Да, кстати, изображена знаменитая натурщица во ВХУТЕМАСе Станислава Осипович. Ее все писали, она была одной из главных. Она такая была массивная, красивая женщина.
Фалька не особенно интересует характер человека, вообще-то говоря. Ему важна живопись прежде всего.
В 1928 году Фальк уезжает в Париж. Были такие моменты, когда некоторые художники ехали в Париж в командировку. Не знаю точно, как это происходило, но мне кажется, что это был какой-то способ спастись. И власть этому способствовала в лице Штеренберга, Луначарского, может быть. Давали художникам командировку, они уезжали.
И возвращались при этом?
Некоторые возвращались, некоторые нет. Фальк вернулся. Но его командировка длилась 10 лет. Он на десять лет уехал в Париж.
Оплаченная при этом?
Нет, она, конечно, не была оплачена. Его жизнь в Париже была очень трудной. Он пробивался в России, он все-таки был известен, а в Париже неизвестен совсем. Это были трудные годы, потому что он зарабатывал продажей картин. Ему приходилось бороться, конкуренция была, конечно, гигантская. Тем более на фоне французской живописи. Французы его не понимали совсем сначала. Постепенно что-то он завоевывал. Он стал продавать понемногу картины, но это все равно было не очень все удачно. Он познакомился с Амбруазом Волларом[41]. И вот он пишет какие-то трагические, грустные, безысходные работы.
И он, конечно, был потрясающим певцом Парижа. Никто так хорошо Париж из русских не изобразил, как Фальк. Он уловил этот серебристый парижский колорит, который пришелся прямо в его живопись. Вот они сошлись – Париж и живопись Фалька. И он пишет такие чудные совершенно парижские пейзажи, замечательные.
Войну он провел в эвакуации в Средней Азии. А вот после войны новый какой-то всплеск его живописного таланта. Он женится, последний его брак с Ангелиной Щекин-Кротовой. Ее портрет 1947 года «Женщина в белой шали». Один из лучших женских портретов Фалька. Проникнут какой-то поэзией, необыкновенной нежностью, и в то же время живопись в духе Рембрандта.
Его автопортрет 1957 года отражает пройденный трагический жизненный опыт. В послевоенной жизни Фальк был изгоем абсолютно. Его отовсюду изгнали, никуда не пускали. И он жил в своей мастерской, в замечательном доме на набережной Москвы-реки. И эта мастерская была таким центром притяжения для художественной интеллигенции. Туда приходили разные люди смотреть его картины. Но это было все неофициально, конечно.
Понятно, что ему было трудно в Париже, но как он жил здесь. И вообще, почему он вернулся? Очевидно, потому что там было трудно. Но здесь кому он был нужен с этим со всем?
Да, здесь еще трудней было на самом-то деле, когда он вернулся. Ну такова была жизнь в это время. Так что он прошел все эти трудные этапы российской действительности. Слава Богу, он не пострадал, и в лагерь не попал, не был арестован. Но все равно все это на нем отразилось, тяготы этой жизни. Вот поставьте рядом автопортреты Тициана и Рембрандта, Фальк рядом с ними смотрится абсолютно, так сказать, самостоятельно.
А эта красная шапочка еще относит нас куда-то к папству.
Да.
ВХУТЕМАС
Еще один пример сослагательного наклонения. Каким было бы современное российское искусство, архитектура, промышленный дизайн, да и вообще весь мир вокруг нас, если бы ВХУТЕМАС прожил не семь лет, а столько, сколько ему захотелось бы?
ВХУТЕМАС – это высшие художественно-технические мастерские. В 1920-е годы страшно любили сокращения, аббревиатуры. Теперь их только специалисты понимают. В отличие от ВХУТЕМАСа. ВХУТЕМАС стал именем собственным. Когда вы слышите ВХУТЕМАС, даже не какая-то расшифровка, а целый образ необъятный встает перед вами. Хотя он возник, конечно, не на пустом месте. Он был основан из двух ГСХМ – Государственные свободные художественные мастерские, которые, в свою очередь, возникли в 1918 году на основе Училища живописи, ваяния и зодчества, с одной стороны, и с другой – Строгановского училища.
Эти два училища стали основой ВХУТЕМАСа. Хотя ВХУТЕМАС возник в 1920 году. Это великая структура художественная. Он просуществовал до 1926 года. В 1927 году его переименовали во ВХУТЕИН. То есть уже был Высший художественно-технический институт. И до 1930 года институт просуществовал. Но в 1930 году он уже был подвержен совершенно страшной критике, то есть его критиковать начали уже задолго до закрытия, но закрыть никак не могли. И когда все-таки его закрыли, с последствиями ВХУТЕМАСа боролась советская власть еще не одно десятилетие и так и не победила его.
Сила художественных традиций ВХУТЕМАСа была настолько сильна, что никакая власть не могла их побороть.
Но суть претензий – формализм, буржуазность.
