[115]. Красивый, молодой, богатый, атлетически сложенный, умный, происходивший не из одной, а из двух знаменитых афинских семей, он был тем, кем хотел бы быть каждый, и поэтому ему завидовали так же сильно, как и восхищались им. (За исключением Сократа, который не столько хотел быть Алкивиадом, сколько хотел лечь с ним в постель.) Даже афиняне, испытывающие ненависть к Алкивиаду, признавали, что в лучшие его годы ему не было равных. И несмотря на свои широко известные недостатки, он мог быть очень убедительным.
Алкивиад был хорошим учеником. Будучи последователем Горгия, а возможно, и Протагора, он извлёк всю пользу из баснословно дорогих уроков мастеров. Возможно, активнее, чем любой другой афинянин своего времени, он скупал то, что продавали софисты. Вкратце суть послания Алкивиада сводилась к следующему: то, что хорошо для него лично, выгодно Афинам в целом.
Мы уже писали, что политика в Древних Афинах отличалась от современной. Поскольку политических партий не существовало, позиции людей по разным вопросам не были предопределены их идеологической ориентацией, что приводило к определённой непредсказуемости политической жизни. Любой гражданин мог использовать риторику, чтобы убедить других в правильности того или иного плана действий, но с каждой новой инициативой ему приходилось завоёвывать поддержку публики заново. Когда речь заходила о войне, даже опытному полководцу приходилось проделывать тяжёлую работу, чтобы убедить сограждан в превосходстве его позиции и плана над планами соперников. Это также означало, что юнец вроде Алкивиада мог «выдернуть ковёр» из-под ног более опытного государственного деятеля с помощью силы слов.
С самого начала войны некоторые опытные мужи города умоляли Афины проявить осторожность и терпение, прислушаться к голосу разума. Такие предостережения приписывают давнему и закалённому в боях афинскому полководцу Периклу: «Действительно, он предсказывал афинянам победу, если они не вступят в бой, а будут укреплять свое морское могущество и во время войны не станут расширять свои территории, подвергая опасности родной город. Афиняне же поступили наоборот; и в делах, которые не имели отношения к войне, они вели политику, определявшуюся честолюбием и алчностью отдельных граждан во вред городу и союзникам»[116].
Перикл всеми силами пытался убедить Афины мыслить сообща и проявлять осторожность. Для Перикла общество в целом было более важным, чем интересы отдельного гражданина. Он говорил:
Стремление к национальному величию принесёт больше пользы, чем благополучие нескольких лиц. Как бы хорошо ни шли дела отдельного гражданина, он все равно погибнет с гибелью родины, а неудачливый в счастливом городе гораздо скорее поправится. Итак, если город может поправить бедствия отдельных граждан, а каждый отдельный гражданин, напротив, не в состоянии предотвратить несчастье города, то будем же вместе защищать родину[117].
К осторожности призывал и полководец Никий. Он предостерегал граждан от слов тех, кто, подобно Алкивиаду, предпочитал решения, принятые на основе личных интересов, коллективной ответственности. Никий призывал афинян не доверять Алкивиаду, пытаясь убедить их, что он преследует собственную выгоду, а не общее благо:
И если кто после избрания командующим советует выступить в поход, имея в виду только личные выгоды, – особенно если он для этой должности слишком молод и желает лишь вызвать всеобщее восхищение своими шикарными конюшнями, – то не позволяйте ему прославиться ценой благополучия нашего города. Люди такого склада не только расточают своё богатство, но и опасны для государства[118].
Никий, как и Перикл, отстаивал традиционную точку зрения: существует важнейшее и фундаментальное различие между тем, что выгодно отдельному человеку, и тем, что полезно для всего коллектива. Выживание Афин зависело от умения различать эту разницу.
Обучившись у софистов, Алкивиад перевернул это традиционное мнение и, как софист, сделал слабые аргументы более сильными. В своих речах он ставил собственные желания выше всего, даже Афин. Он оправдывал своё тщеславие, утверждая, что в конечном счёте его желания были на благо Афин. Алкивиад уверял, что исполнение его желаний было благом для всех, потому что коллектив – это совокупность отдельных индивидов:
Я известен славными поступками моих предков и моими подвигами, которые принесли пользу Отечеству. Например, моё великолепное выступление на Олимпийских играх продемонстрировало другим грекам нашу мощь, хотя прежде они считали, что война нас истощила. Я соревновался в колесничих гонках семь раз (чего не делал ни один человек до меня) и одержал победу, получив первую, вторую и четвертую награды. И держался я достойно моих побед.
