, где осталась переписка о нем. Из нее видно, что 18 января 1808 г. Государь Император через министра внутренних дел графа Куракина повелел дальнейшее издание прекратить...»[103]

Конечно, русские юмористические издания родились не на пустом месте и не благодаря «общему озлоблению против Наполеона». Истоки их — в русских народных картинках, появление которых причисляют к началу XVII века. Вначале они печатались в монастырских типографиях и на религиозные темы, позже — в свободных мастерских и чаще всего на темы светские. Достаточно часто выпускались и сатирические листки. О. Балдина допускает, что первые карикатуры — и не на кого-нибудь, а на самого Петра Великого — принадлежат резцу Василия Кореня, автора литографий к Библии, вышедшей в 1696 году[104].

В этих листках не нашлось места искусствам, лишь изредка художники обращались к сюжетам народного балагана, изображали бродячего кукольника или народные пляски. Правда, к концу XVIII века сатирические листки получили большее распространение, а сатира стала более конкретной, но и там карикатура лишь бытовая. В воспоминаниях А. Т. Болотова о веке минувшем находим любопытную запись: «Никогда не было в народе и в Москве столько едких сатир и пасквилей, как ныне. Вошел и у нас манер осмеивать и ругать знатных картинками. Они были рисованные и с девизами карикатуры, но так, что по сходству лиц, стана, фигур и платья можно тотчас распознать, о ком шло дело. Все и многие знатнейшие фамилии были перебраны...»[105]



А. Илличевский. Лицеисты под окном булочной. 1815. Крайний справа А. С. Пушкин


Но прав составитель «Наших юмористов...»: до «Журнала карикатур 1808 года» А. Г. Венецианова — этого, по определению Л. Варшавского, «первенца русской сатирической иллюстрированной журналистики, испытавшего на себе первые удары царской цензуры»[106],— постоянного повременного сатирического издания Россия не знала.

Вторжение в Россию французской армии вызвало целую серию патриотических карикатур-литографий, лучшие из которых принадлежали резцу И. Теребенева, И. Иванова, А. Венецианова. На них изображался Наполеон и его армия, утопавшая в российских снегах, съежившийся от мороза Наполеон, бегущий из Москвы на свинье (надпись передавала его реплику: «На Париже прокладно, на Москве ошень жарко!»), французские гвардейцы, взятые в плен «старостихою Василисой», восседающей на кобыле с косою в руках: «Французы голодные крысы, в команде у старостихи Василисы». И проч. И среди всего этого потока нашелся один лист — «Изгнание из Москвы французских актрис» А. Венецианова (Государственный Исторический музей), который хоть как-то можно соотнести с театром, хотя, конечно же, офорт Венецианова — карикатура политическая.

И вновь затишье. Самодержавие всячески подавляло сатиру. Декабрьское восстание 1825 года еще больше напугало правительство. Россия вступила в эпоху «моровой полосы», как определил это время А. И. Герцен.



А. Венецианов. Изгнание из Москвы французских актрис. 1812



К. Батюшков. Автошарж. Письмо Н. И. Гнедичу. 1807



И. Крылов. Автошарж. Рукопись басни «Стрекоза и муравей». 1800—1810



Пушкин с чертом. Автопортрет. Альбом Е. Ушаковой. 1829


Карикатура перекочевывает в рукописные журналы, «дамские» альбомы, получившие широкое распространение в начале XIX века, в рукописи писателей, в шаржированные зарисовки друг на друга и на самих себя, чаще — литераторов, нежели художников.

Так, первое изображение А. С. Пушкина в сатирической графике принадлежит перу и кисточке Алексея Илличевского, лицейского товарища поэта, выполнявшего карикатуры для рукописного журнала «Лицейский мудрец» (1815). Общеизвестны автошаржи самого Пушкина; обнаруживаются автошаржи И. Крылова, К. Батюшкова и других.

(Продолжение следует)