До этого момента монтажеры мыслили почти исключительно в горизонтальном направлении. Вопрос, на который необходимо было найти ответ, был простым: «Что дальше?» Как вы могли заметить из моих математических расчетов, это достаточно сложно: существует огромное число вариантов в конструкции фильма. В будущем это число станет еще более космическим, потому что киномонтажеры должны будут думать в том числе и вертикально, иначе говоря, о том, что они смогут смонтировать внутри кадра?
Визуальные эффекты стали более утонченными и незаметными. Это позволяет режиссеру и монтажеру сказать: «Мне не очень нравится это небо» или «Я думаю, здесь должна быть зима, поэтому давайте избавимся от всех листьев в этом кадре». Компьютеры, которые хороши в манипулировании в горизонтальном измерении секвенции, будут оперировать и визуальными эффектами, которые накладываются в вертикальном измерении. Возникнут некоторые непредвиденные последствия: может ли один монтажер на самом деле это контролировать? Или работа будет разделена между двумя командами, «вертикальной» командой и «горизонтальной» командой?
В старые времена, если ты хотел сделать спецэффект, например, заменить голубое небо каким-то другим цветом, нужно было использовать специальную пленку Vista-Vision или 70-миллиметровую пленку, чтобы получить негатив большого формата, чтобы зерно от множества репринтов не было видно. И оператору приходилось ставить освещение в сцене так, чтобы кабели по возможности не были видны. Теперь из-за точности цифровой репродукции ничто из этого не вызывает беспокойства. С визуальными эффектами, наоборот, нужно делать эти провода большими и ярко раскрашенными, потому что так их легче увидеть и затем убрать на постпродакшне. В итоге все прогнозируемые разработки движутся в одном направлении, в сторону наиболее интегрированного цифрового кино.
Gesamt-Kunstkino – универсальное произведение кино
Давайте представим, что мы перенеслись на сто лет назад, в декабрь 1899 года, и стали свидетелями премьеры новой оперы Вагнера «Тангейзер» в Метрополитен-опера в Нью-Йорке. Мы могли бы остановить джентльмена в котелке, выходящего из театра, и расспросить его. Возможно, мы прошлись бы с ним по Бродвею и вместе рассуждали бы об искусстве и надвигающемся двадцатом столетии. Что насчет великолепной постановки, которую он только что увидел? По-настоящему невероятно! И, возможно, это будущее оперы как искусства. Здесь всецело проявилась концепция Рихарда Вагнера Gesamtkunstwerk – универсальное произведение искусства – предельное слияние музыки, драматического искусства и изображения. А какие чудеса публика увидит еще через 100 лет?
Пока он останавливается, раздумывая над этим вопросом, мы можем рассмотреть толпу людей в магазине за ним, в основном мужчин, в основном молодых иммигрантов, с головой погруженных в какой-то механизм. Их руки вращают рукоятку этой машины, находясь в состоянии, подобном трансу. По счастливой случайности мы остановились перед развлекательным пассажем, люди внутри управляют кинетоскопом и смотрят там изображения раздевающихся молодых дам снова и снова.
Наш друг взволнованно предвкушает век высокой культуры и оперного триумфа, который потеснит бледную культуру и оперу девятнадцатого века, а мы – путешественники во времени – знаем правду и с трудом скрываем улыбку. Представьте нашего нового знакомого, который испытает изумление и отвращение одновременно, если сказать ему, что вот это шумное и оскорбительное устройство позади него вскоре трансформируется в доминантную форму искусства двадцатого века и тоже будет по-своему воплощать концепцию Gesamtkunstwerk. И хотя его любимая опера еще будет исполняться в 1999 году, но это будут реконструкции постановок по канонам XIX века. Опера сохранится как застывший янтарь или западная версия японского театра кабуки. Конечно, мы не станем его разочаровывать своими откровениями.
Следом можно перенестись в декабрь 1999 года тоже в Нью-Йорке. Фильм «История игрушек 2» недавно стартовал в кинотеатрах, и очереди за билетами не стали короче, а на Таймс-сквер даже стали длиннее. Проходя мимо афиши, мы узнаем почему: «История игрушек 2» демонстрируется в цифровом формате. Он сделан без пленки.
Перфорированная пленка, которая служила нашим друзьям в развлекательном пассаже в 1899 году и захватывающим кинематографическим мечтам двадцатого века, сквозь приход звука, цвета, широкого экрана, формата 3D и объемного звука Dolby Stereo, – материальный медиум, который нес в себе все эти изобретения и не жаловался, к концу столетия вот-вот снимет свой груз и ускользнет. Через несколько лет пленка станет исторической диковиной, как пергамент или папирус.
Это то, о чем стоит беспокоиться?
