Я снова представила квартиру в гостевом доме – как я отделала бы ее, с каким удовольствием готовила на той чудесной плите AGA. А еще я могла бы повестить там на стенах мамины картины. Воображаемое видение начало обретать четкие формы: я бы выкрасила стены светло-оливковой краской и добавила бы акцентов в разных оттенках пурпурного цвета. В спальне поставила бы огромную кровать с роскошными простынями и большими пышными подушками. И, просыпаясь по утрам, любовалась бы видами на поля и холмы в отдалении.
«А может, съездить в Лондон? – подумалось мне. – Походить по магазинам. Отрешиться хотя бы на день от всего этого сумасшествия?»
Но в глубине души я понимала: о чем бы я ни мечтала, чем бы ни пыталась отвлечься, я все равно пыталась разгадать мамину головоломку, собрать все кусочки паззла воедино. Найти всему объяснение, имевшее смысл. Все мои мысли упорно устремлялись в одно русло.
Я взяла со стола ключ, данный мне графом. Ничем не примечательный. Размером чуть меньше стандартного ключа от дома. Новый, блестящий, словно мама специально изготовила его для меня. Что он открывал – этот ключ?
Самир прислал фотографии картин. А с ними коротенькое послание: «Мне очень жаль, что наши планы на сегодняшний вечер сорвались. Позвоню, когда освобожусь от семейных обязательств».
И я снова ощутила в груди пустоту. Каким-то образом Пави и Самир стали мне опорой в этом – пока еще все-таки очень чужом – мире. Без них меня с ним ничего не связывало…
«Сосредоточься!»
Открыв по очереди изображения, я расположила их на экране так, чтобы было удобно сравнивать. Увы, но в тематике картин единства не прослеживалось – там были и портреты, и пейзажи, и натюрморты. Я опять начала их перемещать. Наконец, они составились в радугу, и во мне вновь всколыхнулась ностальгия, сладостная и одновременно щемящая. Но никаких намеков на «горшочек с золотом» я не увидела.
Тогда я последовательно скопировала фотографии в гугловский поиск по картинке. По некоторым изображениям никаких соответствий не нашлось. Зато мне удалось выяснить авторство других. Несколько картин оказались работами английских художников: пейзажиста девятнадцатого века Джона Уорлтона Банни и портретиста шестнадцатого века Джозефа Хаймора, который также иллюстрировал роман Сэмюэля Ричардсона «Памела, или Вознагражденная добродетель».
«Фигуры не слишком крупные в истории живописи, но, возможно, мне удастся выручить за них что-то», – повеселев, подумала я.
Искать в поисковике портрет дяди я сначала не собиралась. Мне казалось маловероятным, чтобы он чего-то стоил. Но, в конце концов, я загрузила и его. Нажала на «Поиск» и, откинувшись на спинку стула, глотнула в ожидании чаю.
Поисковик выдал с дюжину соответствий. На одной из картин голландского мастера был изображен дворянин в костюме семнадцатого столетия; и его сходство с дядей меня поразило. Другая картина нашлась в портфолио давно умершего художника, писавшего английских дворян в Индии. Но она была создана задолго до отъезда дяди.
А вот все остальные картины были связаны с реальными историями из жизни Роджера Шоу, графа Розмерского. Я снова открыла в Википедии статью, которую уже читала. Пробежала глазами скудные данные. Дата рождения – 9 сентября 1939 года. Основные факты биографии: родился в Индии, иммигрировал в Англию после получения наследства матерью. Затем следовал краткий абзац об его исчезновении: «В 1977 году усадьба была всеми покинута и поныне пребывает в запустении».
Продолжив поиск, я нашла несколько упоминаний о Роджере в небольших газетах. Такого же плана, как и заметки о маме – светские колонки, танцевальные вечера, перерезание ленточек… В начале семидесятых дядя был в расцвете сил – очень красивый мужчина с чувственностью, явно унаследованной от матери, но с довольно суровым и жестким ртом.
Или просто я спроецировала на его образ все, что о нем слышала.
Я снова поглядела на дядин портрет, затем резко встала и прошла к коробке, которую вывезла из маминой комнаты. В ней лежали сотни фотографий, и мне потребовалось время, чтобы отыскать снимки Роджера. И первой я вытащила не ту фотографию, что уже видела. Эта была сделана в Англии. Я узнала дом на заднем плане. И, похоже, снимок был сделан во время пикника. Виолетта стояла рядом с высоким, худощавым мужчиной с изборожденным морщинами лицом. Судя по возрасту, он побывал на войне, а война любого состарит прежде времени. На коленях у Роджера – лет двадцати с небольшим – сидела его младшая сестра. Моя мама. Она выглядела так, словно готова была расплакаться. А Роджер широко улыбался в камеру. Фотограф запечатлел тот самый момент, когда муж Виолетты (он действительно был моим дедушкой; почему же я не чувствовала родственной связи?) подался к Каролине, словно хотел подхватить ее на руки. Девочка потянулась к нему. Или к Виолетте. А Роджер схватил ее за талию и не отпускал.
Я подавила тошноту. Вот откуда это зло в лесу! Все, кто знал Роджера, говорили мне, что он был жестоким, властным человеком. Неужели он обижал маму? Подвергал ее насилию? Физическому? Психологическому? Или – не дай Бог! – сексуальному?
