Проблема возникает, когда мы принимаем их относительно устойчивый фасад реальности за саму реальность. Как мы уже видели, мы не имеем прямого доступа к правде и реальности. Они всегда должны быть каким-то образом опосредованы (через язык, отчёты, видеоматериалы, иллюстрации, официальные записи и т. д.). И это вовсе не препятствие, а базовое условие мышления и восприятия. Считать препятствием то, что реальность так или иначе проходит через язык, всё равно что считать препятствием зрение, потому что оно создаёт образ объекта, который воспринимает наш мозг, вместо того чтобы поместить физический объект непосредственно в наш мозг. Вопрос не в том, как обойти этап восприятия; вопрос в том, чтобы обратить внимание на процессы данного этапа: что остаётся после него, а что отсеивается.
Тогда мы начнём замечать определённые закономерности. Когда реальность фильтруется в нашем восприятии или мы пытаемся её отфильтровать для другого человека, это, как правило, происходит в форме истории. Конечно, эти истории зачастую отличаются от историй Протагора.
Расскажите мне историю
В годы после Второй мировой войны критик риторики Кеннет Бёрк выдвинул тезис о необходимости анализа историй, которые рассказывают люди, чтобы понять, как они преобразуют реальность. Он считал, что тщательный анализ риторики Гитлера, да и вообще любой риторики, мог бы предотвратить его катастрофический приход к власти. Метод анализа историй, состоящий из пяти частей (который он назвал пентада), был попыткой Бёрка изучить «основные хитрости, которые люди используют в разных формах сознательно или бессознательно, чтобы перехитрить или обмануть друг друга»[82]. Если мы сможем распознать эти истории именно как истории, считал Бёрк, нас будет не так легко перехитрить и обмануть.
Бёрк был не одинок в своём мнении. Вторая мировая война показала, насколько разрушительной может быть идеология: геноцид, лагеря смерти, тоталитаризм и угроза глобальной ядерной катастрофы. Бёрк и другие исследователи риторики середины ХХ в. надеялись уменьшить угрозу новых катастроф, применяя риторические техники для изучения языка, который когда-то привёл к их возникновению. Это движение, в которое входили Бёрк и многие другие важные мыслители ХХ в., такие как Хаим Перельман, Люси Ольбрехт-Титека, Стивен Тулмин и Ханна Арендт, стало известно как неориторика. Если старая риторика возникла как способ поиска правды, который привёл к разрушению афинской демократии, то новая риторика появилась как способ поиска правды, который, казалось, угрожал не только демократии, но и всей жизни на Земле в ХХ в.
Бёрк считал, что пентада поможет понять суть риторики и помочь людям защититься от пропаганды и сомнительных политических высказываний. Он полагал, что мы можем «смыть» пятно войны и насилия через анализ того, как язык формируется в нарратив и как нарративы мотивируют людей думать и действовать определённым образом. Изначально толчком к этому послужило процветание фашизма и тоталитаризма, но в послевоенное время стало ясно, что подобный анализ полезен не только для исследования политических идеологий, но и для понимания эффектов рекламы и других, казалось бы, неопасных форм убеждения. Задолго до эпохи интернета и влияния социальных сетей в эру квазиправды Бёрк предвидел путаницу, цинизм и манипуляции, ставшие возможными благодаря непрекращающемуся, изменяющемуся потоку информации в СМИ. Цель пентады, по замыслу Бёрка, заключалась в том, чтобы предоставить людям инструмент, способный защитить их от собственных манипуляций. Гитлер никогда не стал бы могущественным диктатором, считал Бёрк, потому что люди, разбирающиеся в тонкостях риторики, осознали бы, что он лишь придумывает свои рассказы, а не описывает реальность. Возможно, он и сам осознал бы, что попал под влияние собственного повествования, а не понимал мир таким, какой он есть.
Бёрк считал свою пентаду в буквальном смысле грамматикой, поскольку она представляла собой набор терминов (метаязык), которые определяли конкретные ходы в языке, раскрывали, как работает история. Подобно тому как понятия «существительное», «глагол», «прилагательное» и т. д. относятся к частям речи, которые можно определить в предложении, так и пять терминов пентады (действие, сцена, деятель, средства и цель) соответствуют конкретным словам, которые люди используют в историях. Бёрк считал, что его грамматика поможет раскрыть мотивы, которые скрываются под поверхностью языка. Когда эти мотивы будут открыты свету, общество станет менее восприимчивым к соблазнам и силе историй, которые их передают. Разбирая историю, анализируя и критикуя её, мы, естественно, можем отстраниться от неё, получить определённую дистанцию. Это позволит нам рассмотреть другие точки зрения, заметить, какие идеи кажутся нам ближе, задаться вопросами, почему и как язык повествования показывает реальность только с определённых сторон и что побуждает говорящего подавать её тем или иным способом.
