– Не спрашивайте, – быстро произнесла Мелани. – Я не художник. Я дизайнер, и притом довольно посредственный.
– Только потому, что боишься запачкаться.
Мелани склонила голову, не выразив согласия, но и не опровергнув замечание.
– Мне пора. Передай привет дяде Филиппу. Не хочу беспокоить его.
– Останься на ланч, Мелли. Мы не видели тебя два месяца.
– В другой раз. – Она плавно поднялась, видно, ей с детства привили манеру держать себя: грациозно вставать, ходить или даже просто сидеть. На Адама пахнуло ароматом «Шанели».
Он тоже вскочил.
– Увидимся в выходные на вечеринке. – Улыбнувшись, Мелани протянула ему руку. – Вы ведь тоже придете?
– С удовольствием.
– Замечательно. – Щелчком открыв сумку, она достала кожаные перчатки. – В девять, Кирби. Не забудь. А, да… – На пути к двери она обернулась. – Приглашения отсылались до того, как… Кирби, Стюарт там тоже будет.
– Я не возьму пистолет. – Кирби засмеялась, но смех получился натянутым и принужденным. – Ты выглядишь так, словно испачкала икрой платье от Сен-Лорана. Не волнуйся. – Она замолчала, и ее взгляд стал холодным. – Обещаю.
– Ну… если ты уверена, – нахмурилась Мелани, она считала непозволительным обсуждать подобные вещи в присутствии гостя, – что не будешь чувствовать себя не в своей тарелке…
– Испытывать дискомфорт буду точно не я.
– Тогда в субботу. – Мелани в последний раз одарила Адама улыбкой и вышла из комнаты.
– Красивая женщина, – заметил он, вернувшись к столу.
– Да, необыкновенно красивая, – согласилась Кирби. В ее словах не прозвучало и намека на зависть или злость.
– Как двум таким невероятно привлекательным женщинам удается оставаться подругами?
– Мы не пытаемся изменить друг друга. – Она взяла кусок дерева и принялась перекатывать его в пальцах. – Я стараюсь не замечать недостатки Мелани, а она, в ответ, не замечает мои. – Она заметила в его руках бумагу и карандаш и удивленно выгнула бровь. – Это зачем?
– Сделаю несколько набросков. Какие у тебя недостатки?
– Всех не перечислишь. – Кирби снова положила древесину и откинулась на спинку.
– А что с достоинствами?
– Их десятки. – Пришло время проверить Адама, найти, наконец, рычажок. – Дружелюбие, – начала она беззаботно. – Честность. Иногда – терпение.
– Иногда?
– Не хотела бы я быть совершенством. – Кирби облизнула губы. – Я великолепна в постели.
Пристальный взгляд Адама сосредоточился на ее мягкой улыбке. Что за игру она затеяла?
– Не сомневаюсь.
Рассмеявшись, она подалась вперед, положив подбородок на сложенные чашечкой руки.
– Вас не так-то просто смутить, Адам, поэтому мне хочется приложить еще большие усилия.
– Вы не смутите меня тем, что я и так уже понял. Кто такой Стюарт?
Кирби напряглась. Она бросила Адаму вызов и теперь должна была ответить на его.
– Бывший жених, – равнодушно произнесла она. – Стюарт Хиллер.
Адам невозмутимо продолжал делать наброски.
– Тот самый Хиллер, что управляет галереей «Меррик»?
– Да, тот самый. – В ее голосе послышалось напряжение.
На мгновение Адаму захотелось оставить Кирби, предать ее одиночеству и гневу. Но работа была на первом месте.
– Я слышал о нем, – продолжал Адам. – Хотел посетить его галерею. Она где-то в двадцати милях отсюда?
Кирби побледнела, поразив Адама, но, когда снова заговорила, голос ее был спокоен.
– Да, это недалеко. Но, учитывая обстоятельства, я не могу вас туда взять.
– Вы могли бы уладить свои разногласия в ближайшее время.
Адам никогда не любил совать нос в чужие дела. Предпочитал сохранять дистанцию, особенно если это касалось человека, который ему небезразличен. Однако сейчас он не чувствовал неловкости. Кирби была очень бледна.
– Вряд ли. – Она попыталась расслабить руки. Адам задумался, насколько трудно ей далось столь простое усилие. – Мне пришло в голову, что мое имя могло бы быть Фэйрчайлд-Хиллер. Этого бы никогда не случилось.
– У галереи «Меррик» довольно внушительная репутация.
– Да. Фактически она принадлежит матери Мелани. Она вела дела пару лет назад.
– Мелани? Разве ее фамилия не Бэрджесс?
– Она была замужем за Карлайсом Бэрджессом – «Бэрджесс Энтрепрайзис». Они в разводе.
– Так она дочь Харриет Меррик… – Игроков становилось все больше. – Миссис Меррик передала управление галереей Хиллеру?
– По большей части. Вмешивается время от времени.
Адам заметил, что Кирби немного расслабилась, и сосредоточился на ее глазах. Круглые? Не совсем. Скорее, миндалевидной формы. Так же необычны, как и их хозяйка.
– Несмотря на мои чувства к Стюарту, признаю, он умелый делец. – Она коротко усмехнулась. – С тех пор как Харриет наняла его, у нее появилось время на путешествия. Только что вернулась с сафари. Я звонила ей недавно, и она сказала, что привезла ожерелье из крокодильих зубов.
