То есть хотя мы не даём точных определений идеологическим словам, мы безотчётно наделяем их определёнными смыслами. При этом вместо точных словарных подбираем расплывчатые определения. В то же самое время, как мы упорно держимся за свои политические взгляды, они незаметно для нас постоянно уточняются и наделяются новыми значениями. Идеологические слова, подобные слову «Америка», одновременно обладают различными значениями, даже взаимоисключающими или противоречащими друг другу. Хотя словам, относящимся к разным политическим идеологиям, не дают прямых определений, они тем не менее пассивно и автоматически усваиваются и передаются через язык, существующий вокруг них. Так утверждает критик риторики Майкл Кельвин Макги[125].
Идеологии приобретают смысл благодаря лексикону, который сопутствует им и окружают их, и языку, который мы не замечаем. Например, «Америка» словно лежит в центре паутины слов и словесных ассоциаций. Эти сопутствующие слова не являются буквальными определениями какой-либо идеологии, но тем не менее они окольными путями задают ей направление и влияют на то, как мы её понимаем. Когда мы исследуем эти паутины или ассоциации, мы обнаруживаем, что наши идеологические установки сами по себе нестабильны, даже у тех из нас, кто считает себя верным последователем какой-либо стройной и устойчивой политической идеологии. Идеология умеет прятаться – под поверхностью наших аргументов и в словах, которые мы имплицитно используем для описания наших основных взглядов.
Политические идеологии – это не термины с устоявшимися словарными определениями, а облака, которые дрейфуют в пространствах смыслов. По мере того как облака притягивают мельчайшие капли жидкой воды или кристаллы водяного льда и парят в атмосфере над землёй, их форма меняется. Они постоянно поглощают и теряют молекулы воды. Они непрерывно трансформируются и находятся в движении. Облако в каждый определённый момент – это тоже облако. И мы не сможем «зафиксировать» облако или удержать его на месте достаточно долго, чтобы раз и навсегда дать ему однозначное определение. Мы никогда не увидим всех форм, через которые оно прошло на пути к превращению в эту конкретную форму, не узнаем его молекулярной структуры и не сможем предсказать, какой будет его форма через пять минут. Всё, что мы видим, – это облако. Если проявить настойчивость, можно изучить его молекулярный состав через различные промежутки времени. Но сейчас мы сможем лишь сказать, как это облако выглядит в конкретный момент.
То же самое происходит с политическими идеологиями. Они – облака слов, которые дрейфуют по нашему социальному и политическому небу, вечно меняясь, обретая новые молекулы смысла и теряя старые. В определённый момент политическая идеология, кажется, имеет чёткие очертания, точно так же как облако иногда напоминает материальный предмет. Но если подождать достаточно долго, туфля превратится в дракона, а дракон в автомобиль.
Если мы хотим понять нашу идеологию, нам нужно проанализировать язык, который её описывает и передаёт. Изучать облако политических идеологий – это изучать молекулярную структуру слов на различных отрезках времени. Это означает обращать внимание на то, какие слова притягиваются, а какие отталкиваются. Когда вы начнёте замечать, как идеологические слова получают косвенное определение посредством конкретных словесных ассоциаций и диссоциаций, вы увидите, как они формируются и даже меняются со временем. Если вы увидите, как идеологические слова функционируют во времени, меняя свою форму, то поймёте, чем та или иная идеологическая ориентация отличается как хронологически, так и содержательно для её последователей, хотя мы склонны думать об идеологиях как о статичных и последовательных явлениях, имеющих фиксированные словарные определения.
Если вы проанализируете слова, которые родители произносили, выступая на родительском собрании округа Сарасота, то обнаружите два совершенно разных по смыслу определения «Америки». С одной стороны, «Америка» важна своей историей, частью которой являются укоренившийся расизм и историческая несправедливость: рабство, дискриминация, ущемление в гражданских правах по расовому признаку, колонизаторство, истребление коренного населения. С этой точки зрения «Америка» сейчас – это поиск правды о своей истории. Именно поэтому ассоциативные слова включают государственные школы и образование. Такая Америка также ассоциируется с тем, что она способна подняться выше этих явлений, что можно сделать только путём изучения истории и поиска истины. И главной диссоциацией будет ложь. Это одна американская идеология.
