Но, оторвав заднюю стенку гардероба, я ничего за ней не обнаружила. Приуныв, я закрыла дверь и лишь в тот момент услышала за окнами дождевую капель. «Пора возвращаться!» Я еще могла попросить кого-нибудь из строителей подвезти меня до деревни.
Размышляя над мамиными подсказками и своими потугами найти ответ на ее загадку, я пошагала по коридору. Внезапно из-за приоткрытой двери высунул голову кот.
– Мяу! – сказал он и отскочил от двери вглубь темной комнаты.
– Ах ты, проказник! Решил поиграть со мной в прятки?
Я толкнула дверь и… замерла. Меня обдало волной спертого воздуха. Настолько затхлого и вонючего, что я невольно попятилась и поспешила зажать нос рукой. Доски прогнившего пола местами были обуглены. Кот сиганул на край кровати – тоже обгоревшей. Грудь тисками сжала печаль. Время не пощадило и другие помещения в доме, и больше всего пострадал бальный зал. Но эта комната единственная выглядела по-настоящему жуткой и зловещей. Все еще не убирая от носа руки, я отступила назад: «Как такое возможно? Пожар в усадьбе случился давно, а запах стоит до сих пор…»
Внезапно я устрашилась тишины, воцарившейся в доме: строители закончили работы. Развернувшись, я помчалась опрометью по коридору, слетела с лестницы, пронеслась мимо комнат первого этажа и выскочила в заднюю дверь. Увы! Последний из рабочих грузовиков уже катился по склону холма к Сент-Айвзу.
«Тьфу ты!»
Я уже готова была позвонить Питеру, когда раздался автомобильный гудок. И я увидела Пави за рулем фургона. На пассажирском месте сидела ее мать.
– Подбросить до деревни? – спросила в открытое окошко Пави.
– Пожалуйста! – я бросилась под дождем к машине, забралась назад и присела на пол рядом с ящиком, полным спаржи. – Спасибо вам! Я уже собралась звонить Питеру.
– Питеру Дженкинсу? – уточнила Пави. – Хороший человек. Ты его помнишь, ма?
– Конечно, – кивнула миссис Малакар. И больше не сказала ни слова.
Я достала из ящика горстку спаржи.
– Отборная! Что вы будете с ней делать?
– Еще не решила, – фургон подпрыгнул на очередной колдобине. – Графиня, вам нужно подлатать вашу дорогу!
– Она ужасная, правда? – вдохнув землистый аромат молодых зеленых побегов, я положила их обратно в ящик. «Пожалуй, надо отварить свою спаржу. С яйцами всмятку и тостами из хлеба, который я утром купила в булочной, получится объеденье!» – подумала я.
Но беседу надо было поддерживать, и я спросила:
– Как вы долетели, миссис Малакар? Путешествие было приятным?
– Оно никогда не бывает особо приятным. Все, как всегда, – ответила та.
– От Мумбаи до Лондона, должно быть, добираться сутки?
Миссис Малакар помотала головой:
– Вовсе нет. Всего десять часов.
– А, ну да, – кивнула я. – Вы же летели в Лондон на запад, а не на восток, как я из Сан-Франциско.
В первый раз за весь разговор миссис Малакар обернулась и посмотрела на меня:
– Вы американка, леди Шоу?
– Пожалуйста, зовите меня Оливией! Да, я родилась в пригороде Сан-Франциско.
– Ваш акцент не похож на американский.
– Моя мама была англичанкой. Как выяснилось, – мой тон окрасило раздражение, и я испугалась, как бы это не сказалось на нашем и без того натянутом общении.
– Вашей матерью была Каролина Шоу, так ведь?
– Так. Вы ее знали? – подалась я вперед.
– Нет. Она уехала до то моего переезда сюда. Я всегда считала, что она была причастна к исчезновению несчастной Санви. Или что-то знала…
– Приехали! – весело провозгласила Пави, и я сообразив, что мы уже остановились перед рыбной лавкой.
Но не отреагировать на обвинение не смогла:
– Почему вы так думаете?
Миссис Малакар отвернулась, уставилась в лобовое стекло и лишь едва пожала плечами.
– Не обижайтесь, Оливия, – встряла Пави, – но мне нужно мчать дальше. Положить спаржу в холодную воду.
– Да, понимаю, – я вылезла из машины. Но перед тем, как закрыть дверцу, сказала: – Миссис Малакар, моя мама была не такой!
– Не такой? – ее большие, темные как ночное небо глаза встретились с моими: – Она что-то знала.
Пави покосилась на меня через плечо:
– Мне надо ехать, Лив.
– Прошу прощения, – кивнула я.
– Я позвоню вам позже, – сказала Пави, едва заметно качнув головой. Словно призывая не принимать всерьез слов ее матери.
Захлопнув дверцу, я проводила взглядом фургон. И почувствовала, что продрогла. «И снова в одиночестве…», – со странной тяжестью на душе я вернулась в съемную квартиру.
Дождь заканчиваться не собирался, и я, включив для компании радио, отварила спаржу, нарезала ломтиками свежий хлеб, приготовила тосты, и разбила поверх свежее яйцо. «Я готовлю для себя! – постаралась я себе внушить, чтобы не думать о том, что миссис Малакар лишила меня удовольствия готовить для Самира на его крошечной, но такой замечательной кухне. Приготовление пищи всегда являлось для меня языком «лингва франка». Способом выразить другому человеку свою любовь. Мне казалось, что только так я могла раскрыть ему всю глубину своих чувств.