Для сравнения, первая Библия Гутенберга была напечатана на пергаменте – красивой и тактильной субстанции из кожи, но по-настоящему печать стала развиваться с распространением бумаги, которая была дешевле и проще в производстве. Способ книгопечатания Гутенберга с подвижными литерами превзошел сам медиум, использовавшийся для печати книг. Цифровое изображение по отношению к пленке почти наверняка проявит себя как бумага по отношению к пергаменту. Но можно уверенно заявить, что, несмотря на то что пленка может потускнеть и выцвести, всегда останутся картины, которые движутся. Прорыв, с которого начался путь к кинематографу, сделал Джозеф Плато, изобретший стробоскоп в 1830-х годах. Это стало таким же значимым открытием, как и изобретение Гутенбергом книгопечатания в 1450-х годах.
Как бы ни было непривычно видеть цифровую проекцию изображения, более четкую, чем 35-миллиметровая пленка, без единой царапины, пылинки или искажения, которые поражают даже самую безупречную пленку, правда в том, что за пятнадцать лет киноиндустрия неуклонно выворачивала цифру наизнанку. Возможности цифровых визуальных эффектов, конечно, были уже хорошо знакомы до их триумфа в фильмах «Парк Юрского периода», «Титаник» или «Аватар». Но приход цифровой проекции станет триггером окончательной капитуляции пленочно-механически-аналогового кино – наследия девятнадцатого века.
Как только цифровая проекция отвоевала позиции, кинолабораториям, таким как Technicolor, стало сложно держаться на плаву, так как большинство их доходов поступало от массовых заказов кинокопий для кинотеатров, иногда доходивших до 15 миллионов метров пленки на один фильм. Да и для самих съемок пленка стала использоваться все реже и реже. Летом 2000 года Джордж Лукас распрощался с пленкой насовсем и снял очередной фильм «Звездные войны», используя цифровую камеру высокого разрешения Sony. Весь технический процесс кинопроизводства стал цифровым от начала и до конца, и вся техническая инфраструктура стала развиваться с небывалой скоростью. Некоторые из последствий этих трансформаций мы можем предвидеть, некоторые же непредсказуемы.
Конечно, появятся чудеса, которые компенсируют нам потерю пленки. Границы между видео, компьютерами и кино окончательно исчезнут, и появятся цифровые существа (возможно, даже цифровые актеры), и «Парк Юрского периода» 1993 года будет смотреться как «Кинг-Конг» 1933 года. И конечно, канал 638 будет живой трансляцией с Луны вида планеты Земля в изумительных деталях, занимая всю жидкокристаллическую стену вашей медиакомнаты.
Что насчет КИНО – ритуала смотреть движущиеся картинки в театральной обстановке? Каким КИНО будет в 2099 году?
Эта цифровая революция, так токсично пьянящая нас сейчас, трансформирует ли КИНО во что-то неузнаваемое для нас сегодняшних, к лучшему или худшему?
Станет ли кино к 2099 году таким же законсервированным, как опера двадцатого века? Возможно, наряженные в смокинги люди придут на показ в честь 160-летнего юбилея «Касабланки», улучшенной каким-то технологическим правнуком сегодняшнего цифрового волшебника.
Или, возможно, кино исчезнет совершенно. Произойдет какой-нибудь техническо-социальный переворот, невообразимый для нас, как кинетоскоп в пассаже развлечений в 1899 году. Параллели между иммигрантами, крутящими рукоятки, и вашими подростками, запертыми в комнате с компьютерной игрой, поражают.
Конечно, мы знаем, что глупо даже пытаться ответить на эти вопросы.
Давайте доведем вопрос до абсолюта и представим еще одно изобретение. Как будто появится черный ящик, который может напрямую трансформировать мысли одного человека в смотрибельную кинематографическую реальность. Вы прикрепляете электроды к нескольким определенным точкам на черепе и просто думаете «фильм», и он появляется.
И поскольку мы уже путешествуем во времени, давайте представим это гипотетическое изобретение как Фаустовскую сделку с режиссерами будущего (2099 год). Если такой черный ящик будет предложен вам каким-то мистическим персонажем в плаще в обмен на вашу бессмертную душу, вы согласитесь?
Есть режиссеры, мои близкие друзья, которые согласятся и даже ухватятся за такое предложение. Ими движет желание увидеть их собственную версию на экране в максимально чистой форме. Они принимают существующие сегодня коллаборации в кинопроизводстве как необходимое зло, ради того чтобы достичь собственного видения. Альфред Хичкок, я предполагаю, был бы одним из таких режиссеров, по крайней мере, так можно судить по его описанию творческого процесса: «Фильм уже создан в моей голове еще до того, как начнутся съемки». Стоит ли это того, чтобы отдавать нашу бессмертную душу? Поживем – увидим. Сегодня искусственный интеллект развивается с каждым днем и очень скоро разрушит все мыслимые барьеры. Кино и человек станут трансформируемы? Студия Pixar – явно ступенька на пути к этому. Каждый пиксель в анимационных фильмах Pixar был кем-то придуман и воплощен.
Режиссеры, которые откажутся от такого предложения, наиболее заинтересованы в творческом процессе создания кино и хотят как можно скорее увидеть волшебство, рождающееся из этого процесса. Фрэнсис Форд Коппола красочно описывал свою роль так: «Режиссер – это шпрехшталмейстер в таком цирке, который изобретает себя сам прямо на ходу».