Аргументы в споре об огнестрельном оружии следуют предсказуемой схеме: сторонники прав на владение огнестрельным оружием утверждают, что необходимо соблюдать вторую поправку к Конституции США[203]; их оппоненты заявляют, что следует принять законы, регулирующие, какие виды оружия могут легально продаваться гражданам в оружейных магазинах и кто может ими владеть. Обе точки зрения предлагают: либо защищать права граждан, даруемые им второй поправкой, либо принять ограничивающие законы, либо как-то сочетать эти два решения. Другими словами, обе позиции делают упор на принимаемых мерах. Даже то, как мы описываем позиции: защита либо регулирование, подразумевает акцент на мерах. Но в чём именно заключается существующая проблема? Это проблема с законодательством? С экономикой и рынком оружия? Что насчёт оружейного лобби или политических групп, которые влияют на законы? Это проблема, которая касается поведения отдельного человека? Это вопрос индивидуальных прав или коллективной свободы? Как следует определить проблему? Каково её качество? Требует ли она немедленного внимания? Можно ли отложить её, пока рассматриваются более насущные вопросы? Споры по этой проблеме похожи на перетягивание каната – «мы» против «них», «свои» против «чужих». Люди, естественно, не могут преодолеть разногласия. Но это не агонистические разногласия. Спорящие не достигли первоначального согласия, необходимого, чтобы определить, где именно их точки зрения расходятся друг с другом. Они просто снова и снова заявляют о мерах, которые, по их мнению, необходимо принять.
Спустя восемь дней после стрельбы в Паркленде телеканал CNN выдал в эфир обсуждение событий, в котором приняли участие выжившая студентка Икс Гонсалес (ранее Эмма Гонсалес) и Дана Лош, представитель Национальной стрелковой ассоциации США, объединяющей сторонников права граждан на хранение и ношение огнестрельного оружия. В очередной раз спорящие продемонстрировали тенденцию молниеносно переходить к заявлениям о необходимых мерах[204].
Во время беседы Гонсалес, которой на тот момент было всего 18 лет и которая ещё не оправилась от нападения, задала Лош заранее подготовленный вопрос. Читая с листа бумаги, Гонсалес запнулась на первых словах: «Считаете ли вы, что следует законодательно усложнить покупку полуавтоматического оружия и модификаций, делающих его автоматическим?» Другими словами, они сразу перешли к вопросу о мерах: что следует предпринять в отношении полуавтоматического оружия и его модификаций?
Одетая в элегантную белую блузку и «отшлифованная» не одним выступлением в СМИ Лош уклонилась от ответа на вопрос: «Я считаю, что этот жестокий монстр не должен был иметь никакой возможности купить огнестрельное оружие, никогда. Я думаю, что этого не должно было произойти. И это важнее всего. Он был чокнутым… Мы не поддерживаем людей, которые сошли с ума и представляют опасность для себя и для других».
Лош перевела дебаты на привычную для Национальной стрелковой ассоциации территорию, подчеркнув, что проблема не в оружии, а в людях. Не оружие убивает людей, люди убивают людей.
Лош не ответила на вопрос, и Гонсалес, почувствовавшая уверенность, перебила её: «Я прерву вас и напомню, что вопрос, собственно, звучит так: считаете ли вы, что следует законодательно усложнить покупку полуавтоматического оружия и модификаций, например скользящего приклада, делающих его автоматическим?»
Гонсалес пыталась вернуть обсуждение к мерам, которые стоит принять, но Лош не поддалась. Она снова плавно ушла от ответа, сказав: «Ну, я думаю, что Бюро алкоголя, табака, огнестрельного оружия и взрывчатых веществ сейчас занимается решением вопроса о скользящих прикладах». Желание Гонсалес обсуждать необходимые меры и отказ Лош отвечать на вопрос стали иллюстрацией того, как обычно проходят подобные дебаты. Эти двое не смогли достичь даже малой доли агонистического согласия. Такие споры никогда не достигают точки агонистического стасиса, поэтому они не бывают плодотворными. Неудивительно, что на этом этапе спор заглох и не сдвинулся с мёртвой точки.
Хотите верьте, хотите нет, но даже в таком токсичном и, казалось бы, неразрешимом вопросе, как этот, можно найти новые пути достижения стасиса. Ответы Лош показали, что их разногласия не столько касаются конкретных политических решений, сколько находятся на более поверхностном уровне и что стасис в их споре вполне достижим. Это не означает, что Икс Гонсалес и другие выжившие согласились бы с позицией Национальной стрелковой ассоциации или что ассоциация и Лош приняли бы позицию выживших. Это означает, что их разногласия могли бы быть более продуктивными, если бы они сначала пришли к некоему основополагающему согласию. Их спор мог бы быть агонистическим, а не антагонистическим.