Другой взгляд на «Америку» ассоциируется с такими словами, как права, свобода, возможности и равенство. А также с Первой поправкой к Конституции, которая гарантирует свободу говорить всё, что у человека на уме. Потому что «Америка» – это прежде всего свобода личности, которая является её важнейшим основополагающим принципом. В отличие от предыдущего представления об «Америке», этот взгляд основан больше на диссоциациях, то есть на том, чем страна не является. Америка – это не группа, не коммунизм. Это не прошлое. Не разнообразие и не равенство. Не либералы, университеты или правительство.
Короче говоря, с одной точки зрения Америка – это наследие прошлого, сложная общесистемная структура. Эта Америка способна справиться с проблемами, унаследованными от предыдущих поколений, но более глобальные системные структуры не исчезают, потому что историю отменить нельзя. Целью этой Америки является изучение истории, чтобы извлечь из неё уроки. Америка станет хорошей, только если будет честно смотреть в лицо своему прошлому. С другой точки зрения в Америке каждая индивидуальность свободна от прошлого, так как прошлое – это то, что происходило с другими. Америка в целом, согласно этой точке зрения, изначально хорошая, потому что это единственная страна в мире, которая всегда и во всем старается поступать правильно. Она исключительная. Пожалуй, самое важное различие между этими двумя взглядами заключается в том, что в первом случае Америка определяется совокупностью своей истории и тем, что она унаследовала, а во втором Америка противопоставляется явлениям, которые буквально являются её частью: либералы, университеты, разнообразие и правительство. Другими словами, последний взгляд ассоциируется с меньшей половиной населения и исключает из образа Америки её отличительные черты: разнообразное население, выдающиеся университеты, демократически избранное правительство, не говоря уже о гражданах, придерживающихся более либеральных взглядов.
Эти две точки зрения отражают то, какой Америка была в определённый момент. Раньше она была другой, и в будущем она станет другой. Америка Мартина Лютера Кинга-младшего – это свобода, демократия, актуальность, проблемы черных и белых, справедливость, которым противопоставлялись равнодушие, сегрегация, дискриминация, полицейский произвол и насилие. Америка Авраама Линкольна[126] ассоциировалась со свободой личности, равенством, храбрыми людьми, независимостью и правительством, им были противопоставлены бессмысленные смерти и разрушение. Именно так работает идеология: она, как облако, постоянно находится в движении и меняется. Но когда риторика исключает из образа страны американских граждан, американское правительство, американские институты и т. д., то она создаёт абстрактный, идеологический (а не реальный) образ страны. В любом случае, когда мы обращаем внимание на слова, описывающие идеологию, мы начинаем понимать, как риторика тонко и скрытно убеждает нас верить в определённые вещи об Америке, не заявляя о них напрямую.
Как работают аргументы
Если мы носим в себе стойкие идеологические убеждения, не осознавая их в полной мере и не давая им явных определений, то как мы выясним, что они такое? Во-первых, необходимо заметить, какие ассоциации и диссоциации связаны с нашим идеологическим лексиконом; во-вторых, проанализировать идеологические убеждения, лежащие в основе наших аргументов, путём исследования их глубокой структуры. Так сказать, нужно поднять капот и посмотреть на механизм внутри.
Наша вера зачастую является побочным продуктом действия языка: мы отождествляем себя с той или иной историей, или поддаёмся влиянию определённой метафоры, или незаметно для себя позволяем идеологии затуманить наш разум, хотя я не отрицаю, что мы придумываем аргументы. Придумываем. Аргументы. Но в их основе зачастую лежит не то, что мы думаем. Мы считаем, что приводим аргументы, отстаивая или отвергая конкретную инициативу или комплекс мер, а на самом деле мы защищаем или критикуем скрытую идеологию. Мы редко осознаём, что в основе наших аргументов лежит невидимая глазу идеология, которая определяет нашу точку зрения на самые серьёзные общественные вопросы.
На заре риторики, когда Аристотель первым начал изучать, как люди формулируют аргументы, он систематизировал доступные знания о логике, более известном кузене риторики. Изучение логических аргументов началось с Аристотеля, но не закончилось на нём. Он обозначил первые фундаментальные понятия данной дисциплины. Эти понятия сегодня известны как закон тождества, закон противоречия и закон исключённого третьего (погуглите!). Он также определил два основных метода мышления: дедукцию (силлогизм, который движется от общей посылки к конкретному заключению) и индукцию (умозаключение от конкретных случаев к общему заключению). Это заложило основу для изучения логики в Средневековье, в эпоху Возрождения и до наших дней. В XX в. изучение логики совершило безумный скачок, когда немецкий математик, логик и философ Фридрих Готлоб Фреге разработал символическую, или математическую, логику, которая могла перевести любой логический аргумент в математическую форму.