Я позволила ему взять себя за руку и подождала, пока он откинул одеяло. А потом мы легли, я перекатилась к нему ближе, наши тела соприкоснулись, и я издала самый тихий, самый нежный из звуков, прижимаясь к нему все сильней.
– Господи, Оливия! – задышал чаще Самир; его руки уже гладили мою спину и бедра, а губы скользил по рту, подбородку, плечам. – Я узнал тебя сразу, в ту же минуту, когда увидел в доме у Ребекки, – потерся носом о мой подбородок Самир. – И с тех пор не переставал о тебе думать.
– Я тоже, – призналась я и, толкнув парня на спину, посмотрела ему в лицо и поцеловала в губы. Сначала нежно, а потом все крепче и глубже, водя руками по его груди, ребрам, животу, пока пальцы не зарылись в заросли, пылающие жаром. – Только я пыталась себя убедить, что мне не следует о тебе думать.
– А я думал, что мне не следует, – Самир сжал мои груди, поцеловал и одну, и другую, поцеловал живот и снова в губы. И я осознала, что больше ничего не соображаю. Я тонула, утопала все глубже в его поцелуях, в его руках, в желании узнать каждую клеточку его тела. И позволяла ему изучать все мои выпуклости и ложбинки, доверившись ему полностью и без оглядки. А взамен позволяла своим пальцам путешествовать по гребням его тазовых костей, по саванне его широкой, мощной спины, по хребту его позвоночника вверх, в лес красивых и длинных кудрей.
А потом мы уже ждать не могли. И слились в диком, свирепом экстазе, не переставая целоваться в такт толчкам. Наши руки переплелись, тела стали скользкими и липкими.
А когда мы насытились и замерли, Самир еще долго лежал на мне. И я, слушая, как замедляется его сердце – в унисон с моим – теребила руками его волосы, вдыхала их запах и наслаждалась им. И этим мгновением огромного, неподдельного счастья. Самир попытался пошевелиться, но я лишь крепче его обхватила:
– Погоди. Не сейчас.
Он приподнялся на локтях:
– Я не хочу тебя раздавить.
– А мне так нравится.
– Нравится? – усмехнувшись, Самир убрал волосы с моих глаз. – Да ты скоро превратишься в настоящую британку!
– Ну, меня же воспитала моя мама.
Его плоть слегка вошла в мое лоно, и оно отозвалось эхом остаточных спазмов.
– Я не могу поверить, что ты здесь, со мной.
– Я тоже.
Самир чуть отодвинулся и натянул на нас одеяло – в комнате уже стало довольно прохладно. И, как многие влюбленные во все времена, мы снова переплелись телами; моя голова угнездилась во впадине его плеча, а руки Самира обвились вокруг моей спины.
– А если бы я говорила не как британка, за кого бы я сошла?
– За американку.
– Даже если без малейшего акцента?
– Это невозможно. От американского акцента не избавиться.
– Звучит неутешительно.
Самир рассмеялся:
– Мне очень нравится одна типичная американка.
– Гм, – мое тело полностью расслабилось. – Мне не хочется вставать. Вот так лежала бы и лежала. Всегда.
Пальцы Самира зарылись в мои волосы, и я, счастливая, опять слегка «поплыла». Но, как частенько бывает в подобный момент, в мой мозг внезапно вклинилась сторонняя мысль.
– Подожди! – повернулась я, чтобы взглянуть на Самира. – Мы же читали ту книгу десять лет назад…
– О чем ты говоришь? И кто – вы?
– Мы с мамой. У нас был «клуб книголюбов» на двоих. И заглянуть за картину с пашой меня побудила книга об Индии, которую мы с мамой когда-то читали. Там был один абзац… я любила читать его вслух. И меня поразили все эти совпадения – молодой принц, белый персидский кот, башмаки с загнутыми мысками…
Самир подложил руку под голову, и мое внимание мгновенно переключилось на его бицепсы, черные волосы под мышкой и…
Я потрясла головой:
– Мама явно побывала здесь, в Англии, в усадьбе с тех пор. Похоже, она оставила все эти подсказки недавно…
– Ты же догадалась, что мать подвигла тебя на поиск сокровищ. Значит, она вполне могла сюда наведаться.
– Да, но когда? Я не знала, что мама уезжала из Америки.
«Я бы это заметила», – подразумевала я. Я виделась с мамой пару раз в неделю.
– Ты сама могла быть в отъезде в тот момент – в командировке или в отпуске.
Я закрыла глаза:
– Верно. А мама могла разговаривать по телефону и отсюда.
– Почему ты так разволновалась из-за этого?
– Не знаю, – помотала я головой, снова ощутив прилив сильных эмоций. – Пожалуй, мне хотелось бы, чтобы мама мне просто все рассказала. Чтобы мы смогли все обсудить, и я бы сейчас знала, что делать.
Самир притянул меня к себе. Кожа к коже, его щека на моих волосах…
– Наверное, у твоей матери были свои соображения. И на то имелась причина.
– Наверное.
Скольжение его обнаженного бедра по моей коже быстро воспламенило мое естество. Плоть снова затрепетала. Я провела рукой по животу Самира, ниже, по его бедру, потом вокруг пупка.
– По-моему, мне сейчас не до этого. Похоже, я устала размышлять над всеми этими загадками.
Пальцы Самира проследили за изгибом моей груди. Моя кожа запылала.
