Другой родитель возразил:
– Нет! Расизм не относится к отдельному человеку, он связан с более крупными структурами и социальными силами. Он процветает в Америке. Но это не значит, что мы не можем бороться с ним. Никто из присутствующих здесь не имеет к этому никакого отношения, поэтому никто не упрекает вас. Так случилось. И наши дети должны знать правду. Не воспринимайте это как личный выпад в ваш адрес.
– Но вы только что сказали, что расизм процветает в Америке! Значит, вы назвали меня расистом, а мы не хотим, чтобы нас называли расистами из-за нашей расы. Мы – люди. Мы – личности. Мы не принадлежим к какой-либо группе. Мы такие, какие мы есть. Оценивайте меня по тому, кто я есть, а не по тому, кем были мои родители, не по моей расе, образованию, росту или цвету глаз. Тот факт, что я белый, не делает меня расистом!
– Как я уже сказал, дело не в вас лично. Дело в более глубинных причинах. Речь идёт об истории, например о том, что редлайнинг[124]привёл к последствиям, которые сохраняются и в наши дни. В Ньютауне, где проживают преимущественно афроамериканцы, находится несоразмерно большее количество школ, получающих государственное финансовое обеспечение как школы, в которых учатся в основном дети из малообеспеченных семей, чем в любой другой части округа. Проблемы этих школ, связанные с учебной программой, оборудованием, преподавателями и пр., вызваны вопросами финансирования. Финансирование школ зависит от налогов на недвижимость, поэтому если вы не живёте в богатом районе, у ваших детей нет возможности ходить в хорошую школу. Эта проблема существует и сегодня. Эти глобальные, исторические и комплексные причины сплели паутину, из которой невозможно выбраться. Это не зависит от нас.
– Ваше рассуждение о влиянии глобальных структур звучит как государственное регулирование, которое так любят либералы. Либералы понахватаются непонятных политических теорий и пытаются сделать их массовыми, разделяя наших детей по цвету кожи. Многие родители в этом зале никогда не согласятся, чтобы правительство контролировало наших детей. Такая тактика используется в коммунистических странах, и я точно знаю это. Вы не можете лишить моего ребёнка индивидуальности и сделать его частью коллектива! Я не позволю!
– Я не это имею в виду под структурой! Я имею в виду более крупные институциональные силы, которые мы унаследовали и не осознаём этого. Они неподвластны нам. Мы просто пытаемся рассказать о них. Их изучение не подразумевает, что белых считают хуже или расистами с рождения. Я не думаю, что это происходит в наших школах.
Когда я слышу подобные споры, то задаюсь вопросом: каким был бы мир и насколько иными были бы политические дебаты, если бы мы потратили некоторое время на обдумывание и обсуждение глубоких идеологических причин, стоящих за нашими аргументами? Что, если мы сосредоточимся не на быстром придумывании ответов, а на анализе глубоких идеологических основ этих ответов? Что, если мы перестанем повторять аргументы, которые слышим в СМИ, и начнём изучать скрытые связи между доказательствами и утверждениями, которые лежат в основе этих аргументов? Что, если мы перестанем повторять утверждения людей, которые, похоже, хотят разжечь наш гнев, ярость и подозрительность, и изучим глубже структуру этих утверждений? Что, если мы начнём спрашивать себя, почему эти люди хотят разжечь наш гнев и ярость? Почему они хотят, чтобы мы верили их утверждениям и повторяли их? Что они выигрывают?
Противопоставление индивидуальности и социальных структур – не единственный глубинный идеологический уровень этих споров. Родительские собрания, посвящённые обязательному ношению масок, вакцинации и преподаванию критической расовой теории, показали, что борьба индивидуалистов и структуралистов затрагивает более важный вопрос: «Что означает быть американцем?» Ещё глубже лежит система взглядов на саму Америку: какой она была, какая она сейчас и какой она должна быть. Америка защищает права отдельного человека? Или права множества?
Противники критической расовой теории убеждены, что Америка – страна свободных индивидуальностей. Как сказал один из родителей:
– Мы свободные американцы. У нас есть первая поправка. Это не просто набор слов. Это значит, что я могу говорить то, что у меня на уме. Это свободная демократия. Американская демократия – это моё личное право говорить то, что я думаю.
