Например, английская рукопись XIV века Жития святых, латинские тексты. Но на полях сценка, никак не связанная ни с конкретным житием, ни с латынью. То ли группа паломников, то ли еще кто. Вернее, взрослый мужчина и дети, то есть семья. Мы не знаем, кто они такие. Они бредут по дороге. Есть отец. Есть мальчики, сыновья, видимо, которые вокруг него, спереди и сзади. Есть совсем маленький ребенок, сидящий на плечах. И они переговариваются друг с другом на среднеанглийском. О чем? Мальчишки жалуются на то, что им жарко, на то, что им холодно. На то, что они несут груз, который слишком тяжел для их лет. Причем одни говорят, что я несу самый тяжелый груз. Другие – нет, я. И только маленький ребенок, сидящий на плечах, не говорит ничего внятного. Он говорит: «Уа, уа». И это на среднеанглийском подписано у него рядом с устами.
Комикс вышел ровно из этого.
Например, на русских иконах есть клейма, в которых рассказ, маленькие такие прямоугольнички, квадратики, в которых рассказываются разные эпизоды из жития святого. История делится на маленькие эпизоды.
А есть настоящий политический памфлет конца XVII века. О чем? О том, как проклятые паписты, или, как говорили на Руси в XVII веке, папежники, то есть католики, замыслили чудовищно дьявольский заговор против английского короля Карла II и собираются его изничтожить. А есть эпизоды этого дьявольского заговора. И здесь поэтический, иногда, может быть, прозаический текст. И вот маленькие реплики, в отличие от средневековых изображений, здесь исходят от уст или иногда они парят просто рядом с персонажем. Это словно речь, как дыхание. И помещены они не на формы, подражающие свитку, то есть тексту, книге, а на такие совершенно условные гусеничнообразные штуки. Вот, предположим, один проклятый заговорщик, католик, переодевшись нищим, подходит к дому женщины. И говорит ей: «Подайте что-нибудь бедному». Она ему отвечает: «Пошел прочь и повесься». Но это уже, естественно, просто даже не предыстория комикса, а его ранняя форма.
Насколько я помню, приема, который бы специально отделял слова произнесенные от мысли, вроде бы, не существовало. Но статус этих текстов, которые пишутся на свитках или на такого рода формах, совершенно разный. Это могли быть действительно слова. Это могли быть какие-то цитаты из Писания, которые были приписаны тому или иному персонажу. Могло быть что угодно. И еще любопытно, что очень часто в изображения встраивались слова, которые подписывали, как на схеме или на инфографике, предметы. Это уже не реплики. Предположим, у нас есть какого-нибудь XII века библейская сцена. И там будет подписано над царем Саулом: «Рекс Саул». Над царем Давидом – царь Давид. Над лошадью, с которой упал мятежник Авессалом, – лошадь Авессалома. Над мечом – меч.
И оказывается, что изображение говорит со зрителем еще просто на уровне подписей предметов, помогая их идентифицировать и подчеркивая, на что следует обратить особое внимание.
Но эта вся штука была сделана для развлечения публики и еще донести информацию?
Нет, это вообще не развлечение публики. Вот конкретно это – политическая пропаганда самой чистой воды.
В этом смысле мир, может быть, потребовал какого-то упрощения. Когда появились комиксы, чтоб не читать большие тексты, ты видишь картинку. Дальше небольшую подпись. Все понятно. Зачем пятьсот страниц?
Да. Очень здорово. Это такой восторг, когда ты вдруг находишь в древности что-то, что ты считал современным, только что придуманным. А может быть, тобой придуманным.
Существовала ли цветная готика?
Мы ценим и любим архитектуру и скульптуру Средних веков за их монументальность и суровую красоту камня, с помощью которого великие мастера без помощи цвета достигали такой выразительности. Но оказывается, что не совсем так выглядели здания и статуи в свое время.
Действительно, так. Иногда то, что мы принимаем за привычное, а привычное за единственно возможное, преподносит нам немалые сюрпризы. С искусством и античности, и Средневековья это происходит довольно регулярно. Вот если, например, мы отправимся во Францию, в небольшой город Конк, который находится на юго-западе страны, то мы увидим там большую монастырскую церковь, построенную в романскую эпоху. А на ее западном фасаде огромный, переполненный фигурами, портал с изображением Страшного суда. Нет времени подробно рассказывать, что там. Само собой, там есть Христос-судья, там есть дьявол, как повелитель преисподней. Там есть святые, выстроившиеся в ряды. И вглядываясь в это сонмище фигур, мы иногда, особенно если зритель не подкован в средневековом искусстве, можем воспринимать его не как сонмище, а как месиво. Поскольку вычленить отдельных персонажей из сюжетов довольно сложно. Действительно, средневековое искусство, архитектура и скульптура, правильно воспринимается, как такое царство голого камня, как царство форм, света и тени. Оказывается, историки знали об этом еще в XIX веке, но особенно внимательно стали писать недавно, что средневековые здания были очень часто раскрашены, покрашены были стены внутри. Причем, даже если там была каменная кладка, могли покрыть стены краской одного цвета или другого и по ней написать прямоугольники камней.