Бёрк настаивал на том, что не существует языка, который в конечном счёте не был бы направлен на убеждение: «Там, где есть убеждение, есть риторика. А где есть смысл, там есть и убеждение»[83]. Повествование делает это убеждение возможным. Люди склонны организовывать свою речь в истории, содержащие персонажей, которые совершают действия в рамках определённой сцены. В них есть протагонисты и антагонисты, сюжеты и конфликты, развязки и разрешения. Как мы увидим, такие истории не столько сообщают о реальности, сколько конструируют представление о ней, помещая перед ней фильтр. Когда мы стараемся создать представление о реальности, мы так или иначе прибегаем к убеждению. Так устроен язык. Он драматичен (или, как сказал Бёрк, драматизирован). Язык всегда активно участвует в формировании нашего восприятия мира.
Мы можем понять силу языка, если разложим повествование на составные части: действие, сцена, персонажи (деятели по Бёрку), реквизит (средства по Бёрку) и цель. Увидев эти элементы, мы сможем обнаружить, как история пытается повлиять на свою аудиторию и какого рода воздействия она добивается.
Я знаю женщину, которая выросла в семье с властным и жестоким отцом. Несколько лет назад у неё случился нервный срыв, и её отец использовал его как предлог получить юридический контроль над её жизнью. Он завладел её финансами и платил себе щедрую зарплату с её банковского счета. Затем он начал диктовать, с кем она может видеться и как проводить время. Пятнадцать лет она провела как узница в собственном доме. В конце концов она обратилась в суд и вырвалась из этой ужасной ситуации.
Вы уже, наверное, догадались, что я говорю о Бритни Спирс[84]. Она – центральная фигура бурных внутрисемейных конфликтов, и ей приходится принимать правовые меры, чтобы освободиться от контроля своего жестокого отца. Надеемся, что она вырвется на свободу.
Я знаю женщину, которая с раннего возраста боролась с психическими расстройствами и наркоманией. С годами её состояние настолько ухудшилось, что она не могла заботиться ни о себе, ни о своих детях. Её пришлось поместить в психиатрическую клинику, и её отец взял на себя заботу о ней. К счастью, благодаря его заботе её жизнь стала более безопасной и вернулась в нормальное русло, она воссоединилась со своими детьми.
Мы всё ещё говорим о Бритни. Она всё та же центральная фигура внутрисемейных конфликтов, но поддержка отца помогает ей преодолевать свои психические и эмоциональные трудности. Мы верим, что она сохранит своё здоровье и не перечеркнёт всё хорошее, что привнёс в её жизнь отец.
Большинство людей могут «расслабиться» после того, как их дети выросли, но только не этот бедняга. Его космически талантливая дочь ещё в детстве оказалась на вершине славы. Естественно, этот опыт тяжело отразился на её психике. У неё случился ряд нервных срывов, после которых она уже не могла заботиться о себе самостоятельно. Это разбило сердце её отцу. Он посвятил бо́льшую часть своей жизни заботе о дочери. Сохранение здоровья и обеспечение безопасности дочери занимали всё его время на протяжении почти четырёх десятилетий. И вот теперь, после всего, что он для неё сделал, она обвиняет его в жестокости и злоупотреблении. Дай Бог ему здоровья!
Теперь вы болеете за «безымянного героя» – отца Бритни. (Без сомнения, именно так он и рассказал бы эту историю!) Он просто хороший парень, который пытается помочь своей дочери и который принёс свою жизнь в жертву ради неё.
Как видно из этого примера, одну и ту же историю можно рассказать по-разному, при этом элементы драмы тоже будут меняться с каждым новым пересказом. В зависимости от того, кто рассказывает, как утверждал Протагор, любая точка зрения может быть правдивой. Слова облегчают восприятие нестабильного мира, создают иллюзию постоянства, делают это восприятие возможным, ограничивая его лишь определёнными вещами.
Хотя истории должны описывать реальность, они делают это так, что представляют противоположные версии одной и той же реальности. То есть слова создают фильтр, который отсеивает определённые аспекты реальности, делая их невидимыми для нас и в то же время делая другие аспекты более заметными. Если мы думаем о Бритни как о главной героине, её отец становится элементом сюжета; а если мы думаем о её отце как о главном герое, Бритни становится элементом сюжета. Ни одна история не может дать нам картину целиком; она лишь отбирает определённые элементы, которые направляют наше внимание. Как говорил Бёрк, любые слова будут одновременно и «отражением реальности… [и] ограничением реальности; и в этой степени они представляются также кривым зеркалом реальности»[85].
Божественное слово «Fмерика»
Утром 30 июня 2009 г. женщина средних лет, назовём её Кассандра, надела свою любимую красную футболку, заколола темно-русые волосы заколкой-крабиком, положила в сумочку файл со свидетельством о рождении и миниатюрным американским флагом и пошла в местный центр дл