Есть те, кто считает, что Америка – это нечто иное. Это все мы, и для выживания нашей демократической республики необходима сильная система государственных школ. Другими словами, важно не только говорить, что думаешь, но уметь мыслить и стараться полноценно участвовать в общественной жизни. В противном случае мы просто будем извергать необоснованные мнения, которые где-то подцепили. Для этого необходимо признать некоторые неудобные реалии:
– Нравится это людям или нет, но такова наша история. Наша страна с самого начала была основана на расизме. Когда в Америку приезжали новые поселенцы, они привозили с собой рабов. Потребовалось более века, прежде чем чернокожие смогли голосовать и у них появились другие права. Это лишь немногие примеры, но они нужны для понимания важности критической расовой теории и того, почему её необходимо преподавать в школах.
– Вы несправедливы к Америке! Мы единственная страна в мире, которая всегда старается поступать правильно. В нашей стране все равны. Равенство гарантирует возможности. То есть все мы получили равные возможности при рождении. И это факт. Единственная справедливость заключается в том, чтобы то, чего я добился как личность, было моим, а то, чего добился другой человек как личность, было его. Справедливость есть справедливость. Всё сводится к нашим правам. Мне просто нужно, чтобы мы достигли согласия относительно основополагающих американских принципов. И один из них – индивидуальные свободы.
И так далее и тому подобное. Мы готовы идти в бой и спорить о том, следует ли, например, преподавать в школах критическую расовую теорию, не задумываясь о более глубокой идеологической подоплёке, стоящей за нашими разногласиями. Мы возмущены поверхностными проблемами и даже не задумываемся о том, что есть более значимые социальные и политические причины несправедливости, которые неподвластны нашей личной воле и намерениям. Мы не хотим подвергать сомнению наши основные убеждения о том, как устроен мир, и не стремимся по-настоящему разобраться, является ли свобода воли, автономия и индивидуализм сутью понятия «быть американцем» или благо и потребности многих играют большее значение. Кто мы? Единое из многих или множество из единиц?
В языке наших споров о расе скрываются различные идеи о силе личности. А за различными идеями о силе личности скрываются расхождения в идеях о том, что такое Америка.
Американская идеология
Что я имею в виду под американской идеологией? Это выражение кажется странным, потому что Америка не идеология, это реальное место. Это страна. Она не абстрактная и не принадлежит миру идей.
Ответ на мой вопрос зависит от того, кому вы его зададите. Для одних Америка – это физическое место, населённое реальными людьми. Для других (например, для Кассандры из главы 3) это скорее идеализированная абстракция. Для третьих оба варианта сразу. Хотя Америка (как Великобритания, Нидерланды и т. д.) это название определённого места, обратите внимание на то, как оно используется в риторике: довольно часто оно не относится ни к реальному месту, ни к гражданам, живущим там сегодня. Вместо этого, когда люди говорят: «Америка» (или Великобритания, Нидерланды и т. д.), они часто подразумевают определённый набор абстрактных обязательств, ценностей и исторически сложившихся убеждений, которые вместе составляют суть выражения «быть американцем» (или британцем, нидерландцем и т. д.). Американская идеология побуждает нас вести себя определённым образом, который мы считаем американским, и не вести себя иным образом, который воспринимается как неамериканский. Хотите верьте, хотите нет, но американская идеология может кардинально и незаметно для нас меняться, причём не всегда в соответствии с утверждённым политическим курсом.
Мы также редко осознаём, что американская идеология скрывается в наших политических разногласиях. Подобно родителям на собраниях школьного совета, мы используем слово «Америка», не обращая внимания на его идеологическое содержание. Мы даже вряд ли зададимся вопросом, что люди или мы сами имеем в виду, когда говорим: «Америка». И маловероятно, что мы ответим на этот вопрос, поскольку полагаем, что он так же очевиден, как постулаты, открывающие Декларацию независимости США.
Это справедливо не только для «Америки», но и для всех идеологических слов. Вокруг идеологических слов и их определений никогда не ведутся споры. Хотя политический лексикон описывает – часто одним словом, например консервативный или либеральный, – идеологическую ориентацию в целом, установки и принципы, лежащие в основе такой идеологической ориентации, никогда не получают внятного объяснения или определения. Мы считаем подобные слова «техническими терминами», отражающими сложившиеся школы мышления, интеллектуальную или политическую традицию или историю страны. На самом деле идеологические слова, такие как консервативный или либеральный, правый или прогрессивный, республиканец или демократ, не имеют однозначного и понятного значения, хотя мы этого и не осознаём. Мы редко задумываемся о смысле, который скрывается за абстрактным политическим лексиконом, включая то, как этот смысл меняется с течением времени. Нам кажется очевидным и понятным, что такое «Америка». Мы считаем, что её значение неизменно, как и её географические границы. Поэтому мы не замечаем, что это слово имеет неопределённое наполнение и мы толкуем его сегодня не так, как раньше.