– Я с радостью помогу тебе о них забыть…
И Самир убедил меня, что в тот момент гораздо важнее было другое.
Через некоторое время мы, вконец обессиленные, заснули. Сплетенные так, как мне прежде никогда не нравилось: руки Самира обнимали меня, он прильнул ко мне; и его большое сильное тело вселило в меня давно позабытое чувство защищенности.
Проснулись мы, когда солнце уже начало окроплять землю золотыми блестками. Мой живот заурчал, и Самир, рука которого лежала как раз на том месте, прыснул со смеху мне в плечо:
– Я тоже помираю с голоду. Поищем еду?
– Да, – повернулась я. – Но только здесь. Мне не хочется покидать этот дом.
– Мне тоже, – оперся на локоть Самир. – Совсем не хочется! – он коснулся пальцем моего подбородка, уха, шеи. – Для меня это не случайная интрижка, Оливия. И надеюсь, ты это понимаешь.
– Для меня тоже, – сказала я. – Если ты еще не понял это по моим слезам, – я закатила глаза. – Странно, что ты не сбежал далеко-далеко.
– Мне просто показалось, что ты не верила в возможность счастья с таким мужчиной, как я.
– Так оно и было.
– Я так и понял. Ладно, встаем, – Самир выскользнул из кровати, абсолютно раскрепощенный, а я не смогла отказать себе в удовольствии понаблюдать за его движениями, пока парень подбирал с пола нашу одежду: – Хочешь что-нибудь надеть?
– Халат был бы кстати.
– Гм-м. Ничего такого у меня нет… А, может, вот это? – Самир бросил мне футболку, пахнувшую стиральным порошком.
Она прикрыла мои бедра, а рукава – локти. Но мне сразу стало ясно, что выбрать именно эту футболку Самира побудил ее глубокий V-образный вырез, не скрывавший мою ложбинку. Понимающе ухмыльнувшись, я приняла пикантную позу:
– Хорошо?
Самир, натягивавший в этот момент спортивные штаны, опешил:
– Потрясающе!
Я разыскала на полу свои носки.
– Это не сексуально, я знаю. Но здесь холодновато.
– Я разожгу камин.
Когда мы прошли в гостиную, кот, растянувшийся на спинке дивана, зевнул.
– Привет, Билли, – погладила я его по голове.
Он прищурился, довольно мяукнул и последовал за нами на кухню.
– Я готовлю очень ароматный чай-масала. По секретному рецепту, – пошевелил бровями Самир. – Хочешь попробовать?
– Конечно.
Кухня была крошечной, и я примостилась на табурет у рабочего стола. Самир поставил на плиту чайник, налил в него воду, затем достал лоток с баночками для пряностей и поочередно открыл все. Отсыпав нужное количество кардамона, перечных зернышек, бадьяна и еще какой-то пряности, которую я не распознала, в чайник, он плотно завернул крышки и состроил мне через плечо уморительную гримасу:
– Пави бы убила меня за такую смесь.
Я рассмеялась:
– С ее опытом и фантазией она могла бы изменить вкус твоего варева в считанные секунды. Независимо от того, какие ингредиенты ты в него положил.
– Возможно. Но ты еще его не попробовала.
– Помощь требуется?
– Сейчас поручу тебе кое-что порубить, – Самир открыл в телефоне приложение, и из динамика в гостиной полилась музыка, на этот раз джазовая: – Пойдет?
– Да, – взяв в руки стакан воды, который он налил для меня, я сделала жадный глоток. – Мне легко угодить с музыкой.
Самир подрядил меня резать морковку, лук и чеснок, а сам ополоснул куриные грудки и отломал от массивного корня имбиря небольшой «пальчик».
– А что ты предпочитаешь слушать, когда одна?
– Зависит от настроения, – порезав морковь очень острым ножом, и я с изумлением изучила лезвие: – «МессерМайстер»!
– Да, немецкая фирма. Знаешь такую?
– Конечно, – принялась я за вторую морковку. – А по поводу музыки… Мне нравится Леонард Коэн, но под него не будешь работать или что-то делать.
– Я изучал его поэзию, но никогда не слышал его пение.
– Моя мама его любила. Она всегда питала склонность к мрачным темам и грустной музыке… Раскаяние, сожаление и все такое. А у Коэна хороший, глубокий голос, правда, слегка грубоватый, раскатистый. Но в его песнях главное – слова. В них заключена большая мудрость, особенно когда речь об отношениях людей.
Самир начал очищать имбирь, но волосы упали ему на глаза. И жестом, отрепетированным за миллионы раз, он откинул непослушные пряди со лба и заплел на затылке, а затем вымыл руки и взял имбирь.
Я улыбнулась.
– Что?
– Такое впечатление, что твои волосы тебя раздражают.
– Немножко. Но, – приподнял бровь Самир, – девушкам это нравится.
– М-м, – я сгрызла кусочек морковки. – Но ведь, наверное, не всем?
Самир ловко нашинковал очищенный имбирь – поджимая пальцы так, чтобы они не порезались, а имбирь плавно, но быстро скользил под лезвием ножа. Потом он опустил половину порции в воду, закипевшую на плите, и повернулся ко мне:
– Моя бывшая жена ненавидела длинные волосы, а я однажды специально отрастил их… – парень сделал паузу, – Чтобы ее разъярить.
– И чем все закончилось?
Самир покачал головой. Свет падал ему прямо на лицо, высвечивая лоб, очерчивая четкую линию носа.