Я снова просмотрела все фотографии. Разложила их по кучкам: Роджер; Виолетта в Индии; Виолетта в Англии; Каролина; Нандини. Постаралась не задерживать взгляд на снимках с обнаженной индианкой. Но сердце снова защемило от ее соблазнительной красоты и осознания того, что ее связывало с женщиной, которая сделала снимки. С Виолеттой.
Фотографий дедушки было мало. Он принадлежал к роду Шоу. Я забила его имя в поисковике Википедии, но опять нашла лишь пару скупых фактов. О том, что был женат на Виолетте, и умер в 2001 году, будучи в браке уже с другой.
Пальцы забегали по клавиатуре, подгоняемые ощущением, будто я что-то упускаю. Импульсивно я на миг остановилась, а затем забила в поисковике: «Санви Малакар».
Ничего… Никаких ссылок, только вопрос: «Может быть, вы искали Санджая Малакар?» Который в итоге оказался участником телешоу «Американский идол».
Разочарованная, я закрыла программу и снова начала рассматривать картины. На экране выстроились в ряд файлы JPEG. Я попробовала составить из фамилий и имен слова. Ничего…
Зажужжал мобильник. Я взяла его… нет! Схватила! И от собственной несдержанности пришла в замешательство, которое только усилилось, когда я прочитала сообщение от Самира: «Можно мне заехать по дороге домой?»
Все во мне закричало «Да!». Словно я не видела любимого тысяч лет. Но все же… я не могла забыть того взгляда, которым смерила меня его мать. Мне следовало быть честной перед собой. И признаться себе: мои чувства были задеты, уязвлены. Но вовсе не потому, что Самир не пригласил меня на семейный ужин.
Он старался скрыть наши отношения.
А это было и смешно, и нелепо. Встречаться украдкой? На пять минут? Это было не по мне…
Я еще раздумывала, что написать в ответ, когда раздался стук в дверь.
– Это я, Оливия.
Я открыла дверь. На пороге стоял Самир, выглядевший как десерт высотою в шесть футов: волосы приглажены, одет в белую рубашку в тонкую голубую полоску, расстегнутую у горла. В руках он держал коробку с едой, который вручил мне с кривою улыбкой:
– Пави прислала в знак примирения.
– Я уже поужинала.
– Я так и предполагал, – ухмыльнулся Самир; я слегка пожала плечами. – Что, моя мать повела себя так ужасно?
– Да! – не отступив от двери ни на шаг, я покосилась на коробку: – Что там?
– Чтобы это узнать, ты должна меня впустить.
– Должна? – переспросила я, но, к моему ужасу, в этом слое не прозвучало тех эмоций, которые я пыталась в него вложить.
Самир переступил порог.
– Радость моя! Мне так жаль, – он притянул меня к себе, и я не воспротивилась.
Моя оборонительные потуги иссякли, едва я уловила запах его кожи и… того, что лежало в коробке. От одного вида его солидной груди я утратила над собою контроль и зарылась лицом в крепкое плечо Самира:
– Она возненавидела меня с первого взгляда.
Самир поцеловал меня в лоб:
– Прости. Мать порою бывает несносной, – заскользив губами по моим волосам, он добавил: – А в коробке спаржа в кокосовом соусе. Пави сказала, что тебе понравится.
– В кокосовом? Правда? – я выскользнула из объятий Самира, как бы позволяя ему войти и закрыть дверь. А сама развернулась, чтобы достать вилку из ящичка буфета. Склонившись над столом, я открыла коробку и попробовала угощение: – М-мм. Какая вкуснятина!
Я различила семена черной горчицы, тмин, чеснок, чили, но тон всему задавал привкус спаржи – сильный и потрясающий.
– Твоя сестра… мастерица готовить.
– Да, она умеет удивлять, – Самир остался стоять там, где я его оставила. В дверях.
Но я не пригласила его войти. А, съев еще немножко спаржи, перевела на парня взгляд и полюбопытствовала:
– Как прошел семейный ужин?
– Хорошо. Мама чувствует себя гораздо лучше, чем в прошлом году. Жизнь в Индии идет ей на пользу.
– А сколько времени она пробудет здесь?
Самир приподнял плечо:
– Все лето.
Я посмотрела на угощение. И отставила его в сторону:
– Мне надо принять горячую ванну, почитать книгу и лечь спать пораньше.
Пару секунд Самир хранил молчание.
– С тобой все в порядке?
– Думаю, да. Просто день был ужасный. Твоя мать и Грант… и я не в состоянии разгадать мамину загадку… и вообще не понимаю, что мне со всем этим делать.
Не разводя сцепленных на груди рук, Самир наклонил ко мне голову:
– М-мм.
– Что это значит?
Самир быстро и уверенно взял мою руку и увлек через всю комнату к дивану, пахнувшему пылью и возрастом. Наши тела соприкоснулись – нога к ноге, бедро к бедру, а мое плечо оказалось прямо в его подмышке.
– Ты устала, – произнес Самир, поглаживая мою руку. – Позволь мне просто посидеть с тобой немного. А потом я уйду.
Закрыв глаза, я прижалась щекой к его груди:
– Только недолго.
– Хорошо, – он погладил меня по голове, нашел резинку, стягивавшую их в хвост, и сорвал ее. Пряди освобожденных волос упали мне на плечи. Пальцы Самира заскользили по ним с такой трогательной нежностью! – Мать не питает к тебе ненависти. Она боится, что я снова неудачно влюблюсь. Даже хотела мне сама подыскать новую жену. А я особо не спорил, пока не встретился с тобой, – голос Самира тихо рокотал над моим ухом, убаюкивая меня.