А сейчас я сидела одна, в своем временном жилище, над приготовленным «для себя» кушаньем (а надо сказать, спаржа удалась на славу и пахла всеми лунами зимы, первыми весенними рассветами и дыханием пробудившейся земли), и представляла всех членов семьи Малакаров сидящими за общим ужином в небольшом зале над рестораном. «Интересно, кто его приготовил? Миссис Малакар? Или Пави захотела поразить и побаловать мать?»
Грудь еще сильней сдавило одиночество.
Глупо. Ведь я только недавно узнала этих людей!
В попытке взять себя в руки я задумалась над задачами, которые могла решить. В Калифорнии уже было позднее утро, и мне ничто не мешало связаться с нужными мне людьми и переговорить с ними.
Первым был адвокат, и он перезвонил мне через несколько минут. Я объяснила ситуацию с Грантом и необходимость как можно скорее уладить проблему. Судя по всему, адвокат не посчитал ее большой – Калифорния не являлась штатом с режимом общей собственности супругов. Но ему нужно было рассмотреть все варианты отклонения или прекращения дела.
– Если для вас важнее всего получить деньги за дом как можно быстрее, я попытаюсь найти общий язык или какие-либо точки соприкосновения интересов с вашим бывшим. Посмотрим. Возможно, получится найти решение, которое устроило бы вас обоих.
– Вряд ли, – вздохнула я. – Я уже пыталась.
Адвокат пообещал приложить все усилия, чтобы ускорить судебное разбирательство, но мне показалось, будто он сомневался, что все произойдет быстро. Между тем, деньги уже были размещены на условном депонировании, так что со стороны покупателя дома проволочек можно было не ожидать.
Закончив разговор, я снова погрузилась в размышление: «Быть может, он прав? И мне следует отстегнуть Гранту половину суммы от продажи дома в Менло-Парке.? Лишь бы от него отделаться!»
Я набрала маминого арт-дилера.
– Я тут решаю одну головоломку, – призналась я и рассказала ей о картинах, которые мама оставила в платяном шкафу (а в том, что это сделала мама, я не сомневалась).
– У вас есть идеи, почему она так поступила?
– Нет, – сказала Мадлен. – А чьи там копии?
– Моне, Констебла и еще одного художника, которого я не опознала. Я могу прислать вам фото.
– Присылайте. Может быть, я что-то выясню. А какие еще картины там были? Меня могло бы что-нибудь заинтересовать?
– Едва ли, – парировала я. – На этой неделе я встречаюсь с оценщиком… – ложь! – но если обнаружится что-нибудь интересное, вы будете первой, кого я поставлю об этом в известность.
– М-мм. Запомните, Оливия: американцы платят за европейских художников гораздо больше, чем сами европейцы.
– Запомню, – рассмеялась я и набрала воздух в легкие: – Кстати, а из маминых картин я могла бы что-либо продать?
– Пожалуй… А взглянуть на них сначала вы не желаете? Мы ведь именно этого ждали.
– Конечно, желаю. Только я не знаю, когда вернусь в район Залива. Здесь все так сложно и… дорого. Мне хотелось бы продать их, по возможности, быстрее.
– Опять бывший докучает?
– Да, не отстает…
– Вот гад! Да я бы на него всех собак за такое спустила!
Я не удержалась от злобного смешка:
– Мы с вами обе знаем, чего он стоит.
– Ладно. Я подумаю, что можно сделать. И поручу своей помощнице выслать вам по электронке цифровые копии картин. Хотя бы тех, что включены в наш каталог.
– Отличная идея! – Я помолчала. – Мадлен, а вы не знаете, над чем работала мама в последние месяцы перед кончиной? Она рисовала все время, но я не припомню, чтобы она мне показывала готовые работы.
Мадлен ответила не сразу, и это навело меня на мысль, что она солгала, когда сказала:
– Не имею ни малейшего представления.
Под стать графу, притворившемуся, будто он ничего не знал о маме, хотя, на самом деле, виделся с ней…
– Спасибо, Мадлен. Погляжу цифровые копии.
– Оливия! Мне хотелось бы призвать вас к осмотрительности. Пока вы горюете по матери, не стоит принимать важные решения. Как бы потом о них не пожалеть…
Я закатила глаза:
– Не принимать никаких важных решений – для меня сейчас непозволительная роскошь. Но все равно спасибо. Я постараюсь действовать обдуманно.
– А я поговорю с одним знакомым; он специализируется на делах, связанных с интеллектуальной собственностью и недвижимостью. Меня прямо зло разбирает из-за того, что Грант надумал прибрать к своим загребущим ручонкам деньги вашей матери.
– Спасибо.
День выдался долгим. Воздух был холодным и влажным. В такой вечер хорошо включить камин, принять горячую ванну и почитать хорошую книгу. Но поскольку книги Самира принесли мне с утра столько проблем, мне не хотелось за них браться. Впрочем, можно было найти что-нибудь подходящее в ридере…
Снизу донесся заливистый хохот. Какая-то девушка слишком сильно зашлась смехом. В это время дня рыбная лавка всегда была полна посетителей, но я впервые осознала, как много людей проживало в этой местности. Правда, впервые! Запах рыбы и жареной картошки – отнюдь не неприятный – поднимался вверх. Но через некоторое время и он мне надоел. Квартира была лучше номера в гостинице, но я бы все равно с радостью сменила ее – как змея, сбрасывающая кожу.