И вот мы с Самиром вошли в расположенное по нему здание. Нам пришлось миновать несколько контрольно-пропускных пунктов. Наконец, мы подошли к нужной двери. Я вставила ключ, который дал мне граф, и он сразу повернулся в замке.
Комната была загромождена коробками. В них мы обнаружили книги – все из библиотеки, в идеальном состоянии. Самир издал звук, в котором предвкушение смешалось с радостным смешком:
– Боже, это невероятно!
У стен и на полках были аккуратно расставлены картины – десятки картин, больших и маленьких.
– Тайник с золотом на конце радуги, – пробормотала я и отыскала последнюю мамину картину. В ней-то и было все дело.
Последняя мамина работа…
Картина оказалась массивной – такой же большой, как ее «Лес #5». Но изображен на ней был коттедж с ее ранних работ – домик на лесной поляне. Свет был мягким, рассветным. Со всех сторон его окружали звери и птицы, и все они смотрели в окно – белки и лисы, совы и три маленьких черно-белых котенка с пушистой шерсткой. А в окне, осиянном золотистыми бликами, виднелась мама с ребенком в кресле-качалке. Моя мама и я!
– Ты была ее отрадой, – положил мне на плечо руку Самир.
– Видишь, каким прекрасным человеком она была? – моя рука прижалась к сердцу.
– Вижу.
Неожиданно я рассмеялась:
– Она затеяла всю эту охоту за сокровищами для того, чтобы я чем-то занялась, а не расквасилась после ее кончины! Мама предвидела, что я могу впасть в депрессию, и указала мне место, где ее найти.
– Это удивительная история, – сказал Самир.
– Еще одна глава в истории графов и графинь Розмерских, – я огляделась по сторонам. – Даже если ни одна из этих картин не дотягивает уровнем до Моне или Констебла, их тут предостаточно, чтобы продолжить реконструкцию усадьбы.
Я вспомнила ущерб от пожара, полностью уничтожившего две комнаты. Кухня чудесным образом устояла перед огнем, но кабинет и спальня Роджера выгорели. Но следов поджога не нашлось. Ни одного! Главный пожарный сказал, что в старых домах иногда случаются беспричинные пожары. И мне подумалось, что усадьба сама таким образом очистилась от былого зла. Хотя бы на некоторое время. И мамин голос меня не одернул: «Нет!» Может быть, моя догадка была верна?
– Значит, ты не собираешься продавать Розмер графу Марсвику и улетать в Сен-Тропе?
– Нет, – повернулась я к Самиру. – Я погрязла в размышлениях об этом, а ответ лежал на поверхности. Моя стезя – еда и рестораны. Фермеры хотят производить натуральную продукцию, мы можем поставлять ее как на рынок, так и в ресторан, популярный в округе. Возможно, даже переделаем несколько комнат в гостиничные номера для гостей, приезжающих с ночлегом.
– Мне нравится эта идея.
– Но ты должен понимать: раз моя мама уехала в Англию уже беременной, значит, я старше, чем думала. Возможно, я уже не могу иметь детей.
– Оливия, – Самир обхватил руками – своими длинными, красивыми руками – мое лицо. – В мире столько сирот нуждаются в родительской любви.
Мое сердце подпрыгнуло:
– Ты готов усыновить ребенка?
– Да.
Я представила себе деревянный стол в большой кухне и сидящую за ним семью. Мою семью – полноценную, с детьми! В ожившем усадебном доме, на процветающей земле.
– А двенадцать потянем?
Самир рассмеялся:
– Давай начнем с собаки.
– У нас будет два кота и собака.
– Они поладят.
– Значит, решено?
Рот Самира изогнулся широкой, благодушной, довольной улыбке:
– А что, кто-то сомневался?
И пока он целовал меня среди сокровищ, привезенных в этот «тайник» мамой, я почувствовала ее дух. Мама сидела в комнате, курила и радостно посмеивалась. А еще я почувствовала Виолетту и Нандини, слившихся в конце концов в нас, в крови Самира и моей.
– Давай будем счастливы, – сказал мой любимый.
Ради них, ради себя.
– Да! – ответила я.