Для меня это было шоком. Я был два раза в Шартрском соборе. Первый раз я был году в 1989. И на меня это произвело потрясающее впечатление…
А потом его перекрасили.
А потом я увидел реставрацию. Что же за безобразие?
Да-да.
Куда вся эта красота, вся эта готика делась?
Об этом спорили. Это был даже не то что скандал, но точно повод для обсуждения. Когда его сделали светлым, а не темным, куда исчезли величие и тайна?
И когда попытались, в Шартре это было не так заметно, вернуть действительно цвет. Потому что это история следующая. Вынесем за скобку стены, кирпичи и камни, возьмем что-то более значимое. Например, скульптуру, которая перед нами обычно предстает без всяких цветов. Но когда историки начинают реставрировать эти огромные порталы, вглядываясь в камень, часто под микроскопом, то они обнаруживают нечто подобное тому, что можно увидеть здесь. Отвратительный демон. Отвратительный демон номер два. Несчастный грешник. Но на лице грешника и на фоне за ним видно, что там были цвета.
В углублениях остаются.
В углублениях остаются цвета. В нишах, в маленьких трещинках. А где-то они видны невооруженным глазом. А дальше происходит вот что. Обобщая здесь красный, здесь такой-то, здесь сякой-то цвет, историки пытаются реконструировать, как этот образ выглядел целиком. И естественно, никто не будет сейчас перекрашивать огромные скульптурные пространства, оставшиеся от XII или XIII века. Но можно благодаря новым технологиям сделать что-то подобное.
Реконструировать тот же самый портал уже без голого камня, трещинок и всего остального. Освещенный с помощью современных технологий, где каждая деталь получает собственный цвет. Естественно, это можно делать только в сумерках, в темноте. И организуются в немалом количестве во французских храмах такие вечерние светошоу. И собравшиеся могут увидеть, конечно, не первозданные цвета, но ощутить эффект от многоцветья средневековой скульптуры, которая сейчас для нас совершенно утрачена. И мы видим синие одеяния, глубокие синие одеяния Христа, отвратительных зеленых бесов, сатану и все остальное. На самом деле вся эта многоцветная история не лежит в поле чего-то, о чем мы можем только гадать. Потому что все-таки от Средневековья сохранилось какое-то количество скульптурных памятников, где цвета все еще видны. И не в виде крошечных граммов пигмента в углублениях, а в виде действительно лиц с румянцем, глаз с прописанными зрачками, с кожей, которая похожа по цвету на кожу, одеяниями, которые похожи по цвету на одеяния.
Деревянная скульптура еще, наверное, может быть, даже лучше сохранилась. Может быть, потому, что она хранилась в помещении, в отличие от каменной, которая снаружи.
Конечно, где нет дождя, где нет ветра. Даже в каменной монументальной скульптуре, обращенной, например, если это собор, наружу, в сторону прихожан, и подвергающейся дождю, ветру и всем прочим природным явлениям, такие примеры тоже есть. Если опять из Франции переехать в Швейцарию, в город Лозанну, там есть собор Нотр-Дам. И в этом соборе есть расписной портал Монфалькон XIII века, а также росписи и статуи на южной стене нефа. Фигуры апостолов Петра, Павла, Иоанна Богослова. И их лица сохранили до сих пор средневековый, уже не столь свежий, румянец, который порой приходится реконструировать.
А вот в Шартрском соборе есть такой знаменитый королевский портал с западной стороны. В центре Христос-судья, Христов Вседержитель в окружении символов евангелистов. Никакого цвета там уже нет. Но во время реставрации обнаружилось, что у орла, который олицетворяет евангелиста Иоанна, в крыле есть немножко пигмента. И на основе таких точечных историй можно уже пытаться реконструировать, что было. И на самом деле для тех, кто занимался еще в XIX веке средневековым искусством, все это, конечно, совершенно не было в новинку. Всегда в истории реставрации, не только, конечно, средневековой, есть тонкий баланс между восстановить, как было, насколько мы знаем, а знаем обычно не совершенно. И восстановить, как могло бы быть или как должно было быть. Был такой действительно великий реставратор, историк искусства, архитектуры, Эжен Виолле-ле-Дюк, восстановитель собора Парижской Богоматери.
В частности, он внутри этого собора руководил росписью ограды хора со множеством рельефов по библейским сюжетам, евангельским прежде всего. И ей вернули в XIX еще веке цвета, которые, как предполагалось, она имела в Средневековье. «Тайная вечеря» – золотой фон. Довольно темнолицые апостолы и Христос. Яркие одежды. И как на это реагировать? Еще в XIX веке для части образованной публики все это представлялось в высшей степени безобразием. Потому что есть та же поэтика камня, есть представление о Средневековье, как пространстве аскетичного, противоположного всевозможным Ренессансу и Барокко визуального мира. А что это? Что это за кричащие цвета? Что это за кич? Ну это слово не использовалось, но по смыслу речь шла ровно об этом.