– Я был молодым. А она была очень красива, изысканна, из очень богатой британской индийской семьи. Она ослепила меня… – Самир ссыпал остаток имбиря в маленькую миску и мелко порубил несколько зубчиков чеснока: – Тебя не смутит много чеснока?
Я рассмеялась:
– Можешь добавить хоть всю головку, я не против.
Лицо парня озарил прекрасная, солнечная улыбка:
– Я так и знал, ты мне сразу понравилась.
Покончив с морковью, я принялась очищать луковицу.
– Так ты был ослеплен, и что дальше…?
– Ты действительно хочешь услышать эту историю прямо сейчас?
На полном серьезе я ответила:
– Да. Прежде чем я окончательно потеряю из-за тебя голову и уже ничего не смогу изменить.
– Ее не стоит принимать во внимание. Поверь мне.
– Я сама решу, стоит или не стоит, – положив луковицу на разделочную доску, я отрезала хвостики. – Как нарезать – мелко или крупно?
– Крупно, – Самир остановил на мне спокойный взгляд: – Так что, не рассказывать?
– Ты провел потом за чтением целый год, чтобы залечить свое разбитое сердце. Должно быть, эта история сильно ранила тебя. Если так, то не стоит ее ворошить.
– Разумно, – кивнул Самир. Выложив мясо на тарелку горкой, он все же сказал: – Она полюбила не меня, а ту книгу, что я написал. Или просто хотела, чтобы рядом с ней был молодой и подающий надежды индийский писатель. Я хорошо смотрелся рядом с ней.
– Ты будешь хорошо смотреться рядом с любой женщиной, – я отправила в рот еще одно колечко моркови. – Ты – Бог среди мужчин.
Губы Самира изогнулись; на меня нацелился нож:
– То-то же! – он мотнул головой, и на скулу опять упала прядь волос. – И тем не менее… Две следующие книги с треском провалились, и она утратила ко мне интерес, – влив масло в тяжелую сковороду, Самир добавил: – Она не то, чтобы разбила мне сердце. Я, скорее, был унижен… Как бы там ни было, но под конец уже никакой любви не осталось.
– Мне жаль, – пробормотала я.
– Но если бы этого не произошло, я бы не оказался здесь, и мы бы не встретились, – наклонился надо мною Самир. – А мне даже представить такое больно.
Я приподняла подбородок, и наши губы встретились. Поцелуй был сладостным, крепким и долгим.
– Мне тоже…
Все еще нависая надо мной, Самир поинтересовался:
– Ну что, тебе легче от этого стало?
– Да.
– Ну и хорошо, – улыбнулся он.
От чайника на плите начал исходить будоражащий аромат. Самир приподнял крышку, понюхал, помешал и снял его с конфорки. Я с любопытством следила за ним, пытаясь определить пряности. И, когда Самир перехватил мой взгляд, усмехнулась. Столь же ловко добавив в чайник чай, он кинул взгляд на настенные часы.
А потом, как танцор, напевая себе под нос, выложил на сковороду имбирь и лук и перемешал; добавил чеснок, мгновенно пропитавший своим запахом воздух, курицу и горстку замороженного зеленого горошка. И, сжав губы, стал мешать, мешать, мешать… И, продолжая за ним наблюдать, я вдруг ощутила одновременно и благодарность, и ужас. Что же я наделала, позволив себе влюбиться? А я действительно влюбилась! Влюбилась в его красоту, в его веселый, жизнерадостный характер, в его сексуальные босые ступни, находчивый ум и то, как он занимался со мною любовью, а теперь стряпней.
– Я забыл лаймы! – вскричал Самир. – Они в миске, вон там! Порежь пару на четвертушки. И еще надо влить в чай чашку молока.
Я выполнила все его инструкции. И застыла, как завороженная – глядя, как Самир разливал масалу по кружкам.
– Секретный рецепт…
Один лишь аромат этого чая был настолько соблазнительным, что мог вскружить голову. А на вкус он оказался острым, жгучим, перченым и… очень сладким.
– Вау! – воскликнула я.
– Я знал, что тебе понравится, – Самир отпил глоток и, повернувшись к сковороде, наложил на тарелки высокой горкой рис, подогретый в микроволновке, и курицу с горошком. А в последнюю секунду обильно присыпал кушанье свежим кориандром и сдобрил дольками лайма. Мы оба были такие голодные, что накинулись на еду, как маленькие котята, полностью сосредоточившись на поглощении пищи. Я даже стала помахивать ногой. Наконец, я встала, чтобы перевести дух.
– Самир, это было так вкусно!
– Нужно поддерживать тебя в тонусе. Силенки тебе еще потребуются.
Я ухмыльнулась.
Самир поковырял вилкой мясо, а потом вскинул на меня глаза:
– Я все думаю о наших бабушках, любивших друг друга столько лет. О том, что это значило для них.
– Понимаю. Угораздило их родиться под несчастливой звездой. Это ведь не сословные различия. И не разные культурные традиции. В то время однополая любовь полностью отрицалась обществом. И считалась недопустимой, – сказала я. – А как отреагирует твой отец, если узнает об этом?
– Не знаю, – покачал головой Самир. – Пожалуй, нам лучше об этом помалкивать.
– Ладно, – кивнула я, слегка нахмурившись: – Думаю, благоразумнее дождаться ответов на наши вопросы… Посмотреть, что нам удастся выяснить.
– А если вообще не рассказывать об этом никому?