Здесь я прерву Алкивиада. Вероятно, вам будет интересно узнать, что Алкивиад, скорее всего, имел в виду свою характерную манеру одеваться: он носил длинный плащ и мягкие сандалии. А также, возможно, его манеру речи: он наклонял голову, кокетливо прохаживался взад и вперёд и произносил «р» как «л» (хотите верьте, хотите нет, но у подобного произношения есть название: ламбдаци́зм). Но вернёмся к Алкивиаду:
Подобные свершения всегда приносят почёт: они служат доказательством могущества. И когда я стяжаю себе славу, устраивая драматические представления и выполняя другие общественные обязанности здесь, в Афинах, это, естественно, вызывает зависть сограждан, зато в глазах иноземцев такая щедрость является свидетельством мощи. Нельзя считать пустым безрассудством расточительность того, чьи затраты полезны не только ему, но и городу.
Он не останавливается на этом. Для Афин хорошо не только, когда Алкивиад побеждает, но и когда он ведёт себя как засранец:
Совершенно справедливо, что победитель, подобный мне, не относится к проигравшим как к равным себе, поскольку проигравший не должен ожидать, что кто-то обязан разделять его участь. Подобно тому как оставляют людей в несчастье, избегая общения с ними, так не следует обвинять и счастливцев за их пренебрежение к людям. Я знаю, что подобных людей, в какой-либо области выдающихся, ненавидят при жизни. Зато после их смерти иные притязают на родство с ними, а их родной город не отрекается от них, а, напротив, восхваляет как благодетелей родины[119].
Алкивиад считал, что то, что хорошо для него как победителя, хорошо для всех, даже для проигравших. Его денежная выгода, большая конюшня, подстроенные победы на Олимпийских играх и всеобщая известность в конечном счете были выгодны Афинам, поскольку они создавали впечатление могущества и силы. Проигравшие приносят позор только себе. Победители, подобные ему, приносят пользу всем. Те мои поступки, которые заслуживают осуждения, на самом деле достойны похвалы; то, что лучше для меня, на самом деле лучше для тебя; когда я веду себя как засранец, я на самом деле веду себя подобающе.
Диаметрально противоположной точкой зрения была идея о том, что благосостояние общества важнее благосостояния отдельного человека по той причине, что хотя благосостояние общества может обеспечить благосостояние отдельного человека, обратное не является верным. Именно это Никий подразумевал под «общественным доверием». Например, правильно платить за то, что ты должен. Возможно, лично вам невыгодно терять эти деньги, но так сохраняется общественное доверие, поскольку отказ отдавать долги ослабляет коллективное влияние и подрывает веру в надёжность общества, в то время как погашение долга делает обратное. Также полезно проявлять храбрость в бою, даже если вы, как отдельная личность, подвергаетесь опасности. Хотя вы сами можете пострадать, только так можно защитить общую безопасность.
Храбрость на поле боя сохраняет общественное доверие и ставит его над собственными интересами. Следует практиковать самодисциплину и самоограничение, даже если это означает, что вы не получите всего, чего хотите. Возможно, вы сдерживаете свои аппетиты, но это делается для того, чтобы жизненно важные ресурсы не истощались и могли поддерживать множество жизней, а не только одну. Эти общественные добродетели, которые сопряжены с определёнными индивидуальными издержками, в итоге несут пользу множеству и, как следствие, каждому человеку, составляющему это множество. Таков был фундаментальный демократический принцип в Афинах. Без него демократия не смогла бы развиваться. Приоритет общего блага над индивидуальной выгодой был стержнем афинской демократии и основополагающим отличием ото всех предшествующих ей форм наследственной политической организации.
Название журнала: «Олигархия сегодня». Выпуск от мая 432 г. до н. э. Название статьи: «Почему каждый хочет стать новым Алкивиадом». Также в этом номере: «Новая спартанская диета и модные фасоны тог этого сезона»
Но Алкивиад узнал от софистов, что любую мудрость, какой бы абсолютной она ни была и каким бы трудом ни была найдена, можно перевернуть с ног на голову. И в дебатах о разумности сицилийской кампании победила не демократическая добродетель, а индивидуалистическая риторика Алкивиада. Афиняне доверились самовосхвалению Алкивиада, считая, что если он победит, все они разделят его выигрыш. И они пошли ва-банк. «Ни одно эллинское государство никогда ещё до того времени не снаряжало столь дорогостоящий и великолепный флот. <…> Никогда ещё афинянам не приходилось посылать столь огромный флот в столь дальнее плавание с надеждой на усиление своей мощи»[120]. Вы уже знаете, что эти надежды потерпели крах. Афины поставили на сицилийскую кампанию всё – и всё потеряли.