Гонсалес спросила, должно ли государство усложнить процесс приобретения полуавтоматического оружия и его модификаций. Хотя Лош не ответила конкретно на вопрос Гонсалес (потому что её ответ был бы «нет», ведь Национальная стрелковая ассоциация не поддерживала тогда и не поддерживает сейчас подобное законодательство; поэтому она переключила внимание на Бюро алкоголя, табака, огнестрельного оружия и взрывчатых веществ), ответ Лош всё же показал, что она положительно ответила бы на вопрос: «Существует ли подобная проблема в стране?» Лош сказала: «Я думаю, что этого не должно было произойти». Поэтому вместо того, чтобы сразу переходить к требуемым законодательным мерам, лучше было бы задать вопрос, уточняющий наличие проблемы: «Согласны ли вы с тем, что в наших законах есть проблема, позволяющая такому человеку, как Николас Круз, купить огнестрельное оружие?» Из ответа Лош можно сделать вывод, что на этот вопрос она ответила бы «да». Это была бы лишь часть предварительного согласия. Гонсалес могла бы даже проявить настойчивость, спросив Лош: «Существует ли в Америке проблема массовых расстрелов в школах?» или: «Считаете ли вы, что насилие с применением огнестрельного оружия – это проблема?» Ситуация в студии в тот конкретный момент совершенно не располагала отрицательно отвечать на подобные вопросы, а сейчас проблема стала ещё серьёзнее, так как оружие всё чаще становится причиной детских смертей в Соединённых Штатах.
Иногда кажется, что вопросы, уточняющие наличие проблемы, констатируют очевидное и все знают ответ на них, так что задавать их излишне. Но именно по этой причине такие вопросы могут обладать большой риторической силой. Если ответ очевиден, можно использовать эту очевидность, чтобы выкроить кусочек агонистического согласия. Если бы Гонсалес задала вопрос, уточняющий факт проблемы, Лош, вероятно, пришлось бы согласиться с тем, что массовые расстрелы – это проблема.
Споры о владении огнестрельным оружием разгораются с новой силой после каждого случая массового расстрела. Люди умоляют о реформе законодательства. Они просят восстановить запрет на штурмовое оружие, утративший силу в 2004 г.[205] Как всегда, со временем острая реакция утихает, люди отвлекаются на другие вещи до следующего случая массовой стрельбы, и тогда процесс начинается заново. Каждый раз, когда подобные споры возобновляются, проблема вновь становится актуальной, а активисты требуют немедленных действий.
У древних риторов был термин для обозначения этого явления: kairos, или кайро́с. То есть подходящий момент или секунда, когда языковое воздействие и аргументация могут быть использованы с наибольшим эффектом. Древние риторы практиковали использование стасисных вопросов именно потому, что вопросы, которые не кажутся обязательными или эффективными, могут внезапно стать таковыми. Отрабатывая технику задавать стасисные вопросы в минуты покоя, они готовились нанести риторический удар в следующий раз во время дебатов, когда возникнет момент кайроса, то есть появится возможность активно действовать. Отработка стасисных вопросов похожа на учения на случай экстренных ситуаций: заранее готовятся аргументы, которые можно использовать при удобной возможности.
Ещё до стрельбы в Паркленде большинство людей уже были согласны с тем, что массовые расстрелы – это проблема. В 2017 г. почти 85 % населения страны, левые, леворадикальные, правые и праворадикальные, считали, что насилие с применением огнестрельного оружия является серьёзной бедой[206]. После стрельбы в Паркленде это согласие только усилилось.
Разногласия касались другого: разрешения на скрытое ношение оружия, вооружения школьных учителей, запрета на магазины повышенной ёмкости, федеральных баз данных владельцев огнестрельного оружия и т. д. Другими словами, государственного регулирования. На момент стрельбы в Паркленде примерно 91 % людей, придерживающихся левых и леворадикальных взглядов, считали насилие с применением огнестрельного оружия проблемой, что, конечно, неудивительно. Немного более удивительным является тот факт, что 75 % правых и праворадикальных граждан также разделяют эту точку зрения. Хотя сторонники второй поправки не хотят ограничений своего права на ношение огнестрельного оружия, они, тем не менее, в основном согласны с тем, что массовые расстрелы, подобные тем, что произошли в Боудуине и Луисвилле в 2023 г., в Буффало и Ювалде в 2022-м, в Атланте в 2021-м, в Милуоки в 2020-м, в Дейтоне в 2019-м, в Паркленде и Питтсбурге в 2018-м, в Лас-Вегасе в 2017-м, в Орландо в 2016-м, в Чарльстоне в 2015-м (к сожалению, это неполный список), действительно являются проблемой[207]. Вопросы о существовании проблемы как факта способствуют достижению этого согласия.
Если такое количество людей за несколько месяцев до стрельбы в Паркленде были согласны с тем, что насилие с применением огнестрельного оружия является проблемой, то сейчас процент согласных вырос. Таким образом, задавая вопрос о факте, оппоненты вроде Гонсалес и Лош могли бы прийти к согласию о том, что существует проблема в том, что кто-то типа Николаса Круза может купить оружие или что происходят массовые школьные расстрелы и насилие с применением огнестрельного оружия.