– Ваши семьи довольно близки. Думаю, ваш отец заключил много контрактов при посредничестве галереи.
– Да. Там проходила его первая выставка. Тогда было положено начало его карьере и карьере Харриет. – Выпрямившись, Кирби нахмурилась. – Можно я взгляну на ваши наброски?
– Еще минуту, – пробормотал он, игнорируя ее протянутую руку.
– Я смотрю, ваши манеры ухудшаются до моего уровня, когда вам это удобно. – Она откинулась на стуле и скорчила гримасу.
– Не стоит делать так слишком долго, – посоветовал Адам. – Сами себе навредите. Когда я начну писать маслом, вы должны будете вести себя прилично, иначе я вас побью.
Кирби расслабила мышцы лица.
– Штопор! Вы бы меня не ударили. Вы имеете несчастье быть джентльменом с ног до головы.
Приподняв голову, Адам пронзил ее взглядом, пресекшим дальнейшие возражения:
– Не особенно на это рассчитывайте.
Он смотрел на нее не как джентльмен, а как человек, стремившийся любыми средствами достичь поставленной цели.
Прежде чем Кирби смогла придумать надлежащий ответ, по башне разнеслись возгласы и вопли. Она не пожелала узнать, в чем дело, лишь слегка улыбнулась.
– У меня два вопроса, – наконец произнес Адам. – Первый: что, черт подери, это было?
– Что именно «это»?
– Этот душераздирающий звук.
– Ах, это. – Усмехнувшись, она потянулась и выхватила у Адама блокнот. – Очередная папина истерика из-за того, что у него не получается скульптура, разумеется, у него она и не получится. Неужели мой нос действительно так выглядит? – Она провела по носу пальцем. – Да, наверное, так и есть. А второй вопрос?
– Почему вы всегда говорите «штопор» или еще что-нибудь странное вместо «черт» или «дьявол»?
– Это из-за сигар. Обязательно покажите эскизы папе. Он с радостью посмотрит.
– Каких сигар? – Полный решимости добиться от Кирби более подробного ответа, Адам выхватил из ее рук бумагу.
– Тех больших, противных и толстых. Раньше папа курил их вагонами. Впору было противогаз надевать. Я просила его, угрожала, даже пробовала курить сама. – Она сглотнула, предавшись невеселым воспоминаниям. – А потом нашла решение. Папа – игрок.
– И что?
– А то, что он просто не может отказаться от пари, не важно, каковы шансы на успех. – Кирби снова взяла кусок дерева, предвкушая интересную работу. – Я оказалась достаточно… скажем так… красноречива. Могу сочно ругаться на семи языках.
– Настоящее достижение.
– Иногда это может пригодиться, поверьте. Я поставила десять тысяч долларов, что протяну без ругательств дольше, чем он без сигар. Таким образом, моя речь и воздух чисты уже три месяца. – Поднявшись, она обогнула стол. – Весь персонал мне благодарен.
Она вдруг уселась к Адаму на колени, обвила руками его шею и запрокинула голову.
– Поцелуйте меня снова. Я не смогу сопротивляться.
«Таких, как она, больше нет», – подумал Адам, накрывая ее губы своими. Издав низкий стон удовольствия, Кирби расслабилась, поддавшись его мягкому требованию.
Оба в этот миг не размышляли, просто чувствовали.
Желание, накрывшее их, было стремительным и острым. Оно нарастало и поглощало их, они погружались в него. Сейчас Кирби позволила себе эту столь быстротечную роскошь, которая часто оказывалась пустой и никчемной. Она жаждала движения, жара, вихря. Риска. Ведь без них жизнь ничего не стоила. От него кружилась голова, практически лишая сознания. Если этот поток мог умчать ее, то почему бы не поддаться течению? Такого раньше никогда не случалось.
До сих пор она не осознавала, что нуждалась в таком мужчине, в его силе и твердости.
Адам почувствовал, как легкое возбуждение внезапно обернулось болью – тупой, унылой и назойливой. Но он не мог ей сопротивляться, поскольку жаждал ее. Желание всегда было простым и не причиняло мук. Разве он не знал с самого начала, что Кирби в состоянии заставить мужчину страдать? И, зная это, не мог ли он избежать последствий? Не мог. Он все же был ранен. Держа ее, мягкую и податливую, в своих руках, страдал, желая большего.
– Не могли бы вы двое подождать до конца ланча? – раздался голос Фэйрчайлда.
С тихим стоном Кирби отстранилась от Адама. Вкус его губ сохранился и будет манить ее снова и снова, как брусок дерева, лежавший у нее на столе.
– Идем, – пробормотала она и вытерла губы Адама, словно давая обещание.
Она повернулась и потерлась щекой о его щеку. Он ощутил невероятную сладость этого простого жеста.
– Адам делал эскиз, – сказала Кирби отцу.
– Да, я вижу, – фыркнул Фэйрчайлд. – Он может рисовать тебя и все, что захочет, но после ланча. Я хочу есть.
Глава 4
Еда, казалось, успокоила Фэйрчайлда. Полакомившись приготовленным на медленном огне лососем, он долго и подробно критиковал сюрреализм. Стремление выпустить на волю воображение взывало к нему так яро, что он потратил почти год на изучение этого направления. Добродушно пожав плечами, он признал, что его успехи в сюрреалистической живописи весьма скромны, впрочем, как и погружение в абстракцию.