Да, формализм, буржуазность, все, что угодно, несоответствие образу советского человека и так далее. Нужно было другое искусство. Но все равно ВХУТЕМАСовское искусство существовало. Художники, которые преподавали во ВХУТЕМАСе, Кончаловский, Машков, они остались преподавателями и после его закрытия, перешли в другие вузы. А преподавать-то они по-прежнему преподавали бубнововалетские традиции, сезаннистские традиции, вхутемасовские какие-то идеи.
Кончаловский каким-то образом, чудом сохранил в себе это. А Машков все-таки стал сереть.
Машков стал сереть, это верно. Но все равно, рука-то это не забывает. Кисть все равно это все держит. И они научили еще огромное поколение художников, которые им соответствовали и это все несли дальше. Так что в наше время до сих пор жива традиция ВХУТЕМАСа.
В чем особенность системы преподавания? Какая-то программа определенная? Подходы?
Программа, конечно, была у них совершенно уникальная. Уникальность была в том, что преподавались самые разные дисциплины, от чисто художественных – живопись, скульптура, графика – до таких утилитарных как бы предметов, например, был деревообрабатывающий, металлообрабатывающий, керамический факультеты и прочее, прочее, прочее.
И какого авангардиста вы не назовите, они все там преподавали. Мало того, что преподавали, у них у всех были свои мастерские. Например, мастерская рисунка Александра Шевченко[42], мастерская Фалька, мастерская Родченко. И все это было свободно, никто никаких идеологических направлений не давал.
Единственный художник, которого там не было, – это Малевич. Он никогда не преподавал во ВХУТЕМАС. Ну потому что его жизнь сложилась так, что он в это время был в Ленинграде.
Уникальность еще в массовости. Вот дают студентам задачу, объем. И они все на эту тему должны сделать некие абстрактные композиции.
Там были еще какие-то программы, которые состояли из четырех подпунктов.
Да – цвет, объем, пространство, графика. Вот, например, какие задания давали. Казалось бы, просто. Куб. Шар. Треугольник. Пирамида. А ведь за этим стоит современное искусство. Потому что, например, Сезанн говорил, что искусство начинается с куба, шара и треугольника. Так что это, в общем, основа всего. И эта огромная структура, где преподавали не только художники. Павел Флоренский[43] преподавал. Там давали уровень высочайшей образованности. А шли туда учиться простые ребята.
А куда они потом шли? Ведь раньше не было же, наверное, такого понятия, как «художник для промышленности», то, что сейчас называется «дизайн»?
Как раз промышленность-то была. Там было производственное искусство. Это было одно из важных направлений работы ВХУТЕМАСа.
И они потом шли на какие-то производства?
В общем, да, не все, конечно, и не всегда это удавалось им, но кто-то шел. И там были две тенденции. Одна – производственники, то есть те, которые отрицали живопись, скульптуру, графику. А искусство должно служить производству. А другая группа – это художники старой школы, станковисты. И был между ними конфликт, который, кстати говоря, примирил Владимир Андреевич Фаворский. Он с 1923 по 1926 год – ректор ВХУТЕМАСа. Он вообще был очень гармоничный человек. При нем было самое лучшее время ВХУТЕМАСа. Лев Бруни там работал.
Они все горели каким-то пламенем нового искусства. И на самом деле они сгорели. Это поколение художников, которое закончило ВХУТЕМАС в 1920-е годы, в 1930-е оказалось не у дел. Они были не нужны. Это страшно талантливые люди. Их много было. Но на них пришлись и сталинский террор, и война Вторая мировая, и голод, и холод. Это поколение утраченных каких-то художников. Мало что сохранилось от них. Это очень печальная история.
У них были прекрасные выставки. Они не скучно жили. Они делали живые картины, инсценировали мировую живопись.
ВХУТЕМАС еще недооценен, конечно. Его нужно еще исследовать, учиться тому глубокому уровню, какому-то тонкому уровню преподавания, который был там.
Георгий Кастаки
В Москве в Музее Зверева проходила выставка «Выбор Кастаки». Вопросов тысячи, конечно, лучше начать с истории самого советского грека.
Георгий Дионисович Кастаки сделал очень много для русской культуры. В первую очередь, конечно, для русского авангарда. Если бы не Кастаки, я не знаю, насколько был бы известен в мире русский авангард. Он был одним из первых, кто стал его собирать. Хотя начинал он не с авангарда. В нем была страсть коллекционера, конечно. В детстве он собирал этикетки какие-то спичечные, еще что-то, это в детстве многие собирают.
Он был абсолютно советским человеком. Просто с греческой фамилией и греческим именем.
Он был из греческой семьи, но был советским человеком. Работал в посольстве.
Шоферил он, по-моему, да?
Шоферил, да. Это у них была семейная такая профессия. Его брат тоже был шофером. И начинал он серьезно коллекционировать искусство с малых голландцев. Тогда можно было малых голландцев покупать в магазинах комиссионных. Как, впрочем, и авангард тоже.