– Никогда? Но мне так грустно от того, что их историю больше никто не узнает. Мне кажется, что это часть того, что хотела мне открыть мама.
– Возможно, но почему? – Руки Самира все еще лежали на столе. Одна из них сжалась в кулак. – Почему она хотела, чтобы ты узнала именно это?
– Не знаю, – накрыла я его кулак своей ладонью. – Пока не знаю…
Теперь уже Самир, разжав кулак, накрыл мою руку ладонью:
– Я просто не хочу причинять отцу боль. И другим людям тоже. Тем, кто любил мою бабушку и не смог бы ее понять.
– Обещаю тебе: это решение мы примем вместе. Но прежде, чем что-либо решать, давай сначала попытаемся воссоздать всю картину.
– Давай. А пока – никому ни слова. Даже Пави.
– Никому ни слова! – поклялась я. – Это будет наша с тобой тайна.
Я поднялась, чтобы отнести тарелки в мойку, а на обратном пути Самир обхватил меня за талию и зажал между коленками. Его большие руки пробежались по моим бедрам, затем залезли под футболку и заскользили по телу.
– Пусть и это будет нашей тайной, – сказал Самир, и по его упрямо сжатому рту я поняла: он имел в виду нашу связь.
– Но почему? – сжала я его плечи руками. – Ты что – стыдишься?
– О, Боже! Нет, конечно. Как тебе такое взбрело в голову?
– Не знаю. Я старше тебя. Детектив вчера не преминул съязвить по этому поводу.
Губы Самира медленно изогнулись в сексуальной, понимающей ухмылке. Его руки взметнулись выше, по моей спине, а затем начали неторопливо спускаться обратно.
– Он подумал, что мы в отношениях?
– Да, – наклонилась я ближе. – И упомянул о разнице в возрасте. А из этого следует, что я выгляжу на свой возраст, и наша разница бросается в глаза.
– Это не я, это ты стыдишься. Меня это вообще не волнует, – ладони Самира замерли на моей талии. – Когда я был еще мальчишкой, я выкрал фото наших бабушек – точно такое же, как теперь у тебя. И спрятал его в своей комнате, – сглотнув, Самир поднес руку к моим волосам. – Она была такая красивая! Как прекрасная богиня, явившаяся мне в грезах. И в тот день, когда я увидел тебя у Ребекки, я подумал, что грезил тобой.
Я прижалась лбом к его лбу:
– Я ничего не стыжусь.
Самир потерся носом о мой нос. И от этой нежности у меня подогнулись коленки.
– Хорошо.
Я закрыла глаза. Мне хотелось лишь одного – чтобы этот миг запечатлелся в моей памяти, и я смогла бы просматривать его, когда захочу. Я вдохнула аромат Самира, запах секса, обволакивавший нас и того нового чувства, что мы с ним породили.
– Послушай, – тихо проговорил Самир, поглаживая рукой мою шею. – Ты никогда не жила в такой маленькой деревушке, как эта. Сплетни бывают убийственными.
– Кому до нас есть дело?
Самир приподнял брови:
– Ты же не всерьез задаешь этот вопрос. Оливия, ты – графиня, наследница родового имени, которое веками было свято для сельчан. А я – простой кровельщик.
– Преподаватель, решивший заделаться кровельщиком. Писатель, ждущий появления своей новой книги.
– Нет, – возразил Самир с горячностью, неожиданной для меня. – Это не я. Вот, кто я, – обвел он рукою коттедж.
– Ладно, – сказала я, слегка уязвленная. – Мне наплевать, чем ты занимаешься. Правда, наплевать.
– А другим людям нет, – Самир провел тыльной стороной пальцев по моей щеке. – Они хотят, чтобы ты вышла замуж за лорда, человека, знающего правила игры и соблюдающего вековые традиции. Встретив которого на местном рынке, они могут потом бахвалиться годами.
– Я тебя услышала, – но мне это не понравилось. – Это нелепо. На дворе двадцать первый век!
– Может быть… В Америке…
От запаха Самира у меня опять закружилась голова. И я просунула пальцы под воротничок его рубашки, чтобы ощутить его голую кожу.
– По-моему, я хочу увидеть тебя снова голым, – прижавшись всем телом к Самиру, я наклонилась его поцеловать.
– Мне нравится эта идея…
Где-то посреди ночи я пробудилась от лунного света, лившегося в окно. Самир спал, прильнув грудью к моей спине и обвивая руками мою талию. Я очень-очень медленно перевернулась, чтобы полюбоваться его лицом. Лунный свет скользил по его макушке, изгибу его скулы, оголенному плечу.
Мне показалось невозможным и, вместе с тем, предопределенным мне судьбой то, что этот мужчина лежал со мной рядом. Чувство, что зародилось во мне и крепло с каждым часом, с каждой минутой, с каждым мгновением, было невероятно большим и глубоким. Я прежде никогда не испытывала ничего подобного. Это была не простая влюбленность. И не то, что можно было бы легко забыть, встань что-то или кто-то между нами. Но что я могла поделать?
Я тихо выскользнула из постели и двинулась по коридору к ванной. Лунный свет проливался также в задние окна маленькой второй спальни, на которую я раньше не обратила внимания из-за мрака, царившего в ней. А теперь луна высветила и письменный стол, и книжные шкафы, и листы неплотной бумаги, разбросанные на подоконнике. Ноутбук на столе был закрыт. А рядом с ним высилась аккуратная стопка бумаги.